Опубликовано в журнале Октябрь, номер 9, 2009
Летом 2009 года в столицу вернулась знаменитая коллекция Фаберже, принадлежащая культурному фонду “Связь времен”, – едва ли не самое крупное частное собрание, вызывающее любопытство и даже зависть в разных странах. В 2004 году, вскоре после приобретения, комплект работ, созданных в известном ювелирном доме, выставлялся в Кремле, а потом отправился путешествовать по миру. За те пять лет, что собрания не было в Москве, оно пополнилось новыми экспонатами и предстало в Музее личных коллекций во всем великолепии.
Основу частного набора произведений Фаберже составила коллекция газетного магната Малкольма Форбса, которую Виктор Вексельберг, глава культурного фонда “Связь времен”, приобрел целиком, не дождавшись официального аукциона. И факт этот трактуется каждым на свой лад. Одним любопытна сумма сделки (ее не разглашают, но, по самым скромным прикидкам, она перевалила за 100 миллионов долларов). Для других значимо благодеяние мецената – если бы не Вексельберг, коллекция Форбса была бы раздроблена. Плюс к этому, благодаря деятельности сотрудников фонда, которые разыскивали интересные экспонаты на мировых аукционах и в небольших антикварных галереях и выкупали их у частных владельцев, теперь собрание Вексельберга насчитывает около трехсот произведений. Среди значимых новинок – бонбоньерка в виде яйца, бывшая в собственности у короля Георга I, родного брата императрицы Марии Федоровны. Сейчас эта коллекция вполне сопоставима с собранием Фаберже, хранящимся в Кремле.
Ювелирное искусство – особое. Возможно, его трудно воспринимать как искусство в силу его массовости и утилитарности. А еще в этом можно косвенно обвинить революцию, которая привила нашему обществу как минимум – равнодушие, как максимум – отвращение ко всякой буржуазности. Сейчас одно из яиц находится в минералогическом музее Санкт-Петербурга. В таком контексте оно воспринимается не как произведение искусства, а скорее как любопытная компиляция редких материалов. Акцент делается на формальное содержание, а не на творческое воплощение.
Тем не менее некоторые буржуазные пережитки революция стереть не смогла. Не зря же детство многих из сегодняшних молодых прошло среди коллекций хрусталя и фарфора в бабушкиных буфетах. И количество посетителей выставки, несмотря на сезон отпусков, наглядно это доказывает.
А искусство ли то, что делал Петер Карл Фаберже? Или все-таки ремесло? Где лучшее место для его изделий – в Эрмитаже или в том самом бабушкином буфете? Правомерно ли было мешать классицизм с русским фольклором, щедро приправляя все это завитушками в стиле модерн? Наверное, на этот вопрос не решится ответить даже самый матерый искусствовед. Истина, как известно, где-то посередине. Ведь вся эта “будуарная роскошь” ценилась, покупалась и любовно взращивалась, а это нельзя не учитывать.
Чтобы не быть обвиненным в отсутствии хорошего вкуса, вполне удобно воспринимать эту выставку не с художественной, а с историко-ностальгической точки зрения.
В таком случае мир конца XIX – начала XX веков представляется очень уютным: женщины с нетерпением ждали подарочных яиц и демонстрировали свежеприобретенные украшения, мужчины хвастались друг перед другом портсигарами. К магазину Фаберже зачастую с раннего утра съезжалась знать, чтобы увидеть, что еще новенького придумал этот кудесник. Но было и другое в “славной” летописи: яйцо военного времени с подставкой из патронов, расстрел царской семьи, разорение фирмы Фаберже и его эмиграция. Сам бывший придворный ювелир, умерший в Швейцарии в бедности вскоре после революции, любил в последние годы повторять: “Нет, это не жизнь”. Потому что жизнь для него осталась там – в той стране и той эпохе.
После тотальной смены власти часть ювелирных сокровищ разъехалась по миру вместе с эмигрантами, другую (большую) часть распродало советское правительство, причем часто за бесценок из-за перенасыщенности рынка. Директор Оружейной палаты, где хранились работы мастеров Фаберже, после очередной продажи, которой он был не в силах воспрепятствовать, покончил с собой. Возможно, его жертва оказалась не напрасной – многие из потерянных изделий со временем вернулись обратно в Кремль.
Нынешнее экспонирование собрания Вексельберга в Музее личных коллекций ГМИИ им. Пушкина устроено достаточно традиционно, хотя и пробуждает некоторые вопросы. В первом, самом большом зале не представлено ни одного произведения – только информация о выставке. Скорее всего это связано с какими-то техническими ограничениями, тем не менее это пространство субъективно хочется видеть более наполненным и атмосферным. В следующем зале, самом посещаемом, нежатся в приглушенном свете императорские пасхальные яйца. Далее поток посетителей постепенно ослабевает – до каменных животных или посуды массового производства доходит далеко не каждый.
Посещая подобную выставку, неизбежно ожидаешь какой-то особенной публики, и эти ожидания частично оправдываются. Здесь можно увидеть и бизнесменов при полном параде, и расслабленных иностранцев в сандалиях на босу ногу. Отдельного внимания заслуживают пожилые дамы, которые подолгу задерживаются у витрин с украшениями и с гордостью демонстрируют друг другу кольца и браслеты от Фаберже. Постепенно начинаешь ловить себя на мысли, что о чистом созерцании здесь речи не идет, и мысленно примеряешь миниатюрный букетик под стеклом к своему лучшему выходному платью. А перед другими, менее практичными предметами – бонбоньерками, бюварами, настольными звонками – испытываешь какой-то внутренний трепет с оттенком грусти: все это было, и все это необратимо закончилось.
Несмотря на многообразие коллекции, основное внимание публики все же приковано к пасхальным яйцам. Удивительно, насколько прочно они укоренились в общемировой культурной мифологии. Ведь пасхальные подарки императорской семье, созданные художниками дома Фаберже, “засветились” в нескольких голливудских фильмах и детективных романах, породили множество легенд и подделок. Ажиотаж вокруг известных произведений ювелирного искусства, проявляющийся в самых разных странах, не вполне понятен, как не вполне ясно и стремление сильных мира сего к обладанию этими “вещицами”. Но там, где искусство безвластно, в дело вступают психология и политика. Сейчас яйца Фаберже – это демонстрация собственного статуса и политический инструмент, в пределах как государства, так и отдельно взятой личности.
Идея Карла Фаберже о художественном воплощении этого сакрального символа не была оригинальной. Первое яйцо, с золотой курочкой внутри, было вольной интерпретацией пасхального яйца начала XVIII века. Оно было изготовлено в 1885 году в подарок Марии Федоровне, супруге Александра III. Считается, что императору хотелось порадовать жену сюрпризом, который напомнил бы ей хорошо знакомое изделие из датской королевской сокровищницы. С тех пор заказ стал традиционным. Работа над очередным яйцом начиналась сразу после Пасхи и занимала весь год. Подробности держались в секрете, и на все вопросы Карл Густавович сдержанно отвечал: “Ваше величество будут довольны”. И они были довольны. А с приходом к власти Николая II Фаберже уже приходилось изготавливать по два яйца в год – для вдовствующей Марии Федоровны и для жены Александры.
Всего для царской семьи Фаберже изготовил около полусотни яиц, и в каждом из них был заключен сюрприз. Это одновременно отсылает нас и к русской традиции складывающихся матрешек, и к петровским фонтанам-шутихам. С каждым годом “сюрприз” технологически усложнялся. Яйца уже не просто раскладывались, но и заводились, раскрывались, пели, содержали внутри миниатюрную картину, украшения, портреты царской семьи или важный для этого года символ.
В чем уж точно нельзя было отказать Фаберже, так это в умении наполнить подарок дополнительными смыслами. Так, на яйцо “15-ая годовщина царствования”, которое Николай II подарил жене, помещены семь портретов членов семьи и девять важных сцен царствования, включая коронацию, открытие музеев и обретение мощей Серафима Саровского. Яйца военной поры выполнены скромно и строго. А последнее яйцо, которое Фаберже так и не смог передать императорской семье, было совсем простым – из карельской березы. Говорят, что Фаберже долго докучал Керенскому просьбами отправить посылку в Царское Село, куда была заключена большевиками семья Николая II, но просьба осталась без ответа. Сейчас это яйцо находится в одном из московских частных музеев.
Несмотря на спорные художественные достоинства изделий от Фаберже, они являются частью крайне важной для России эпохи и вызывают множество реконструкций – то ли из недр генетической памяти, то ли со страниц учебников по истории. А идея утилитарной, помпезной роскоши продолжает быть актуальна и по сей день. И тогда вопрос о статусе Фаберже снимается сам собой. Потому что умение быть созвучным эпохе и пробуждать интерес у эпох последующих – это и есть главный признак искусства.
Все эти годы коллекция Вексельберга кочевала по миру, и возникает закономерный вопрос о постоянном месте ее обитания. Вариантов несколько – Шуваловский дворец в Санкт-Петербурге, который после реставрации вполне может стать домом для этого ювелирного многообразия, или отдельный музей в Москве, переговоры о строительстве которого продолжаются. Сокровищ Вексельберга хватит на обе столицы – на прошедшей выставке было представлено меньше половины от всей коллекции, а охота за экспонатами все еще продолжается. И пусть она будет удачной, потому что в отрыве от родной почвы эти изделия – красивые, но бесполезные, а иногда и пошловатые в своей росписи игрушки.
∙