Фрагменты повести
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 4, 2009
Родился в 1964 году. Окончил Литературный институт им. А.М. Горького. Автор сборника прозы «Номер знакомого мерзавца», а также публикаций в журналах и альманахах «День и ночь», «Дальний Восток», «Рубеж». Лауреат премии им. Виктора Астафьева (2005). Живет во Владивостоке.
Романтики
Фрагменты повести
1
– Вот ты стихи все пишешь, а не знаешь, что все мы произошли от инопланетян, – говорил Борису Комарову его дядя.
– Знаю, – отвечал Боря.
– Нет. Не знаешь, – настаивал дядя с улыбкой, наполняя рюмку, – об этом Эрнст Мулдашев пишет. – Слово «Мулдашев» на языке у дяди дало неприличный крен. А поэт должен все знать, – продолжал дядя, – вот посмотри на меня…
Борис посмотрел.
Дядя сидел в майке и боксерских трусах с рюмкой водки в руке. Это был крепкий человек, и ему буквально до всего на свете было дело. Несколько лет назад, когда был объявлен конкурс на сочинение нового государственного гимна, дядя не преминул принять участие. Он сочинил гимн, который начинался так:
Укрепим структуру в стране силовую,
Всем органам права Великий Почет!
Кто руку в казну запускает лихую –
Того Силовая с дороги сметет.
Каждый вечер после работы дядя заводил с племянником беседы о демократии, медицине, поэзии, космосе. Он не давал Комарову уснуть, садился с рюмкой к нему на кровать и говорил, обязательно вызывая его на спор, даже если Борис во всем с ним соглашался. Так продолжалось две недели, пока Боря не вырубил дядю хорошим ударом кулака в лоб. Дядя уснул, не приходя в сознание, а племянник собрал вещи, и с тех пор начались его скитания.
Теперь он стоял в вестибюле больницы и читал листовку, которую только что прикрепил к доске объявлений какой-то человек. Он вошел с улицы, прикрепил и вышел.
«Коррекционные обои Кулешова.
Мы выпустили 18 видов обоев. Их тон подобран так, чтобы влиять на имеющуюся у человека проблему. Достаточно находиться в комнате с такими обоями 10 дней, чтобы наступил эффект. Для усиления действия обоев на них следует направить лампу. “Спальные” обои способствуют отдыху, “Столовые” налаживают процесс пищеварения. Если у вас проблемы в интимной жизни, вам следует оклеить спальню обоями “Интимными”. Существуют еще обои “Спортивные”. Они нужны тем, кто занимается спортом».
Это был вестибюль психиатрической больницы
«Место хорошее, я его для друга держал», – говорил Боре санитар Потапенко, с которым он познакомился случайно в пивном баре. Оказалось, что жить надо прямо в больнице, в комнате для младшего персонала, где стояли две кровати. Комаров поставил сумку у стены, лег поверх одеяла и закрыл глаза.
В мире есть множество вещей, часто самых простых, которые уже стихотворение, а в книгах и на поэтических вечерах – огромное множество стихов, которые вовсе не стихи. Что делает стихотворение стихотворением? И если я не поэт, то значит просто бомж и бездельник, а вернее всего, просто дурак. Пока не призовет поэта к священной жертве Аполлон, из всех детей ничтожных света, быть может, самый жалкий он…
И Комаров каждый день выяснял, кто он. Вечером или утром перечитывал написанное. И выходило, что дурак. А иногда казалось, что все-таки поэт. Но, может быть, это только кажется? Людей, на чье мнение он мог бы полностью, с доверием опереться, не было. То, что его стихи печатали, ничего не значило.
«Издавай книжку, вступай в Союз писателей!» – кричал ему после одного из недавних собраний корифей местной прозы Казнюк. Было около полуночи, и они шли по улице. У Комарова была нетвердая надежда переночевать у писателя на кухне. Казнюк развивал тему. Исчерпав аргументацию и не увидев ответного энтузиазма, Казнюк решил зайти с козырей: «Знаешь, сколько я баб перее…л благодаря этому!» И он, задрав куртку, полез себе в штаны. Борис замер. Но Мастюк достал всего лишь членское удостоверение Союза.
В другой раз, когда Комаров ночевал у старого поэта Рогалина, слушал весь вечер разговоры о том, как все теперь летит к черту и как все нужно спасать, и вот оно уже есть, средство, – и Рогалин вынес к нему рукопись своей поэмы. Борис напрягся. Идти было некуда. Автор посмотрел торжественно: «Называется “Долиблись”!».
Боря кашлянул.
Оказалось потом, что название поэмы «Даль и близь».
Все это страшно утомило, хотелось покоя и общества нормальных людей.
Потапенко беспрестанно заваривал чай кипятильником, носил Борису больничную еду. В полдень Борис помогал ему носить из кухни ведра с кашей. Больные выходили на свидание с родственниками и беседовали в коридоре, производя впечатление самых обыкновенных людей. И никто вокруг не порывался прочесть стихи или прозу. Утром Потапенко чистил снег во дворе. Говорил, я тут все должности совмещаю, кроме главврача. И Комаров помогал ему чистить снег. Брал тяжелую пешню и сбивал лед. Это было простое и приятное занятие. Потом они возвращались и пили чай с больничной запеканкой.
– Слушай, – сказал Борис как-то, – они совсем не похожи на психов.
– Конечно, не похожи. В большинстве случаев этого по человеку не видно. Возникает спорадически, например, будучи спровоцировано определенной ситуацией.
– Ужасно, наверное, быть сумасшедшим.
Потапенко сдирал зубами шкурку с колбасы. Пожал плечами.
Комаров смотрел на батарею отопления в черных пятнах затушенных окурков, на давно немытое оконное стекло с трещиной и голое дерево с черным целлофановым пакетом, трепетавшим на ветке; ветки рифмовались с ветвистой трещиной, пакет с пятнами, тусклое стекло с пасмурным небом, – поэзия была везде. И тут же меркла от малейшего прикосновения словом.
Днем он подыскивал себе работу. Без прописки не брали даже сторожем на автостоянку. Написал десяток стихотворений. Стихи он отправлял в один сибирский журнал. Гонорара ему не платили. Деньги, оставшиеся от работы в дядином автосервисе, подходили к концу. Один знакомый обещал устроить его в цех по лепке пельменей. А пока он созвонился с редактором и, объясняя свое нынешнее положение, выпросил-таки у него небольшой гонорар на правах постоянного автора. Теперь нужно было отправить стихи, чтобы их успели поставить в номер. Борис спросил Потапенко, нельзя ли как-нибудь, буквально на тридцать минут, воспользоваться компьютером. Здесь есть? Конечно. Вечером я тебе открою кабинет главврача.
К удивлению Комарова, Потапенко открыл дверь без ключа, просто сильным нажатием и резким рывком. Мастерство не пропьешь, сказал улыбаясь. Сиди хоть до утра, только не кури тут.
Андрей перепечатал по памяти все десять стихотворений. Отправил. Проверил свою почту. Потом от нечего делать просмотрел журнал использования Интернет-ресурсов за последний месяц. Улыбнулся, увидев, что кто-то выходил на сервер знакомств. Щелкнул из любопытства ссылку. Потом он увидел девушку, совершенную, как сонет Петрарки. Может быть, как целый венок сонетов. Причем на итальянском, непереведенный. Что-то нездешнее, средиземноморски-солнечное искрилось в ней. Она ведь даже не говорит по-русски! Он закурил.
Утром Потапенко завел с Борисом деликатный разговор. Оказалось, что санитар пишет стихи. Ты посмотри. Может, поможешь мне, если что, выправить, ну грамматически. Комаров не ожидал такого удара. Взял рукопись, страниц полтораста. У меня еще есть, сказал санитар и ушел.
Борис прочел написанное шариковой ручкой название: «Ту а лет».
Переворот воды
В пространстве
Дней материал
Материков
Любви и жизни
Сковородковая любовь-
ница
Это были лучшие строки, как оказалось. Дальше началось в основном про говно. Борис вспомнил слова санитара: «Так бывает и не видно, возникает спорадически». Ему стало страшно, что он столько ночей спал с этим человеком в одной комнате. Было ясно, что Потапенко самый сумасшедший тип во всей клинике.
Он вытащил из-под койки сумку, чтобы успеть собраться до прихода санитара.
Через пару недель он написал длинное стихотворение о девушке с синими глазами, которую встретил и полюбил в сумасшедшем доме. Там было что-то такое про венецианскую неземную лазурь и про Данте, который неожиданно заменил собой Петрарку ради того, чтобы придать повествованию перекличку с кругами ада, и еще много всего. Словом, достаточно для того, чтобы испортить любое стихотворение.
А еще через полгода он написал рассказ, в котором был сумасшедший санитар, больничная запеканка и тапочки, на которых краской написан номер отделения и палаты. Было там и про дядю гимнописца, и про трещины на стекле. Но не было ни слова о девушке с синими глазами. Как-то не удалось вставить…
2
Над Андреем Карелиным висело проклятие особого рода. Все его желания исполнялись. Он не сразу открыл в своей судьбе это качество. Началось с того, что он никак не мог вылечить зубы. Он боялся зубных врачей, но пересиливал страх, брал талончик и приходил первым, и оказывалось, что доктор заболел, прорвало трубу и залило этаж, медсестра по дороге потеряла ключи от кабинета. Наконец Карелин лег в кресло – пронзительно завизжала и тут же смолкла высокооборотная бормашина. Кабинет погрузился во тьму. Выключили электричество.
Потом Карелин встречался с одной девушкой, которая очень нравилась его маме. Иногда ему казалось, что маме она нравится даже больше, чем ему. Мама стала заводить с Андреем разговоры о том, что ему пора жениться. Он улыбался в ответ, но скоро это перестало помогать, в том смысле, что просто улыбка больше не устраивала ни маму, ни девушку. Андрей и Настя решили провести вместе рождественские каникулы на одной из турбаз за городом. Взяли с собой лыжи. «Я тебя научу», – ласково говорила Настя. «Хорошо», – вздохнул Андрей, стараясь по возможности, чтобы это выглядело, как вздох ответной нежности. В первый же день он на ровном месте подвернул ногу и лежал в номере с коленом, перемотанным эластичным бинтом. Смотрел телевизор. Настя, приходя с лыжных пробежек с инеем в волосах, целовала его. По возвращении в город она вдруг не позвонила ему вечером, как обычно. И на следующий день тоже. Оказалось, что во время одного из лыжных походов она познакомилась с интересным молодым человеком и теперь ничего не могла с собой поделать.
Мама Карелина сильно переживала и старалась, как могла, утешить сына. А он, оставшись один, загадочно улыбался. Кто-то могущественный блокировал в его жизни все, чему он внутренне противился.
Современному человеку трудно разобраться в том, чего он хочет на самом деле и чего на самом деле не хочет.
Андрей всегда был уверен, что он хочет встречаться с хорошей, воспитанной девушкой из культурной семьи, которая потом станет ему замечательной женой и матерью его детей, и они всегда будут находить взаимопонимание, и у них будут общие интересы и увлечения, ну и так далее, как положено.
И он с ними действительно встречался и ухаживал так благородно и порядочно, что, бывало, на втором месяце знакомства они еще ни разу не целовались. Проводив одну хорошую девушку после кино, Карелин возвращался домой и встретил в подъезде, на лестнице, своего соседа Дюжикова, который, спускаясь под руку с двумя ярко накрашенными девахами, по-приятельски кивнул ему:
– Привет, Кореец!
– Почему тебя зовут Кореец? – спросила та из них, у которой были красные волосы, когда через пару дней они случайно встретились во дворе.
– По глупости, – ответил Карелин.
Она рассмеялась громко, так, как никогда не смеялись его воспитанные девушки, и спросила:
– А ты что, еще и глупый?
«Боже, какая дура!» – подумал Карелин в восхищении.
С этой девушкой у него все случилось в первый же день. У них не было общих интересов в жизни, совместных планов и перспективы какого-то продолжения. И от этого было легко.
С этого дня Андрей стал внимательней прислушиваться к себе.
В аспирантуре на экзамене по специальности было двадцать восемь билетов, из которых Карелин не знал только один. Он подошел к столу и улыбнулся. Ему попался именно этот. Выслушав краткий ответ, экзаменатор, повертев карандаш, решил дать Карелину шанс и сказал:
– Может, возьмете другой билет?
– Нет, – сказал Карелин.
– Ну тогда – двойка.
– Хорошо.
– Желаю удачи в следующем году, – сказал доцент в некоторой растерянности.
– И вам тоже, – сказал Андрей.
Но он не стал дожидаться своей удачи целый год. Он решил вообще больше с ней не расставаться и жить каждый день так, как ему хочется.
Его маму не так потряс провал сына, как то, что он после этого сел смотреть телевизор и смеялся. Шел комедийный сериал. Карелин ел мороженое.
– Я знала, что это произойдет, – сказала мама трагически звонким голосом.
Карелин внимательно посмотрел на нее, но понял, что она «знает» совсем не то, что узнал о себе он.
– Это все твоя рыжая девица!
Карелин улыбнулся, вспомнив рыжую. Они не встречались уже полгода. И с тех пор у него было несколько других, ничем не хуже. Но в каком-то смысле мама была права, и он не хотел с ней спорить. Сейчас он встречался с девушкой из модного парикмахерского салона. У нее на теле было несколько татуировок, потому что для сотрудников салона была скидка на тату, и Андрей решил, что бросит ее, как только она сделает еще одну.
Он устроился работать на стройку монтажником. Время после работы он проводил в бильярдной «Годзилла», хотя играл еще плохо и почти всем проигрывал.
Все предстоящие события своей жизни он теперь делил на две категории. «Не хочу, но надо» – значит, не исполнится. И вторая: «хочу, но не надо» – значит, исполнится. Главное было не запутаться. Например, его хотели назначить бригадиром во вновь формируемую бригаду. Больше денег вроде бы надо, но не хотелось. И его не назначали, потому что приходило письмо из треста, где сообщалось о сокращении плана работ на следующий квартал, и, значит, новая бригада высотников была уже ни к чему.
Или, играя на бильярде с Шурой Аверьянцем, Карелин знал, что, учитывая характер Аверьянца, лучше не особенно выигрывать. И, разумеется, выигрывал пять партий подряд. Аверьянц достал бумажник – было слышно, как в конце зала кто-то положил ложечку на кофейное блюдце, – и протянул Карелину его полугодовую зарплату.
Карелин знал, что если бы ему нужны были такие деньги, то он никогда бы не выиграл.
Найти практическое применение своему дару он не мог, потому что невозможно было перехитрить самого себя, выдав желаемое за нежелаемое и наоборот. Он делал попытки играть на тотализаторе, ставя на выигрыш команд и потом искусственно желая им поражения. Но некий внутренний детектор лжи всегда раскусывал эти хитрости. Иногда ему казалось, что он окончательно не понимает, чего он хочет, а чего нет, чего не желает понарошку, а чего взаправду. Как только он начинал чего-нибудь хотеть, он тут же беспокоился, достаточно ли это «не надо», чтобы исполниться. Желание его разгоралось настолько, что «хочу» превращалось одновременно в острейшее «надо!», а это уже был провал. Как только появлялось «надо», в судьбе выбивало предохранитель. И Карелин получал шиш.
Пытаясь разобраться в самом себе, Карелин прочел несколько книжек по психологии, глубоко погрузился в понятия перцепции и апперцепции и сделался непригоден к работе монтажника из-за приступов головокружения.
Полубезумный от бесконечной рефлексии, он слонялся по улицам, порой надолго задумываясь, с какой именно стороны ему обойти этот столб или газетный киоск и что из этого выйдет.
Карелина спас задачник по высшей математике. Вспомнив о своем аспирантском образовании, он часами решал уравнения. Мир четких формул исключал всякие привходящие мотивы вроде желаний и лишних мыслей. В дополнение к этому он стал изучать латинскую грамматику и вполне поправился за какой-то месяц регулярных упражнений. Восстановился на прежней работе. И, если начинала кружиться голова, спрягал латинские глаголы.
Вечера Андрей старался проводить дома, не искушая себя азартными играми. И мама, видя на его столе книги по математике и латыни, исполнялась надеждой на исправление сына и его возвращение к академической карьере. Иногда Андрей Карелин и сам размышлял об этом, полагая, что работа над кандидатской диссертацией – это как раз то, что нужно человеку, твердо решившему отказаться от самостоятельного мышления.
Так прошло полгода. Карелин восстановился в аспирантуре и даже представил своему научному руководителю первую главу диссертации о полимерных ингибиторных соединениях.
После внезапного и быстрого весеннего дождя было приятно идти по свежим улицам между высокими старыми домами, чувствуя прохладу, когда переходишь на теневую сторону, обходя огромную, нарядно голубую лужу с купающимися голубями. Скамейки на небольшой площади посреди парка все были заняты. Где-то в аллее сверкал велосипедный руль. Андрей несколько раз прошелся от фонтана к киоску. Синеглазая девушка, которой он назначил свидание, опаздывала, но он знал, что она придет. Смотрел, как перелетают сороки с ветки на ветку. Ему хотелось, чтобы она пришла. Значит, придет, – подумал он. То есть в том случае, если это мне не нужно. И тут Карелин испугался – а надо ли ему теперь то, что ему не надо? Он вспомнил свою болезнь, и на лбу у него выступил пот. Что это все значит? Нет, не надо, внутренне взмолился он. Но было поздно. Брюнетка в белом платье уже показалась в конце аллеи, празднично шагая и ища глазами в толпе. Карелин повернулся и побежал к выходу из парка, твердя про себя: signo – signamus – signas – signatis – signat – signant[1]…
Справедливости ради следует добавить, что он обознался.
∙