Опубликовано в журнале Октябрь, номер 12, 2010
ПУБЛИЦИСТИКА
Там, где…
Анна СЛАПИНЯ
Парижские истории
В Фонде поддержки визуальных искусств Елены Березкиной “Эра” прошла фотовыставка “Увидеть Париж… и жить!”. Дата открытия символична – Международный день защиты детей. Фотографии можно было купить, вырученные средства собирались для помощи детям с заболеваниями сердца.
Пятьдесят фотографов – пятьдесят работ. Многие были в Париже не однажды, кто-то поселился там навсегда. Париж у каждого свой. А жесткие рамки, которые были заданы участникам, – описать “свой Париж” одним “словом”, одним кадром, одной фотографией, – сделали проект стройным.
Самый старший автор родился в 1932 году, самый младший – в 1983-м. Самая ранняя фотография датируется 1964 годом, самая поздняя – 2010-м. И в первом, и во втором случае разница между первой и последней датой составляет около пятидесяти лет. Но это уже, конечно, чистая случайность.
Понятно, что работы – разного уровня. Какие-то осенью будут выставлены на аукционе Sotheby’s, другие были куплены в первый же день, иные так и остались непроданными. Главное не в этом. Каждая фотография здесь содержит определенную и хорошо понятную идею, что выгодно отличает эту выставку от многих других, на которых работы подчас столь многозначны, что плавно перетекают в область дизайна – вычленить мысль автора уже невозможно.
Владимир Лагранж в 1964 году с высоты второго-третьего этажа снимает пробку на площади Согласия (“Пробка. Площадь Конкорд”). Светит яркое солнце, череда машин тянется от ближнего плана к дальнему, у горизонта сливаясь в единую массу. Понятно, чем удивила фотографа эта картина: тогда в СССР такое увидеть было невозможно. Машины в кадре – сплошь ретро. За каждым ветровым стеклом – своя история. Вот господин, сидящий на пассажирском месте солидного авто, оперся локтем на край открытого окна, кулаком подпер щеку. Видна белая манжета и темный галстук. А рядом в открытом автомобиле на переднем сиденье трое – два парня и девушка – о чем-то увлеченно беседуют. И тут же молодой человек на мотороллере, на нем кепка и кожаный пиджак. Всех их мы давно знаем в лицо, спасибо Годару. Пройдет всего четыре года, и они окажутся по разные стороны баррикад. А площадь Согласия взорвется митингами. Но пока они все еще движутся в одном направлении, точнее, стоят в одной пробке.
Следующая точка истории – восьмидесятые. Виктория Ивлева в 1988 году снимает актрису Ольгу Абрего (“Ольга Абрего и борзая”). Героиня безудержно смеется, сидя за столиком уличного кафе. На столе два стакана с пивом, в руке еще не прикуренная сигарета. Борзая положила морду на руку хозяйки. Схваченный момент частной жизни.
1989 год. “Циркач и башня” Сергея Борисова. С первого взгляда кажется, что в кадре – бывалый рокер. Лысая голова, кожаные перчатки и какая-то драная майка, из-под которой виднеется волосатый живот. Но когда присмотришься, становится ясно: да, действительно циркач. Вполне средневековый: в трико, подпоясанном массивным ремнем, и короткой хламиде, зигзагами обрезанной по нижнему краю. Руки вытянуты вверх, все тело напряжено до предела. Наверное, выполняет очень сложный трюк. Нижний край кадра обрезает фигуру выше колен, и за рамкой, видимо, остаются какие-то тяжеленные гири или массивные цепи. Прямо из головы циркача “растет” верхушка Эйфелевой башни, на фоне которой он развлекает туристов. Если найти правильный ракурс, можно совместить средневековую площадную культуру и нынешний символ Парижа, скрепив их одним щелчком затвора.
“Про симметрию в Париже” (1990) Александра Слюсарева – действительно про симметрию. Которая в этом городе не вполне симметрична. Традиционные три плана: на первом – белый автомобиль; на втором – железный забор, мимо которого идет женщина в длинном черном пальто, здесь же растет дерево; на третьем – стройка за забором. Картинка дублируется в зеркальном развороте, расходясь в разные стороны от центральной оси. Но ось эта сдвинута на несколько сантиметров, и все начинает играть. Мир становится зыбким и подвижным. Ощущение новой Европы прорывается в отдельно взятый уголок Парижа: в этом году пала Берлинская стена, в следующем развалится Советский Союз. И стройка за железным забором обрастает символическими смыслами.
Конечно, интерпретировать увиденные фотографии можно и нужно по-своему. Смысл возникает из ощущений от объекта, резонирующих с твоим внутренним состоянием. Но возникает он неизбежно, а это и есть свидетельство “качества” в истинном смысле этого слова.
Большинство представленных работ относится к двум последним десятилетиям, ведь именно тогда за границу стали ездить активнее. Фотографии девяностых годов, пожалуй, можно разделить по двум направлениям взгляда. Кто-то с новой точки видит знаменитые достопримечательности, ставшие символами Парижа, а кто-то смотрит на людей или экспонирует события. И в том, и в другом случае есть своя чистота видения, уже не доступная сегодня, когда Париж перестал быть чем-то далеким, прекрасным и недостижимым, а любой приезжающий туда фотограф знает: то, что в этот раз не снял, снимет в следующий. В девяностые для многих это было впервые. Без гарантий возвращения.
Виктор Ахломов в 1992 году снимает “рыбьим глазом” Эйфелеву башню (“Париж начала 90-х годов”). Фотограф стоит практически у ее подножия, отчего конструкция видна в резком перспективном сокращении. “Рыбий глаз” растягивает опоры по горизонтали, тем самым решая конфликт между агрессивной вертикалью объекта и горизонтальным форматом кадра. У башни толпятся люди и ждут своих хозяев автомобили. И те и другие несоизмеримо малы по сравнению с железным гигантом. На фоне белого неба начинают играть все тонкие ребра сооружения, будто сотканные из кружева готические нервюры.
Продолжение “готической” темы – в фотографии часов Виктора Великжанина (“Часы Орсе”, 1996). Знаменитые часы сняты изнутри, на просвет. Около них толпятся люди, точнее их темные силуэты. Парень с девушкой, женщина, высокий старик с зонтом под мышкой. За стеклянными часами – Париж. Герои, рост которых равен примерно трети высоты циферблата, смотрят на город через призму времени, находясь с обратной его стороны. Глубина символических смыслов, всегда таящихся в часах и светотеневой игре, не отменяет того факта, что каждый, бывший в музее Орсе, стоял на этом самом месте и точно так же смотрел на Париж. Ведь любая фотография, сколько бы в ней ни было заложено дополнительных значений, все равно остается фиксацией конкретного момента из жизни конкретных людей.
Другой пласт работ показывает вполне реальных людей. На фотографии Александра Кузнецова “Мода. Трокадеро” (1992) модель позирует на фоне статуи сидящего обнаженного. Статуя расположена к нам спиной, так что видны только поясница, ягодицы и руки, на которые опирается фигура. Вдали размытая Эйфелева башня. Модель демонстрирует появившуюся в то время “мужскую” моду для женщин: брючный костюм, штаны на подтяжках, белая рубашка, галстук на шее. Мы вспоминаем: да, действительно, в начале девяностых именно такие модели ходили по подиуму и мелькали на экранах телевизоров. Сейчас это уже, конечно, ретро.
Серию фотографий людей на парижских улицах девяностых продолжает работа Владимира Богданова “Одинокая гармонь на Монмартре” (1994). Фотографы очень любят, когда кто-нибудь колоритный устраивается под интересной вывеской или рядом с забавной надписью. Тогда остается только взять в кадр нужный кусок пространства – и многозначность выстрелит сама. Здесь дородный гармонист наигрывает какую-то мелодию, сидя рядом с мотоциклом на фоне старых деревянных ворот. А рядом, на кирпичной стене, белой краской изображен лик святого. Своеобразная графическая “икона”, перекликающаяся с музыкантом.
Две фотографии посвящены разливам: “Наводнение на Сене” (1992) Игоря Гаврилова и “Сена. Февраль. Разлив” (1995) Льва Мелихова. В первой ракурс взят сверху, с моста. Перед нами открывается вид на реку, вышедшую из берегов и затопившую проезжую часть. Между водой и водой, по парапету набережной, идет человек в черном пальто. Ширина парапета такая, что он еле держится на нем, балансируя раскинутыми руками. Справа от героя слой воды примерно в полметра (под ним видна дорожная разметка), слева – глубже, это река. И человек, кажущийся на этой фотографии небольшим пятнышком, имеет равные шансы свалиться и в ту, и в другую сторону. Непонятно, как он попал туда, но видно, что идти ему еще и идти. Ведь практически вся набережная залита водой, и только вдали виднеется небольшой язычок суши. Вторая работа – снимок как бы с обратной стороны. Мы видим перед собой мост, и сначала кажется, что это и есть тот самый мост, с которого был сделан первый кадр. Однако, если приглядеться, это все же другое место. Человека в этом кадре нет, но вода так же покрывает набережную. Вот такие интересные диалоги получаются у фотографов, снимающих Париж.
Вообще нужно отметить, что почти все фотографии выставки – очень спокойные по духу. Это Париж для себя и Париж в себе. Здесь почти нет митингов, демонстраций или молодежных гуляний. Хотя, конечно, и этого в Париже довольно. Единственная “социальная” фотография – “Забастовка работников транспорта” (1994) Владимира Шахлевича. Его триптих сделан в стилистике репортажа. Фотограф стоит в толпе и снимает ее изнутри. В кадре – люди и лозунги.
Фотографии последнего десятилетия – самый большой блок выставки. И по подбору работ создается ощущение, что в наше время фотографы не столько интересуются известными достопримечательностями (как было в предыдущем десятилетии), сколько смотрят на людей. Чаще появляются портреты друзей и знакомых.
Сергей Чиликов снимает своего друга Эда Томсона, полулежащего на набережной под одним из мостов Сены (“Эд Томсон. Из цикла “Мои друзья в Париже””, 2002). Молодой человек, чем-то похожий на Луи Гарреля, позирует с сигаретой в руке. Через плечо висит пленочный Pentax. Вроде бы нет здесь никаких примет времени – могла быть такая фотография сделана и в восьмидесятые, и в девяностые, – но что-то неуловимое (в позе или выражении глаз) неизбежно выдает в нем человека нашего десятилетия.
Иногда портреты становятся социальными акциями. На фотографии “Леомео” (2006) Сержа Головача изображен парижский ди-джей, обнимающий любимую собаку. Это одна из работ проекта “+”, посвященного ВИЧ-положительным людям. Сделана она в технике так называемого “панорамного портрета”. Это портрет горизонтального формата, в котором соотношение сторон равно одному к двум или разница еще больше. Серж Головач, прославившийся такими портретами, пользуется для этого специальной оптикой, поэтому изображение действительно кажется чуть растянутым по горизонтали.
И раз уж речь зашла о технической стороне вопроса, то нельзя не сказать о работе, непременно обращающей на себя внимание всех посетителей. “Ева не спит” (2003) Владимира Клавихо – фотография, сделанная в технике эгломизе. Суть этого старинного способа, изобретенного еще в XIII веке, заключается в том, что на внутренней стороне стекла наносится золотой или серебряный узор. В декоративно-прикладном искусстве так обычно оформляют рамы зеркал. Владимир Клавихо начал использовать эту технику в фотографии. Как именно – зрителю не совсем понятно, но в результате получается фотография, на которой изображение частично покрыто серебряными пятнами, а вокруг – рама из стекла с золотой подложкой. “Ева не спит” – это одна из двух работ, изображающих маленькую девочку с прической и макияжем в стиле двадцатых годов. На этой фотографии “Ева” с открытыми, совершенно не детскими глазами пристально смотрит на зрителя. (В парной к ней “Ева спит” та же девочка с закрытыми глазами – на выставке ее нет).
Кто-то “ловит” случайных людей на улице. “Художник на Монмартре” (2006) Тофика Шахвердиева сидит под зонтиком рядом со своим автопортретом. На портрете он чуть моложе и чуть экзальтированнее и держит во рту сигарету. В реальности чуть старше, мудрее и с трубкой в зубах, похож на старого морского волка. Традиционный жанр “Художник со своим автопортретом”, но уж больно колоритный персонаж.
Или явно “случайный” кадр – “Частная галерея на острове Сен-Луи” (2003) Сергея Каптилкина. Друг напротив друга сидят двое: сутулая девушка в кедах, изучающая какую-то папку, и успешный лысый мужчина в вызывающих полосатых носках и с сигарой в руке. Между ними собака – единственный персонаж, смотрящий в кадр. Люди не взаимодействуют друг с другом, каждый погружен в себя.
У Александра Китаева на фотографии “У центра Жоржа Помпиду” (2006) двое сидят на земле к нам спиной и смотрят на огромное “вывернутое наизнанку” здание. У Юрия Козырева, снимающего “Крестный ход на Пасху” в 2010 году, мальчик идет рядом с православным священником, держа в руках свечу. Из темноты выхвачено только его освещенное лицо. Все остальное тонет в темноте. У Ивана Куринного девушка, бегущая по Люксембургскому саду, запечатлена в тот момент, когда она на несколько сантиметров оторвалась от земли (“Бегущая. Люксембургский сад”, 2006). Антон Козлов-Майер увидел в толпе парижского метро человека, напряженно смотрящего вдаль, в то время как все остальные дремлют или читают газету (“Парижское метро”, 2002).
Другой пласт фотографий можно отнести к разряду “объекты”. Например, дом на авеню Монтень, закрытый на реставрацию тканью, на которой изображено это же здание, но только если бы мы видели его глазами Дали. Классическая архитектура приобретает обтекаемые черты, окна оплывают огромными каплями. Поначалу кажется, что это отражение противоположного дома в кривом зеркальном стекле, и, только присмотревшись, можно увидеть сборки ткани (Алексей Мякишев “Авеню Монтень”, 2008). Или фонари “Эспланады Дефанс” (2003) Тимофея Парщикова, торчащие из водной глади на фоне закатного неба.
Закончить обзор, наверное, стоит работой Григория Ярошенко “Эйфелева башня. 7 арондисман”. На фоне главного символа Парижа стоит что-то вроде китайских ворот, оформленных стеклянными листами, на которых на разных языках написано слово “мир”. Не тот “мир”, который “world”, а тот, который “peace”. Почти хипповское послание, снятое в 2009 году.
Париж на этой выставке без забастовок и митингов, без клошаров и полиции, хотя многие авторы являются профессиональными журналистами, а некоторые работали в горячих точках. Спокойный и умиротворенный Париж. И, наверное, по-своему родной каждому, кто хоть раз был здесь.
Остается добавить, что в рамках выставки прошло несколько культурных мероприятий. Поэтический вечер “Париж и лучшие стихи”, в котором принимали участие Евгений Бунимович, Федор Сваровский, Елена Фанайлова, Николай Звягинцев, Валерий Нугатов, Дмитрий Кузьмин и Кристина Зейтунян-Белоус. Мастер-класс куратора выставки фотографа Александра Тягны-Рядно “Париж и другие города земли”. Музыкально-вокальный перформанс Павла и Эльвиры Жагун. Творческая встреча с фотографом и кинорежиссером Тофиком Шахвердиевым. Но каждое из этих событий – это уже отдельная история.
∙