Опубликовано в журнале Октябрь, номер 3, 2009
Ольга ЛОПУХОВА[1]
В ожидании Того
В ожидании Того
Современное искусство сегодня модно. Ему посвящены статьи в гламурных журналах, художники все чаще появляются на телеэкранах, а произошедший в последние два-три года бум на арт-рынке сделал современное искусство – наряду с открытием новых ресторанов и бутиков – одной из общеобязательных тем светских разговоров. И вместе с тем все чаще в разговорах удачливых и вполне устроенных деятелей современного искусства слышны нотки сожаления о «лихих девяностых», когда современное искусство было, в общем-то, мало кому нужно, когда шел тяжелый процесс его становления и институционализации.
Современное искусство стало публичной сферой культуры в России только после XVII молодежной выставки, открывшейся в Москве в декабре 1986 года. Во времена господствующего в СССР соцреализма оно существовало и развивалось, однако было доступно лишь узкому кругу его создателей и их немногочисленных друзей и знакомых. Именно «XVII молодежная», устроенная по инициативе известного социолога Д. Дондурея в сотрудничестве с молодыми художественными критиками, стала отправной точкой развития современного российского искусства (если оценивать событие с позиции порожденного им общественного резонанса). Эта выставка открыла современное российское искусство публике и миру. За нею последовали аукцион «Sotheby’s» 1988 года, довольно быстро захлебнувшаяся в мировом художественном пространстве «русская волна», после нее стали возникать первые российские галереи, частные и государственные коллекции современного искусства и тому подобное. Так что за двадцать лет, с момента выхода современного искусства «в свет», открытия его для широкой публики, сделано было немало. Однако что заставило говорить о нем не только узкий круг профессионалов, но и массовую аудиторию? Почему эту разновидность искусства часто сопровождают скандалы? И отчего именно сейчас профессионалы настроены столь пессимистично?
Прежде чем искать ответы на эти вопросы, следует определить, что же это, собственно, за феномен – современное искусство. Сам по себе не слишком удачный термин сегодня чрезвычайно размыт. В обывательском сознании он часто ассоциируется не только с изобразительным искусством, но и с нетрадиционными театральными постановками («Новая драма», синтетический театр, contemporary dance и пр.), авангардной музыкой, современной литературой (В. Сорокин, В. Пелевин, М. Елизаров и др.) и некоммерческим российским кино (К. Серебренников, И. Вырыпаев, В. Гай Германика). В таком понимании, хотя оно и в корне неверно, есть своя доля истины. Современное искусство – это прорыв стереотипов, поиск нового адекватного языка для отражения новой реальности. Языка, который сам по себе является развитием или даже разрушением предшествующих традиционных форм мироописания. «Современное искусство» – особая территория изобразительного искусства, поиски и эксперименты в визуальной области, являющие собой рефлексию художника и его ответ на актуальные проблемы окружающей действительности. В современном искусстве главное – идея, а то, какую форму (живопись, фотографию, видео или инсталляцию) выберет для выражения этой идеи художник, – вопрос вторичный, хотя тоже немаловажный. Именно поэтому самый блестящий пейзаж золотой осени, выполненный в традиционной технике, нарисованный вчера, современным искусством не является. А писсуар Марселя Дюшана или черный квадрат Малевича – прорывы сознания, господствующих форм и стереотипов (несмотря на то, что были созданы около столетия назад) – самое настоящее современное искусство или его предтеча.
Интересно, что два довольно разных, хотя и принадлежащих к одному кругу человека, известные российские кураторы и галеристы и, собственно говоря, «строители» системы современного искусства 90-х Елена Селина и Марат Гельман на вопросы о том, что нужно знать художнику, чтобы добиться успеха в современном искусстве, советуют приблизительно одно и то же.
По мнению Елены Селиной, художник должен знать и историю мирового искусства, и современное искусство, и его развитие в нашей стране. Ему необходимо разговаривать на одном языке с людьми, которые работают в актуальном искусстве (что-то можно скорректировать, но заниматься самообразованием обязан он сам). Он не должен изучать рынок (это задача галериста), однако должен изучать сферу идей. Кроме того художнику нужно уметь цельно высказываться. И, чтобы сделать что-то принципиально новое, ему следует хорошо изучить то, что было создано до него. Ведь каждый третий из тех, кто приходит в галереи, изобретает велосипед.
Марат Гельман считает, что современный художник обязан, во-первых, владеть современным визуальным языком, во-вторых, чувствовать себя в контексте истории искусства. В-третьих, ему следует стремиться стать частью сегодняшнего мирового контекста – все, что делается сейчас в арт-мире, есть система координат, в которой художник ищет свою нишу. Его искусство должно соотноситься с эпохой, уровнем технологий, состоянием общества. А в контексте собственного творчества художнику нужно гнуть свою линию, быть узнаваемым, в том числе и в коммерческом смысле, и вместе с тем не повторять себя. Если автор ориентируется в этих четырех системах, одарен и обладает творческой волей, интерес к нему в художественном сообществе гарантирован.
Если вернуться к «золотой осени», то в XIX веке она, возможно, так же была прорывом, как в свое время и сюрреалистические картины Сальвадора Дали, популярного среди интеллигентов 70-х, однако повторение всего этого сегодня не интересно и «неактуально».
На последнее определение стоит обратить особое внимание. «Словосочетания актуальное искусство, актуальный художник появились в русском языке по инициативе самих участников актуального художественного процесса. В данном случае слово "актуальный" является эквивалентом английского contemporary (до этого момента в русском языке "современный" означало одновременно и contemporary, и modern, что, согласитесь, – форменное лингвистическое безобразие)», – пишет М. Фрай в книге «Азбука современного русского искусства. Путеводитель современного искусства для неленивых и любопытных». Зона актуальности – это то, что нас окружает сегодня. Как глобальные философские, так и текущие проблемы, весточками которых становятся ежеминутные сообщения на новостных лентах, страницах газет, экранах телевизоров и мониторов. Актуальный художник переосмысливает все это в своем творчестве. Кстати сказать, проблема «красоты» – лишь одна среди многих других. Именно поэтому современное искусство вовсе не обязано быть красивым.
Поле визуального эксперимента с идеями, формами, техниками, как и все новое, что на протяжении истории человечества вызывало недоумение, споры и резкое сопротивление, естественно, не сразу становится признанным культурным достоянием. Отсюда непонимание, неприятие, с которым сталкивается современное искусство не только в России, но и в мире в целом. Хотя и адептов этой авангардной и часто достаточно веселой, аттрактивной области культуры в мире уже довольно много. Количество посетителей крупнейших международных форумов современного искусства – Венецианской биеннале, выставки «Документа» в Касселе, молодежной выставки «Манифесты» и экспозиций Музеев современного искусства (а все они чрезвычайно посещаемы) – говорит само за себя. О тотальном проникновении contemporary art в мировую практику свидетельствуют и многочисленные биеннале, которые устраивают в Сан-Паулу, Стамбуле, Лионе, Валенсии, Барселоне, Сиднее, Шанхае, Афинах, Берлине, Синопе, Тиране и пр. Две московские биеннале современного искусства (2005 и 2007 годы) и однодневный ночной фестиваль современного искусства «ДОУТРААРТ», прошедший в мае 2008 года в Москве, собрали немыслимое количество зрителей, а Центр современного искусства «ВИНЗАВОД» знают по крайней мере несколько миллионов жителей столицы. Что доказывает: в России современное искусство вызывает интерес.
Тем не менее оно остается для многих непонятным, а для кого-то порой – даже неприятным. И суть большинства претензий к нему именно в этом. Но почему? Ведь никто не обещал, что современное искусство будет «мягким и пушистым», поскольку таковой не является и окружающая нас реальность. Нарочитая жесткость и эпатажность тем современного искусства отнюдь не случайны. Именно такова та действительность, в которой мы живем. Так что перед нами самый настоящий, пресловутый реализм, иногда выраженный не совсем привычными средствами!
Для понимания contemporary art недостаточно анонсов выставок в СМИ, репортажей по телевизору, перетяжек по всей Москве. В отличие от пейзажей «золотой осени» и натюрмортов, которые повсеместно фигурируют в учебниках по родной речи и формируют вкус ребенка с раннего детства, современное искусство не является обязательной частью школьных программ. В том числе и поэтому оно не становится общепризнанным культурным достоянием. Причем не только у нас, но и в мировом пространстве. Лет пятнадцать назад на ежегодном слете американских музейщиков в техасском Форт Ворте я с удивлением узнала, что и представления большинства американцев об искусстве XX века ограничиваются Пикассо и Дали, а не Джефом Кунсом, который тогда был самым известным современным американским художником. Так чего же мы хотим от таможенников? Российских, которые не пропустили в «Шереметьево» работы «Синих носов». Или французских, которые заблокировали ввоз во Францию работы группы «ПГ» и тех же «Синих носов». А последний скандал с работами Олега Кулика на парижской ярмарке FIAC, где местная таможня сочла старые фотографии художника, документирующие перформансы с животными, пропагандой зоофилии!.. И сообщила об этом в полицию. Полиция же не нашла ничего лучше, как арестовать директора московской галереи «XL» Елену Селину и продержать ее пять часов в участке. Только вмешательство дирекции ярмарки, подробное разъяснение идеи художника, который исследует границу между человеком и животным, и упоминание о том, что работы Олега Кулика хранятся во многих частных и музейных собраниях Франции, позволило как-то разрешить очередной скандал. Я уверена в том, что никакого заранее спланированного пиар-хода в этом и подобных ему случаях не было. Инцидент, естественно, сработал на художника и галерею, добавив им популярности. Кстати, сам скандал и постоянное внимание к нему прессы не дали представителям галереи «XL» возможности нормально продавать привезенные на ярмарку работы (в числе которых были не только фото перформансов Олега Кулика). Таким образом, галерея оказалась «в минусе» по сравнению с расходами, затраченными на приезд во Францию. То есть реальный галерейный бизнес на деле пострадал.
Безграмотность, незнание, нежелание понять что-то непривычное и новое распространены повсеместно. Современное искусство, современная литература, современный театр испытывают ряд сложностей в своем существовании именно из-за этого. Мой личный опыт убеждает: иногда людям, не знакомым с современным искусством, достаточно объяснить, что имел в виду художник, делая ту или иную работу, и все проблемы исчезают. Первое, что видят люди, входящие в мою квартиру, – небольшую работу художника Юрия Альберта, потрепанный сероватый холст с надписью «Если у вас возникли вопросы по поводу этой картины, я буду рад на них ответить. ЮА.XI.86». И поверьте мне, никто не остается равнодушным: и водопроводчики, и милиционеры, и курьеры, приносящие мне пригласительные на различные выставки, первоначально с недоумением рассматривают эту работу, но после пятиминутной лекции о современном искусстве уходят довольные. А российский таможенник на железнодорожной станции Чоп в 1988 году, который среди содержимого моего чемодана нашел журнал «Искусство» с работами Кости Звездочетова, спустя месяц гордо отчитывался, что он теперь художника Звездочетова знает лично и тот недавно проезжал через его таможенный пост.
Не надо также забывать, что именно в России всегда была неразвита визуальная культура – достаточно вспомнить интерьеры большинства советских квартир (в том числе и принадлежащих интеллигенции!). Однако Россия всегда гордилась тем, что она страна читающая, литературная… Честно говоря, сегодня даже в это верится с трудом. Взять хотя бы реакцию на поезда московского метро, оформление которых нацелено на пропаганду «детского чтения», причем не только текстов, но и книжной иллюстрации. В интерьерах вагонов на несколько диковатом сиреневом фоне – отрывки из самых популярных детских книжек с красочными картинками. Не будем столь суровы к фону и картинкам, хотя это отнюдь не самые лучшие иллюстрации из тех, которые существуют в российском книгоиздании. Дело не в этом. А в том, что искусство и культура идут к зрителю, встречаются с ним в публичном пространстве. Это, разумеется, не совсем правильный «паблик арт», однако попытка представить искусство общественности сделана. Между тем взрослые, входя в вагон, равнодушно окидывают взглядом картинки и тексты, но ни в коей мере не обращают на них внимание своих детей. Дети едут, уткнувшись в мобильники, а родители с облегчением сидят рядом: не теребят – и ладно. Где уж там пробиться современному искусству, если ребенка не учат воспринимать даже эти наивные иллюстрации! А ведь знакомство с современным искусством, убеждена, следовало бы начинать с детства, тогда путь к взаимопониманию у общества и современного искусства оказался бы короче. Вероятно, включение в буквари и учебники по родной речи «Черного квадрата» Каземира Малевича, работ Ильи Кабакова и других произведений, подобных этим, повлияло бы на общее отношение. Стало бы своего рода действенным «двадцать пятым кадром». Впрочем, Министерство образования и науки вряд ли пойдет на это. Наверное, только к концу ХХI века…
Очевидно, современное искусство будет более доступно широкой публике, если привычку посещать выставки начнут прививать с детства. Ведь для суждения необходимо знание предмета. У нас же зачастую судят, не зная, и судят в основном предвзято. Современное искусство в лучших своих образцах оказывается очень сложным, поскольку за ним стоит значительная история предшествующих экспериментов, на которые и опирается художник. Чтобы по достоинству оценить искусство прошлых веков, которое принято считать классическим наследием, нужно солидное количество знаний. Современное искусство в этом смысле ничем не уступает традиционному. Вместе с тем большинство людей отказывают ему в сложности и серьезности, которые обязывали бы зрителя мыслить, основываясь на том, что многие произведения сделаны довольно быстро, за ними не стоят месяцы и годы капитального труда за мольбертом, как в классическом искусстве. Что уж тут говорить о современной фотографии или видеоарте! В числе причин непонимания современного искусства: и ограниченность российского сознания, которое за искусство привыкло почитать лишь традиционные формы и виды изобразительного искусства, и общая некомпетентность, и недостаточно сформированная общая культура восприятия искусства.
Конечно, не следует сбрасывать со счетов и то, что российское современное искусство сегодня – это довольно немногочисленное сообщество художников, рассредоточенных в географическом пространстве нашей необъятной страны. А для адекватного понимания современного искусства нужны среда и соответствующий контекст. В конце 80-х — начале 90-х всех, кто делал что-то не похожее на то, что было принято в многочисленных региональных союзах художников, по примеру трех сестер однозначно тянуло в Москву. После прокатанной по России в середине 90-х выставки Андрея Ерофеева «История в лицах» и нескольких других передвижных проектов, последовавших позже, а также создания в ряде городов России филиалов Государственного центра современного искусства (ГЦСИ), ведущих интенсивную популяризаторскую деятельность, оазисы современного искусства появились и в регионах. Здесь возникла профессиональная среда, появились активисты, готовые посвятить себя кропотливому и неблагодарному труду, фанаты, для которых это дело является жизненно важным. Но это всего восемь–десять городов по всей России. Большинство моих коллег с интересом воспримут появление новых художников из Екатеринбурга или Новосибирска и со значительно большей предвзятостью отнесутся к появлению новой арт-звезды из Иркутска или Кемерова (там среды для современного искусства пока нет). Хотя во всех правилах возможны исключения. В профессиональную среду, разумеется, входят кураторы, галеристы, коллекционеры, арт-критики, число которых соизмеримо с числом художников, а также профессиональные издания и премии. То есть пятьсот-семьсот человек в Москве, человек сто пятьдесят в Питере, несколько десятков в Екатеринбурге, еще меньше в Нижнем Новгороде, Новосибирске, Калининграде, Самаре, Красноярске и совсем немного во Владивостоке, Перми, Ижевске, Петрозаводске и на юге России[2]. Ну и, конечно, диаспора, рассеявшаяся после перестройки по странам Европы или осевшая в США. В общем, от силы тысячи две-три профессионалов, а скорее всего, и того меньше. Для сравнения: не знаю, сколько уж сейчас, но в перестроечные годы всесоюзный справочник Союза художников (без кураторов и прочего окружающего арт-сообщество народа) насчитывал около девятнадцати тысяч имен.
Интересно, что в настоящее время фиксированного и признанного всеми списка тех художников, которые «отвечают» за современное искусство России, до сих пор нет, хотя в 90-х были сделаны попытки создавать справочники типа «WHO IS WHO в современном искусстве Москвы и Санкт-Петербурга». Марат Гельман пытался с помощью ведущих искусствоведов и арт-критиков зафиксировать перечень ста российских художников, которые являются и носителями, и представителями современного искусства в России. Затея оказалась неудачной, поскольку полного консенсуса Гельману достигнуть не удалось и, помимо всего прочего, он был обвинен сообществом в тоталитаризме и политической некорректности. Издавались такие справочники на бюджеты существовавших в этих городах центров современного искусства Сороса, однако с тех пор ни одна из действующих сегодня художественных институций так и не удосужилась обновить и переиздать их заново. На самом деле подобный список можно составить, просмотрев сайты ведущих московских галерей: того же Марата Гельмана, галерей «XL», «Риджина», «Айдан» и некоторых других, и изучив ежегодно издающиеся каталоги ярмарки «Арт-Москва», анонсы порталов «Open Space», «Artinfo», «GIF», «Guelman. Ru» и статьи в разделах «выставки» в журналах «Афиша» и «Time Out». Это действительно обозримый, живой и постоянно меняющийся ряд художников, которые регулярно устраивают выставки, принимают участие в групповых и интернациональных проектах. Среди них есть подлинные международные звезды, такие как Олег Кулик, Александр Виноградов и Владимир Дубосарский, группа «АЕС+Ф», Вадим Захаров, группа «Синие носы», и есть средний эшелон – художники, имена и работы которых хорошо известны профессионалам и любителям современного искусства Москвы и Питера.
Профессия актуального художника, как и любого деятеля современной культуры – писателя, актера, музыканта, – не простой путь. Для того, чтобы тебя заметили, оценили, стали заниматься твоим продвижением, включая среди прочего в различные выставки, нужно сначала предъявить профессиональному сообществу некое свое особое, отличающееся от уже известного художественное кредо, а затем довольно много работать, все время предлагая новые проекты, и ждать, когда придет время собирать камни, то есть когда твои работы приобретут реальную стоимость и станут востребованы музеями и коллекционерами. Ожидая же, зачастую параллельно зарабатывать деньги в какой-либо смежной профессии – графического дизайнера, арт-директора рекламного агентства, системного администратора или кого-либо еще, – не забывая при этом уделять значительное внимание не только созданию собственных произведений, но и активной включенности в художественный процесс: устраивать регулярные персональные выставки, участвовать в престижных групповых проектах, да и просто обретаться в художественной тусовке, посещая вернисажи, различные обсуждения и лекции, комментируя важные профессиональные события в своем и чужих ЖЖ. К слову, член чрезвычайно популярной и ныне широко востребованной группы «Синие носы» Саша Шабуров появился в Москве впервые в 1996 году, его партнер Слава Мизин – в 98-м, первый же их по-настоящему «модный проект» возник значительно позже. Первые работы Олега Кулика и дуэта Виноградов–Дубосарский тоже не сразу привлекли всеобщее внимание: прежде чем что-то получилось, потребовалось огромное количество времени и интеллектуальных вложений (да и финансовых).
Так или иначе за двадцать лет система современного искусства России в общих чертах сложилась. По крайней мере настолько, чтобы заставить прессу говорить о себе регулярно, а Министерство культуры и некоторое количество богатых людей – вкладывать большие деньги в эту разновидность искусства. Система contemporary art в России – это два десятка влиятельных галерей, десяток институций, ярмарка, Московская международная биеннале, несколько фондов, занимающихся в основном выставочной деятельностью, и два-три десятка постоянных коллекционеров. Летом прошлого года возникла еще и Международная биеннале молодого искусства «Стой! Кто идет?», ориентированная на поиск новых имен. Такой форум, без сомнения, был чрезвычайно нужен, поскольку последний приток молодых в современное искусство произошел несколько лет назад. Сейчас же, по признанию большинства участников художественного процесса, мест для экспонирования в Москве больше, чем предлагаемых качественных художественных проектов. Несмотря на обилие событий и целый месяц вернисажей, первая биеннале «Стой! Кто идет?» не открыла особо ярких имен, хотя показала широкой публике несколько отличных, пусть и не столь известных авторов, а также создала для молодых, еще не востребованных арт-рынком художников виртуальную площадку для высказывания.
Остается надеяться на то, что через два года результат будет более внушительным. Ведь, к сожалению, традиционное художественное образование не дает необходимых знаний и навыков для работы в области современного искусства. Именно поэтому большинство из появившихся в последнее десятилетие реально действующих в современном искусстве молодых авторов прошли через нелицензированные курсы «Новые стратегии искусства», организованные в конце 90-х Центром современного искусства Сороса, а затем продолжившие свое существование энергией куратора Иосифа Бакштейна. На этих курсах преподают не историю, а философию современного искусства, учат не рисовать или делать фотографии, а объясняют, как должен мыслить художник, работающий в зоне современного искусства. Кроме того, именно там начинающие авторы могут запросто познакомиться с мэтрами, которые регулярно проводят мастер-классы. Нечто похожее делают и на базе Московского музея современного искусства, а в последнее время и в ГЦСИ, где публичные (кстати, платные!) лекции Евгения Барабанова по искусству ХХ века проходят с полным аншлагом.
Выпускников традиционных художественных вузов, а также энергичных молодых людей, на пике последней моды ринувшихся в современное искусство, но профессионально ориентированных на художественную карьеру и обладающих всеми указанными выше качествами, катастрофически мало. Прежде всего из-за денег. Счастье, если ты молодой художник и галерея сразу берет тебя на контракт, гарантируя небольшое ежемесячное содержание, финансирование проектов и продвижение на российском и западном рынках. Однако такое случается редко. Ведь, в отличие от многих европейских государств и Америки, у нас нет специальных государственных и корпоративных фондов, которые могут поддержать художника просто потому, что он художник.
Хотя современному искусству в целом сегодня грех жаловаться на недостаток государственного и спонсорского внимания. Министерство культуры частично финансирует участие России в Венецианской биеннале, поддерживает Московскую и молодежную биеннале, является соучредителем Государственной премии в области современного визуального искусства «Инновация». Правительство Москвы финансирует деятельность Московского музея современного искусства, в том числе и закупки в его коллекцию произведений актуальных художников. Многочисленные частные фонды и меценаты оплачивают и сами организуют разнообразные выставки, собирают коллекции (помогая тем самым жить и работать художникам, галеристам и кураторам), показывают свои собрания в городах России и на Западе. Совместный проект живущего в России французского коллекционера Пьера Броше и компании «Мегафон» «Будущее зависит от тебя. Новые правила» был продемонстрирован в 2008 году во Владивостоке, Красноярске, Хабаровске, Новосибирске, Екатеринбурге, Самаре, Краснодаре. Коллекцию современного искусства московской «Stella Art Foundation» показывали в Музее истории искусства Вены, славящегося своим собранием П. Брейгеля. Игорь Маркин демонстрировал современное искусство из коллекции своего частного музея «ART4.RU» в Словакии и Венгрии. А в Перми, в здании Речного вокзала, после показа кураторской выставки Марата Гельмана «Бедное искусство» полным ходом идет работа по созданию Музея современного искусства. Не так давно в России появился первый офис всемирно известного аукционного дома «Sotheby’s». Ну а открытие новых галерей и центров современного искусства женами и дочерьми преуспевающих бизнесменов – обыденная практика. В общем, к чему подсознательно стремились, то и получили. Предаукционные показы и открытия громких зарубежных выставок стали неотъемлемой частью светской жизни, а цена проекта стала перевешивать уровень его качества.
При этом понятие искренней любви к искусству и бескорыстного занятия им, свойственное 90-м, к началу 2000-х практически «обнулилось». Ну как объяснить 23-летней девушке, звонящей тебе в галерею с вопросом: «Нет ли у вас вакансий куратора?», да еще с окладом тысяч в сорок рублей, что кураторов в Москве человек пять, ну, может быть, десять? Что куратор так же, как художник, должен прочувствовать/продумать/пропустить через себя актуальную и самостоятельную идею (и это не просто «реклама», «тело», «красота спасет мир» и пр.). Что знание постмодернистского дискурса и бравирование именами Делеза, Гватари, Дерриды, Барта, Гройса и многих известных мировых кураторов – этого тоже маловато. Что куратор должен либо проиллюстрировать свою идею уже существующими произведениями, либо понять, кто именно из многочисленной плеяды художников способен создать яркое высказывание на предложенную тему. Не говоря уже о поиске площадки, денег и массы организационной суеты, которые ему денно и нощно приходится преодолевать на отечественном рынке в отличие от его коллег из Европы или США.А есть еще артикулирование собственной идеи в решении экспозиции, черт подери… Тотально проникший в нашу жизнь гламур активно использовал современное искусство и его инструментарий в своих целях. Критическое по своему пафосу современное искусство попало в прекрасно описанную В. Пелевиным ловушку, где «в центре гламур, а по краям дискурс». Но ведь именно дискурс и критическое осмысление реальности были основополагающими качествами актуального искусства…
Возникший благодаря многолетним усилиям многих профессионалов российский арт-рынок сыграл с современным искусством в неоднозначную игру. Международный успех и большие деньги достались довольно узкому кругу художников, лишь слегка затронув основной пул его создателей. Совсем как после легендарного московского аукциона «Sotheby’s» 1988 года, стоимость многих второстепенных работ оказалась сильно завышена, а амбиции молодого поколения и запрашиваемые ими цены на свои произведения чрезмерно преувеличены. В «лихие девяностые», когда современным искусством занималось около полусотни профессионалов и количество происходящих вечеров современного искусства (выставок, акций, перформансов, лекций, дискуссий, круглых столов, даже скандалов) было соизмеримо человеческому восприятию, почти каждое из них было реальным СОБЫТИЕМ, развивающим само российское искусство и его деятелей. В российском искусстве, благодаря шальным нефте- и строительным долларам и евро, появилось количество и качество, которых не было в корявом, плохо сделанном, но более искреннем искусстве конца 80-х – 90-х. Однако кое-чтов нем пропало. Из него исчезло критическое осмысление реальности, в чем собственно и заключалась его роль, что отчетливо видно на любых ретроспективных выставках 80-х и 90-х.
Сетуют по этому поводу даже те, кто в новой системе координат выиграл. Преуспевающий на поприще современного искусства Иосиф Бакштейн, куратор многочисленных престижных российских и международных выставок, создатель и бессменный комиссар Московской биеннале современного искусства, на фоне организации колоссальной по объему финансирования выставки Ильи Кабакова с умилением вспоминает о том, как он практически за свои деньги делал в конце 80-х первую выставку группы «Коллективные действия». И как это было здорово.
Возможно, грядущий и уже распростерший свои крыла надо всем миром экономический кризис смоет налет гламурности с современного искусства, ряды его многочисленных поверхностных почитателей поредеют, жизнь художников и галеристов станет труднее и беднее, чем это было в последние годы. И в центре его снова возникнет дискурс, осмысливающий прожитый гламурный опыт и наращивающий новые высказывания для создания знаковых произведений. О чем, в частности, свидетельствует тот пафос, с которым все художественное сообщество обсуждало итоги последней премии Кандинского, самой престижной частной премии российского современного искусства c беспрецедентным для России призовым фондом (победитель получает 40 000 евро). Художественное сообщество шокировал выбор достопочтимого жюри, состоящего из российских и западных экспертов. Лауреатом был избран Алексей Беляев-Гинтовт, известный своими ультраправыми взглядами с несколько гламурным их выражением. (Интересно, что и Букеровскую премию в прошлом году получил Михаил Елизаров, которого литературное сообщество также обвинило в «правом уклоне». Так что это реальное веяние времени.) И только в такой ситуации все всполошились и наконец-то вспомнили, что актуальному искусству более свойственен левый дискурс и критика окружающей реальности. В профессиональной прессе и блогах кипели нешуточные страсти, сыпались взаимные обвинения, сообщество разделилось на правых и левых, жюри обвиняли чуть ли не в «профессиональной измене». Выбор судей, однако, был максимально адекватен тому положению, в которое, как в западню, современное искусство само себя загнало. Буржуазный гламур отпраздновал очередную победу. Впрочем, в этих внутренних спорах художественное сообщество должно разобраться самостоятельно. Это не для широкой публики.
Для публики важно другое – обретение чуть более доступного ей языка, вечным и непрерывным поиском которого занимается современное искусство. Хотя, бесспорно, неумение найти общий язык – проблема не только современного искусства, но и аудитории, к которой оно обращено (а обращено оно ко всем, разнится лишь степень отклика на него). Диалог – дело двоих. Однако обе стороны пока предпочитают взаимные претензии и боятся усилий. И, видимо, ждут того, кто выступит посредником и научит их понимать друг друга. Каждой эпохе дан такой двуязычный, способный сблизить различные мировосприятия. В ожидании Того, кто сумеет научить понимать современное ему искусство, общество и пребывает. Такая ситуация меж тем близка к абсурду. Неужели актуальные художники и широкая публика настолько различны, что им нужен переводчик и примиритель? Впрочем, вероятно, нынешнее время с полным правом может именоваться инфантильным, и, следовательно, резонер обязательно нужен. Где же вы, новый Даниил Дондурей?
Перемен! Мы все ждем перемен. Но, может быть, пора перестать перекладывать ответственность на стороннего наблюдателя? Двадцать лет существования современного искусства в нашей стране – это вполне взрослый возраст.
∙