Опубликовано в журнале Октябрь, номер 8, 2009
Вот и отшумели многочисленные мероприятия, приуроченные к юбилею Николая Васильевича Гоголя: торжественные заседания, вернисажи, театральные премьеры. Правда, и в другие годы, без «круглых» дат, происходит все то же самое – произносятся доклады на конференциях, посвященных Гоголю, проходят выставки, выпускаются новые спектакли по гоголевским произведениям.
Единственным незаурядным событием, соразмерным по масштабу с великим юбилеем и достойным его по своему значению, могло бы стать создание в Москве музея Гоголя в доме 7а на Никитском бульваре вместо мемориальных комнат, существующих там с 1974 года. Идея создать полноценный литературно-мемориальный музей Гоголя, который занимал бы весь этот дом и рассказывал обо всей жизни и творчестве Гоголя, родилась более двадцати лет назад. Впервые ее высказал в 1986 году на съезде Союза писателей СССР академик Д.С. Лихачев. Однако и к юбилею идея не воплотилась в жизнь: как были мемориальные комнаты при библиотеке, так и остались. Только площадь их несколько увеличилась.
Мемориальные комнаты отражают лишь небольшую часть биографии Гоголя: здесь в качестве гостя графа А.П. Толстого писатель провел последние годы своей жизни.
С этими комнатами в общественном мнении связаны два мрачных события биографии Гоголя: сожжение второго тома «Мертвых душ» и его смерть. Этим событиям и посвящена в основном мемориальная экспозиция. Такой ограниченный подход поневоле искажает представление о великом писателе. Ведь Гоголь прославился не тем, что сжег рукопись и умер как-то особенно загадочно, а тем, что создал гениальные произведения и прожил жизнь пусть и не очень долгую, но вместившую столь много.
Жизнь Гоголя – сама по себе увлекательная история, каждый период ее – это целый мир, о чем музейными средствами можно было бы наглядно, популярно и увлекательно рассказать, увязав его биографию и творчество, опираясь на его произведения.
Скажем, в раздел экспозиции «детство Гоголя» следовало бы включить не только материалы о ранних годах жизни писателя, но и о жизни его предков, среди которых были запорожские казаки (значит, говоря о происхождении Гоголя, нельзя не вспомнить о «Тарасе Бульбе»). Здесь же были бы уместны материалы о его близких родственниках – истории жизни, быт и обычаи дома семьи Гоголей-Яновских. А значит, и – шире – о быте и обычаях тех мест, того времени; о духовной составляющей той среды, в которой жил Гоголь, – нравах и поверьях, в коих уживались отголоски языческих мифов и искренняя христианская вера. Все это составляло мир, окружавший Гоголя в начале жизни, откуда он получил первые впечатления, которые во многом определили характер и особенности личности писателя. (Чтобы лучше понять этот мир, нужно обратиться к «Вечерам на хуторе близ Диканьки» и «Миргороду».)
То же касается и юности Гоголя – годах учения в Нежине и Полтаве, и жизни Гоголя в Петербурге, и его странствий за границей. Понятно, что для полноценного рассказа обо всем этом необходим весь дом, а не те несколько мемориальных комнат, которые заняты музейной экспозицией сейчас. (Особенно если учесть, что Гоголь, разумеется, бывал не только в своих двух комнатах на первом этаже, но и в других помещениях усадьбы – в гостиной, столовой, домовой церкви.)
Отведенное же сегодня под экспозицию пространство ограничивает рассказ о Гоголе только последними годами его жизни, усугубляя печально-траурный оттенок, вообще присущий попыткам увековечения памяти Гоголя в Москве. Ведь самые заметные и известные «объекты» в этой сфере – могила Гоголя на Новодевичьем кладбище (будет также установлен и памятный знак на месте его захоронения в Даниловом монастыре), весьма популярный в народе памятник «грустному» Гоголю на Никитском бульваре, храм св. Татианы, где отпевали Гоголя, и мемориальные комнаты, в которых в центре внимания находятся смерть Гоголя и последние события его жизни.
Стоит ли удивляться, что в последние десятилетия слишком много внимания привлечено не столько к творчеству, сколько к «детективным» и загадочным моментам биографии писателя: почему сжег рукопись? не страдал ли психическим расстройством? не впал ли в летаргический сон? не похоронен ли заживо? не перевернулся ли в гробу?
Как далеко это от мыслей самого Гоголя, который призывал после его смерти не оплакивать его, не приходить в уныние, а засвидетельствовать память о нем «неколебимой твердостью в жизненном деле, бодреньем и освеженьем всех вокруг себя»[1], а в Завещании просил «ничего не связывать с оставшимся прахом» и не привлекать внимание к «гниющей персти», но в память о нем «вырасти выше духом».
Преодолеть некоторые примитивные стереотипы, сложившиеся в сознании читателей, как раз, на мой взгляд, и мог бы помочь мемориальный музей Гоголя – полноценный, рассказывающий обо всей его жизни и творчестве.
Да и что это за странное соединение в одном месте совершенно разных культурных явлений – музея (который является хранилищем художественных предметов и коллекций, а значит – своего рода произведением искусства) и библиотеки (которая является культурно-информационным учреждением)?
Такой смешанный подход мог бы быть оправдан в том случае, если б речь шла об авторе, не известном широкому кругу читателей. Но ведь не в том же случае, когда речь идет о Гоголе – писателе, о котором знают все.
Неожиданными и неуместными в недавно открытых после реконструкции мемориальных комнатах выглядят различные технические ухищрения, примененные здесь для звуковых и световых эффектов. Дело не в том, насколько искусно они выполнены. Но как они оказались в мемориальных комнатах? Почему в месте, священном для миллионов почитателей писателя, там, где он жил, творил, молился, радовался и страдал, где его посещало вдохновение, где слышались его шаги и его голос, – почему здесь установлены эти стеклянные игрушки со светомузыкой?
Соревноваться по части спецэффектов с компьютерными играми – не дело мемориального музея. Усердствуя в развлекательном оформлении, не удастся ни превзойти эти игры, ни создать настоящий мемориальный музей. Даже рассчитывая на то, что «Дом Гоголя» посетят с экскурсиями тысячи школьников, вряд ли стоило развертывать экспозицию с «игровым» уклоном, призванную поражать воображение избалованных техническими новшествами детишек.
Если и нужны в мемориальном музее технические новшества, то для того, чтобы лучше, ярче и выразительнее представить главное – свидетельства о тех событиях и людях, о которых ведется рассказ в экспозиции.
Все-таки хочется надеяться, что в дальнейшем музей Гоголя, шагнув из «комнат» во все здание, перерастет сегодняшний «игровой» период и дозреет до глубокой классической простоты музейного жанра, и тогда Гоголю будет здесь просторно, а вещи второстепенные (технические новшества и спецэффекты) – займут более скромное место.
Надежда на это существует: сегодняшний этап долгого пути к музею Гоголя ознаменован появлением на стене усадьбы Толстых доски с надписью «Дом Гоголя. Мемориальный музей» – перспектива дальнейшего развития «Дома» заложена в самом названии. Радует и то, что во время юбилейных торжеств прозвучало официальное обещание через четыре года создать такой музей.
А еще хорошо – и, главное, символично – было бы воссоздать ландшафт двора усадьбы А.П. Толстого. Когда здесь жил Гоголь, возле дома простирался вишневый сад…
∙