Опубликовано в журнале Октябрь, номер 11, 2010
Захар ПРИЛЕПИН
Русские пираты
на французской суше
На книжном фестивале в Сен-Мало почетным гостем выступала Россия. Но устроители фестиваля сделали акцент и на литературе Гаити. Что было совершенно естественным, так как в начале года этот остров, бывшая колония Франции, жестоко пострадал от землетрясения. Невольно получился концептуальный подбор…
Всю дорогу с любезным сердцу моему литератором Павлом Басинским мы говорили о русской судьбе, русском пути и русской хтони. Мы бы поговорили и о гаитском пути, но ничего не знали о нем. Подозреваю, впрочем, что у наших путей в последнее время все больше и больше общего.
Первыми, кого я встретил на французской земле, были мой французский издатель Мишель Парфенов и русский тележурналист Леонид Парфенов.
Еще не отошедший от разговора с Басинским, я поздоровался с Мишелем и назвал его Леонид, а потом с Леонидом, назвав его Мишель.
На что Парфенов, который тележурналист, ответил:
– Здравствуйте, Захар Прилепин, меня зовут Леонид Парфенов.
Я не придал должного значения произнесенной им фразе, но некоторое время думал о скрытом смысле парадокса: как же Мишеля могут звать Леонид?
Когда долго разговариваешь о русской судьбе, и не такое, думаю, бывает.
Не знаю, как там с писателями из Гаити, но русскую делегацию встречали по-царски.
После очень ненавязчивой официальной части нас позвали к столу – и, боже мой, какое роскошество мы там увидели!
Несколько раз наученный горьким опытом в родной стране, когда фуршет завершается едва начавшись, я сразу запасся тремя порциями устриц и бутылкой шампанского. И не скажу, что многие из моих соотечественников не поступили так же. Велико же было наше удивление, когда спустя час нашего пиршества дорогим гостям вынесли еще центнер устриц и несколько сотен бутылок разнообразного алкоголя.
В возвышенном состоянии духа я лег спать уже в восемь вечера и, проснувшись после положенных восьми часов сна, то есть в четыре утра, отправился на прогулку.
Рассказывают, что в прошлом Сен-Мало был пристанищем пиратов, – мне показалось, что ночь наиболее удобное время, чтоб отладить контакт с их духами.
Улицы были почти пусты, мне встретились две или три не очень пьяные и не очень шумные компании.
Я совершил несколько кругов по центру города, потом выбрел к набережной и, осмотревшись, отметил чрезмерную степень любопытства к моей персоне со стороны местной полиции.
Никаких запрещенных предметов я по обыкновению с собой не ношу, поэтому переживать мне было не о чем. Однако полиция вела себя так, словно у меня имелись самые весомые причины беспокоиться о своей свободе.
Меня нагнали так целенаправленно и стремительно, словно в полицейских сводках была ориентировка на безволосого русского мужчину в джинсах и толстовке, надетой на голое тело.
Все как полагается: руки на стену, обыск доскональный и даже несколько щекотный.
Они все спрашивали у меня паспорт, но документы я оставил в номере.
Полицейские поинтересовались, кто я такой, я, естественно, ответил “грейт рашен райтер”, что, впрочем, не произвело на них должного впечатления и, пожалуй, имело даже обратный эффект.
Задержавшие меня связались с кем-то по рации и стали договариваться, как я понял, на мой счет. Главный полисмен все поглядывал на меня, когда говорил в рацию.
Я воодушевленно представил, что сейчас меня, не знающего языка, посадят в камеру к местным гастарбайтерам, наркоманам и, может быть, последним пиратам.
Но меня все-таки отпустили.
На следующий день выяснилось, что пиршество, устроенное в честь нашего приезда, – это никакое не пиршество вовсе, а элементарный обед.
В итоге мы так каждый день обедали: с улитками, мидиями, крабами, креветками и какими-то неизвестными мне моллюсками, а также рыбами красного, розового и желтого цвета… ну и французские сыры ко всему этому прилагались.
После таких обедов и беседы с французскими читателями проходили как-то по-особенному.
К примеру, писатели Андрей Дмитриев и Юрий Буйда должны были рассказывать о, не поверите, загадочной русской душе – именно так была обозначена тема. Но на первой же минуте своего выступления они официально отменили загадочную русскую душу как факт.
Нам в компании с Дмитрием Липскеровым и Андреем Геласимовым досталась не очень благодарная тема Чечни – к этому вопросу французы относятся очень болезненно и по сей день уверены, что Грозный и его окрестности лежат в руинах.
На мои слова о том, что сегодняшняя Чечня живет богаче большинства регионов России, французы засвистели, зашумели и затопали.
Один почтенного возраста французский военный заявил, что Чечня для России является такой же раковой опухолью, что Алжир для Франции. “Не считаете ли вы, что как французы отделили Алжир, так и вы должны отделить Чечню?” – тактично поинтересовался он.
– Нет, – сказал я и блеснул своими познаниями в географии. – Насколько я помню, Алжир находится в Африке, а Чечня все-таки в России.
– Кавказ будет русским, – сказал Геласимов со свойственной ему прямотой.
– И радуйтесь вообще, что все это в составе России находится, – закрыл тему Липскеров, – а то оттуда к вам хлынет.
…По ночам над Сен-Мало раздавалось хриплое пение русского литератора о печальных судьбах французских пейзанок, мещан и моряков. Это Николай Александров, который проявил неожиданное знание народных французских песен, исполнял их на языке оригинала, замечательно громко и достаточно музыкально.
Николай, надо сказать, внешне вполне походит на пирата: полуседая грива и страстные глаза с легкими искрами безумия, размашистые повадки и склонность к аффектам… Натуральный морской разбойник.
Поразмыслив на эту тему, я пришел к выводу, что настоящими пиратами в тихом и упорядоченном Сен-Мало является как раз делегация русских писателей – иных претендентов нет.
Даже очаровательный, элегантный и беззлобный Митя Глуховский вполне вписывался в пиратский ансамбль, скажем, на правах толмача: его свободное владение пятью или шестью языками было тому порукой.
Дмитриев и Буйда, с их бородами, громкой речью и хорошо поставленным хриплым хохотом отлично вписывались в общий ансамбль.
С Басинского так вообще можно делать изображения пиратов для местных сувениров.
О морском офицере и, кстати, писателе Илье Бояшове даже говорить нечего.
Мысль всей бандой завладеть какой-либо яхтой понемногу начала овладевать мной – тем более что яхт этих у пристани было великое множество. Надо ж было хоть как-то оправдать столь ретивый интерес местной полиции к русским писателям.
К тому же у нас в Сен-Мало был свой человек, могущий дать наводку (посл. слово писать слитно. – Прим. автора).
Дело в том, что один из представителей российской делегации даже не приезжал в Сен-Мало, поскольку уже жил здесь в своем собственном доме. Зовут его Борис Акунин, он же Григорий Чхартишвили – всякому пособнику пиратов, как мы знаем из книг, положены два имени, а может, даже три.
Акунин вполне мог бы являться на встречи в тапочках и халате, но нет, он приходил к людям в элегантном пиджаке и рассказывал в основном о Японии. Оцените: русский писатель живет в Сен-Мало и рассказывает французским читателям и гаитянским коллегам о Стране восходящего солнца. Вот как наши люди умеют путать следы…
Чтобы вконец не потерять национальную идентичность, мы с Басинским вновь реанимировали русскую душу как факт – и в любую свободную минуту говорили о ней. Благо, что в немаленьком этом городке мы, совершая раздельные прогулки, сталкивались ежедневно, причем в самых дальних его уголках. Магнетизм русской идеи – тебя не убежать…
После этих разговоров, пресытившийся устрицами и улитками, я, скажу прямо, все более и более стремился на родину.
В конце концов русских писателей от греха подальше вывезли из Сен-Мало на отдельном поезде.
Правда, не в пломбированном.
Теперь я снова затосковал по Сен-Мало.
О, изменчивая русская натура!
∙
Захар ПРИЛЕПИН
Русские пираты
на французской суше
На книжном фестивале в Сен-Мало почетным гостем выступала Россия. Но устроители фестиваля сделали акцент и на литературе Гаити. Что было совершенно естественным, так как в начале года этот остров, бывшая колония Франции, жестоко пострадал от землетрясения. Невольно получился концептуальный подбор…
Всю дорогу с любезным сердцу моему литератором Павлом Басинским мы говорили о русской судьбе, русском пути и русской хтони. Мы бы поговорили и о гаитском пути, но ничего не знали о нем. Подозреваю, впрочем, что у наших путей в последнее время все больше и больше общего.
Первыми, кого я встретил на французской земле, были мой французский издатель Мишель Парфенов и русский тележурналист Леонид Парфенов.
Еще не отошедший от разговора с Басинским, я поздоровался с Мишелем и назвал его Леонид, а потом с Леонидом, назвав его Мишель.
На что Парфенов, который тележурналист, ответил:
– Здравствуйте, Захар Прилепин, меня зовут Леонид Парфенов.
Я не придал должного значения произнесенной им фразе, но некоторое время думал о скрытом смысле парадокса: как же Мишеля могут звать Леонид?
Когда долго разговариваешь о русской судьбе, и не такое, думаю, бывает.
Не знаю, как там с писателями из Гаити, но русскую делегацию встречали по-царски.
После очень ненавязчивой официальной части нас позвали к столу – и, боже мой, какое роскошество мы там увидели!
Несколько раз наученный горьким опытом в родной стране, когда фуршет завершается едва начавшись, я сразу запасся тремя порциями устриц и бутылкой шампанского. И не скажу, что многие из моих соотечественников не поступили так же. Велико же было наше удивление, когда спустя час нашего пиршества дорогим гостям вынесли еще центнер устриц и несколько сотен бутылок разнообразного алкоголя.
В возвышенном состоянии духа я лег спать уже в восемь вечера и, проснувшись после положенных восьми часов сна, то есть в четыре утра, отправился на прогулку.
Рассказывают, что в прошлом Сен-Мало был пристанищем пиратов, – мне показалось, что ночь наиболее удобное время, чтоб отладить контакт с их духами.
Улицы были почти пусты, мне встретились две или три не очень пьяные и не очень шумные компании.
Я совершил несколько кругов по центру города, потом выбрел к набережной и, осмотревшись, отметил чрезмерную степень любопытства к моей персоне со стороны местной полиции.
Никаких запрещенных предметов я по обыкновению с собой не ношу, поэтому переживать мне было не о чем. Однако полиция вела себя так, словно у меня имелись самые весомые причины беспокоиться о своей свободе.
Меня нагнали так целенаправленно и стремительно, словно в полицейских сводках была ориентировка на безволосого русского мужчину в джинсах и толстовке, надетой на голое тело.
Все как полагается: руки на стену, обыск доскональный и даже несколько щекотный.
Они все спрашивали у меня паспорт, но документы я оставил в номере.
Полицейские поинтересовались, кто я такой, я, естественно, ответил “грейт рашен райтер”, что, впрочем, не произвело на них должного впечатления и, пожалуй, имело даже обратный эффект.
Задержавшие меня связались с кем-то по рации и стали договариваться, как я понял, на мой счет. Главный полисмен все поглядывал на меня, когда говорил в рацию.
Я воодушевленно представил, что сейчас меня, не знающего языка, посадят в камеру к местным гастарбайтерам, наркоманам и, может быть, последним пиратам.
Но меня все-таки отпустили.
На следующий день выяснилось, что пиршество, устроенное в честь нашего приезда, – это никакое не пиршество вовсе, а элементарный обед.
В итоге мы так каждый день обедали: с улитками, мидиями, крабами, креветками и какими-то неизвестными мне моллюсками, а также рыбами красного, розового и желтого цвета… ну и французские сыры ко всему этому прилагались.
После таких обедов и беседы с французскими читателями проходили как-то по-особенному.
К примеру, писатели Андрей Дмитриев и Юрий Буйда должны были рассказывать о, не поверите, загадочной русской душе – именно так была обозначена тема. Но на первой же минуте своего выступления они официально отменили загадочную русскую душу как факт.
Нам в компании с Дмитрием Липскеровым и Андреем Геласимовым досталась не очень благодарная тема Чечни – к этому вопросу французы относятся очень болезненно и по сей день уверены, что Грозный и его окрестности лежат в руинах.
На мои слова о том, что сегодняшняя Чечня живет богаче большинства регионов России, французы засвистели, зашумели и затопали.
Один почтенного возраста французский военный заявил, что Чечня для России является такой же раковой опухолью, что Алжир для Франции. “Не считаете ли вы, что как французы отделили Алжир, так и вы должны отделить Чечню?” – тактично поинтересовался он.
– Нет, – сказал я и блеснул своими познаниями в географии. – Насколько я помню, Алжир находится в Африке, а Чечня все-таки в России.
– Кавказ будет русским, – сказал Геласимов со свойственной ему прямотой.
– И радуйтесь вообще, что все это в составе России находится, – закрыл тему Липскеров, – а то оттуда к вам хлынет.
…По ночам над Сен-Мало раздавалось хриплое пение русского литератора о печальных судьбах французских пейзанок, мещан и моряков. Это Николай Александров, который проявил неожиданное знание народных французских песен, исполнял их на языке оригинала, замечательно громко и достаточно музыкально.
Николай, надо сказать, внешне вполне походит на пирата: полуседая грива и страстные глаза с легкими искрами безумия, размашистые повадки и склонность к аффектам… Натуральный морской разбойник.
Поразмыслив на эту тему, я пришел к выводу, что настоящими пиратами в тихом и упорядоченном Сен-Мало является как раз делегация русских писателей – иных претендентов нет.
Даже очаровательный, элегантный и беззлобный Митя Глуховский вполне вписывался в пиратский ансамбль, скажем, на правах толмача: его свободное владение пятью или шестью языками было тому порукой.
Дмитриев и Буйда, с их бородами, громкой речью и хорошо поставленным хриплым хохотом отлично вписывались в общий ансамбль.
С Басинского так вообще можно делать изображения пиратов для местных сувениров.
О морском офицере и, кстати, писателе Илье Бояшове даже говорить нечего.
Мысль всей бандой завладеть какой-либо яхтой понемногу начала овладевать мной – тем более что яхт этих у пристани было великое множество. Надо ж было хоть как-то оправдать столь ретивый интерес местной полиции к русским писателям.
К тому же у нас в Сен-Мало был свой человек, могущий дать наводку (посл. слово писать слитно. – Прим. автора).
Дело в том, что один из представителей российской делегации даже не приезжал в Сен-Мало, поскольку уже жил здесь в своем собственном доме. Зовут его Борис Акунин, он же Григорий Чхартишвили – всякому пособнику пиратов, как мы знаем из книг, положены два имени, а может, даже три.
Акунин вполне мог бы являться на встречи в тапочках и халате, но нет, он приходил к людям в элегантном пиджаке и рассказывал в основном о Японии. Оцените: русский писатель живет в Сен-Мало и рассказывает французским читателям и гаитянским коллегам о Стране восходящего солнца. Вот как наши люди умеют путать следы…
Чтобы вконец не потерять национальную идентичность, мы с Басинским вновь реанимировали русскую душу как факт – и в любую свободную минуту говорили о ней. Благо, что в немаленьком этом городке мы, совершая раздельные прогулки, сталкивались ежедневно, причем в самых дальних его уголках. Магнетизм русской идеи – тебя не убежать…
После этих разговоров, пресытившийся устрицами и улитками, я, скажу прямо, все более и более стремился на родину.
В конце концов русских писателей от греха подальше вывезли из Сен-Мало на отдельном поезде.
Правда, не в пломбированном.
Теперь я снова затосковал по Сен-Мало.
О, изменчивая русская натура!
∙