Опубликовано в журнале Октябрь, номер 12, 2009
ПУБЛИЦИСТИКА И ОЧЕРКИ
Елена САФРОНОВА
«А что-то главное пропало…»
Пора глухонемая
С диска поет Александр Городницкий: «Пора глухонемая настала на земле… Я думал ли когда-то, что проживу хоть год без песенки Булата, без Юриных острот?.. И некого послушать – и некому попеть!..»
Что это – пожилой (хотя и очень энергичный) человек ностальгирует по минувшим временам и ушедшим друзьям? Он не в силах утаить обиду на то, что кончилась эпоха его популярности? Или… он констатирует горькую реальность?
Один в поле – воин ли? Есть ли у Городницкого «соратники» по служению авторской песне? И существует ли еще «священная хоругвь», благословляющая такую службу – сама авторская песня?
Характерно, что сам Городницкий не раз публично заявлял: не существует.
Процитирую Александра Городницкого по книге «Между прошлым и будущим» Александра Половца, бывшего главного редактора газеты «Панорама», популярного американского еженедельника на русском языке. Диалог между двумя Александрами состоялся вскоре после присуждения Городницкому премии имени Булата Окуджавы[1]. Главка, посвященная Городницкому, называется «Атлантида, любовь моя…»:
« – А теперь мне присуждают премию имени Булата Окуджавы… Это премия не мне, а самой авторской песне… Впервые в моей стране, в России, стала возможной премия за авторскую песню… Ничего, кроме гонений и травли, не испытывали ее основоположники – Галич, Высоцкий, Окуджава (себя А.Г. принципиально не называет в числе основоположников. – Е.С.) – и ничего не получали от государства…»
На вопрос: «…Кого вы могли бы назвать своей сменой?» Городницкий ответил:
« – Довольно сложно, хотя есть и в этом поколении талантливые люди. Окуджава считал, что авторская песня родилась на московской кухне – а эта полоса закончилась… Самая характерная черта нынешней песни… состоит в том, что она перестала быть авторской. Это явление перестало быть предметом литературы, это больше не поющие поэты… Просто пишутся неплохие тексты, и возникает как бы эстрада, но под гитару. …Я в этом вижу настоящий кризис авторской песни… Мне сказал Булат незадолго до смерти: «…Раньше мы были в авангарде, вроде – мы первые дали «магнитофониздат» – а сейчас… мы в арьергарде».
Александр Городницкий не хочет обманывать ни себя, ни свою публику: авторская песня отжила свой век и превратилась в «голоса из арьергарда». Но «кончина» авторской песни – вовсе не открытие сегодняшнего дня. В ходе работы над этим текстом я нашла в Интернете любопытную статью Станислава Коренблита «Глубочайший кризис авторской песни: истоки, итог, перспективы». Краткая суть позиции Коренблита явствует из ее заголовка, а опирается он… на глубокоуважаемого Б.Окуджаву. В 1986 году, сразу после Всесоюзного Саратовского фестиваля авторской песни, Булат Шалвович опубликовал в «Правде» статью на смерть авторской песни. Двадцать лет назад траурное видение мэтра неприятно поразило Коренблита, а сейчас, по зрелом размышлении и по итогам многолетних наблюдений, он согласился с ним.
Увы! Не стала бы я писать эту статью, будь хоть мизерные основания думать иначе. История искусств демонстрирует, что когда сходят на нет активная жизнь и популярность жанра, начинается его изучение.
«Компромисс между желанием и неумением»?
Что такое «авторская песня»? Полисемии мнений существовать, полагаю, недолго, так как вошло в пору расцвета научное исследование авторской песни. Огромный вклад в этот процесс вносит Государственный культурный центр-музей В.С. Высоцкого «Дом Высоцкого на Таганке». ГКЦМ выпускает труды по теории авторской песни: альманах «Мир Высоцкого» (1997 – 2002 гг.) и монографии, посвященные творчеству ВС, других бардов и самому жанру. Не отстают и крупные учебные заведения: МГУ, Тверской университет, Уральский госуниверситет, Ставропольский университет. «Ведение» Высоцкого, Окуджавы, Галича становится модной темой кандидатских диссертаций как в литературоведческом, так и в философском и даже в этнографическом аспекте. Такая серьезность подхода поражает, конечно, тех, кто помнит, что авторская песня воспринималась синонимом дворовой, забавой маргиналов и шпаны… Наконец-то литературоведение в полной мере оценило серьезность авторской песни!
С начала 90-х издано множество исследований. И.А. Соколова предложила базовое научное определение жанра: «Авторская песня – это тип песни, который сформировался в среде интеллигенции в годы так называемой оттепели и отчетливо противопоставил себя песням других типов. В этом виде творчества один человек сочетает в себе… автора мелодии, автора стихов, исполнителя и аккомпаниатора. Доминантой при этом является стихотворный текст, ему подчинены и музыкальная сторона, и манера исполнения. В качестве дополнительных значимых характеристик выступают… личностное начало, собственная оригинальная традиция, эстетика, стилистика, поэтика авторской песни»[2].
И. Б. Ничипоров, один из наиболее активных исследователей-филологов, считает эту формулировку лучшей на сегодня. С его точки зрения (отображенной, в частности, в статье «Авторская песня как предмет литературоведческого, лингвистического и междисциплинарного изучения») определение указывает на принципиальные особенности: социально-историческую, литературную и культурную обусловленность явления бардовской поэзии; разграничивает авторскую песню с типологически смежными явлениями песенной поэзии – рок-поэзией, массовой и эстрадной песней; фиксирует синтетический характер бардовского творчества и одновременно четко обозначает его центр – словесное искусство.
В быту же четкая и единая система терминов о песенных жанрах до сих пор не функционирует. Общеизвестны ключевые моменты: самоназвание «авторская песня» придумал себе и товарищам Булат Окуджава; первичным названием жанра авторской песни было КСП, «Клуб самодеятельной песни», данное на 1-й конференции Московского горкома комсомола, посвященной вопросам самодеятельной песни, в Петушках в мае 1967 года. Среди вопросов, которые решали официальные лидеры молодежи, было и название «непослушного» песенного жанра. Рассматривались варианты: «гитарная песня», «любительская песня», «туристская песня», – но дело кончилось «самодеятельной песней».
Так обозначал свой жанр Владимир Высоцкий еще в 60-е! А к концу ХХ века эти слова стали синонимом любительского, некачественного «горлодрания», отличного от авторской песни как предмета профессиональных изысканий. Существует и такое ироничное определение: авторская песня – это не более чем многоликий компромисс между желанием и неумением.
Чаще всего термины «авторская песня», «бардовская песня» и собственно «барды» употребляются как синонимы. Наиболее известные деятели авторской песни считаются крупнейшими бардами России: Михаил Анчаров, Виктор Берковский, Юрий Визбор, Александр Галич, Александр Городницкий, Вероника Долина, Александр Дольский, Александр Дулов, Вадим Егоров, дуэт «Иваси» Алексея Иващенко – Георгия Васильева, Юлий Ким, Евгений Клячкин, Арон Крупп, Юрий Кукин, Новелла Матвеева, Олег Медведев, Олег Митяев, тандем Дмитрий Сухарев – Сергей Никитин, Булат Окуджава, Михаил Щербаков, Тимур Шаов. Не будет ошибкой поставить во главу этого списка Александра Вертинского. Недаром Лев Аннинский в своей книге «Барды» доказывает, что Вертинский оказался одним из родоначальников жанра – имея в виду авторство текстов и аутентичное исполнение их.
Андрей Макаревич предлагает англоязычное определение авторской песни – «singingpoetry», в русском калькировании – «поющиеся стихи». Это словосочетание восходит к воззрениям «китов» жанра – Б. Окуджавы и А. Городницкого.
Впрочем, Окуджава оставил не одно определение спорного предмета авторской песни. Очень близко к его сути подходит, мне кажется, такая конструкция: «Авторская песня – думающие песни для думающих людей».
Девять признаков
Не являясь филологом, лингвистом и бардом, я тоже попыталась решить, что такое авторская песня («классическая» авторская песня, о которой идет речь в этой статье, далее называется аббревиатурой АП – Е.С.). Получилось что-то вроде: «Авторская песня – это сочетание слов, музыки и исполнения, удовлетворяющее приведенным ниже признакам». Признаки «исходной» АП я сформулировала автономно, опираясь лишь на собственную эмпирику.
1. Авторство слов.
2. Авторство музыки, преимущественно примитивной; традиционное предпочтение слов музыке.
3. Поэзия исполнена сильнее, если не сказать – профессиональнее музыки; на нее делается акцент.
4. Ярко выраженный, легко уловимый смысл (смыслы), неприятие в большинстве случаев словарных экспериментов. Благородная «простота» текста.
5. Наличие содержания. Порой содержание столь серьезно, что спорит с «просто» стихами и даже с качественной прозой. Недаром претензии АП решать ведущие проблемы истории и философии, социума и сознания дали толчок ироническому прозвищу «суррогат вечности». В содержании АП присутствуют (вместе или порознь):
6. Романтизм – дух противоречия миру. Не забудем, что в моральном кодексе строителя коммунизма романтический настрой трактовался как ошибочная политическая платформа, так как он был равен аполитичности, а то и противостоянию правящей идеологии. Итак, романтизм в АП – явление идеологическое. Все эти пираты Окуджавы, Городницкого и Высоцкого, все эти альпинисты и туристы Визбора и Кукина, сколько бы их теперь ни поднимали на смех, обозначают неприятие существующего порядка вещей в обществе. Да, эзопов язык. Но не нам судить тех, кто вынужден был им пользоваться. И дай нам Бог никогда не жить в их положении!
7. Откровенность. Заявления о том, что не было принято озвучивать никогда. Это куда смелее, чем эзопов язык, – зато и наказывалось куда серьезнее. Откровенность могла иметь отчетливый привкус политического разоблачения – песни, судьба и смерть А. Галича укладываются в эту концепцию. Но она же могла состоять в нарочитой «маргинальности», в шутовстве. «Отрицательный пример советского гражданина» показывал ранний Высоцкий и – на протяжении всего своего творчества – Юлий Ким.
8. Нравственное начало. Гражданская позиция или человеческая мораль. Без отчетливого вектора к добру трудно представить себе подлинную АП 60-х. Редко, но бывало, что установка на положительность перерастала в попытку морализации, нравоучение, завет и прочую патетику.
9. Интерес к людям. АП зиждется на неравнодушии. В ее основе – тяга к людям и априорное уважение к ним, даже если они – объявленные государством недолюдьми политзаключенные или уголовники. Сопереживание им, принятие их боли, страданий, проблем – одна из высочайших составляющих АП. И это свойство, к сожалению, у нее не всегда перенимают жанры-последователи. Разгадка фантастической популярности Владимира Высоцкого в том, что люди ему были интересны. Отсюда развитие его лучшего художественного приема – перевоплощения. Традицию перевоплощения в АП начал Михаил Анчаров. Это он первый заговорил от лица танка Т-34, шофера МАЗа и низкорослого органиста. И перевоплощение осталось одной из «визитных карточек» АП.
Вот, кажется, и все – но полностью воспроизвести все эти признаки сегодня никому не удается. Скорее всего это объективно – потому что изменилась не только внешняя обстановка, но и люди. Боюсь, что новое поколение, даже любящее изначальную АП, просто неспособно ее сохранить. Единственная возможность количественно пополнить массив АП – не отбирать перо и гитару у еще живых ее родоначальников. Им всем за семьдесят…
Рассуждая об отличиях авторской песни от любой другой, приходим к неизбежному: АП придумывается и исполняется одним и тем же человеком под собственный аккомпанемент с целью не просто довести до слушателя какую-то информацию или позабавить его, но вызвать в нем ответную реакцию, возвышающую человеческое начало. У авторской песни есть то, что исчезло из многих подтипов современной поэзии: общественно-ориентированная цель создания. Это диаметральная противоположность стремлению «внутрь себя», которое овладело российской поэзией в эпоху постмодернизма, и стремлению конструировать поэзию из атомов, присущее экспериментальной литературе.
Вывод?
АП осталась в прошлом, стала достоянием истории. Называть АВТОРСКОЙ ПЕСНЕЙ корректно будет лишь массив песен, сложившийся в 50-80-е годы ХХ века, начатый легендарными «шестидесятниками», надиктовавшими ему форму и содержание. Говоря о комплексе песен, созданном основоположниками этого жанра больше чем «поющиеся стихи», трудно что-либо придумать, противопоставить какую-либо принципиально иную формулировку.
Для того песенно-музыкального продукта, что порождает современная российская культура по образу и подобию АП, необходимо искать новое определение.
Ручейки, вышедшие из берегов
Предполагаю, что споров вокруг современной терминологии будет намного больше, чем вокруг термина АП. Последний отражает устоявшееся культурное явление, а потребителям и исследователям новой песни предстоит выработать не просто слова, а заявки на будущее, куда уместилась бы вся трансформация феномена АП. Вся песенная ткань, если брать «интеллектуальный», а не чисто развлекательный продукт, что окружает нас сейчас, – это разнообразное наследие феномена АП, как он сам, в свою очередь, в середине ХХ века явился преемником городского романса и блатной песни. Сегодняшнее наследие все дальше дистанцируется от АП и ныне отстоит от него уже не как чадо от родителей, но как яппи от питекантропа.
Список тех, кому российская авторская песня обязана своим обликом, рефлексивностью и нравственным смыслом, – выше. У любителей, разумеется, есть и собственные рескрипты, и мне бы хотелось продолжить список ведущих русских бардов несколькими именами: Леонид Седаков, Геннадий Жуков, Владимир Турианский, Зоя Ященко, Андрей Козловский, Ольга Чикина. Кстати, интересно, как сами они реагируют на оклик «бард» в свой адрес? Допускаю, что кто-то может и за грудки… Ничто так не тяготит, как условности. Любая классификация условна да еще и носит отпечаток мировоззрения классификатора. Например, в вышеприведенном списке фигурирует Олег Митяев, которого чаще считают деятелем эстрады, и отсутствуют «лирические» Ада Якушева, Вероника Тушнова, Владимир Ландсберг. В таком случае куда девать великолепных синтетических «эстрадников», пишущих для себя и своих коллективов тексты, – Александра Розенбаума, Андрея Макаревича, Юрия Лозу?
Следующим эшелоном за бардами с говорящими, не требующими пояснений именами выступают профессиональные и раскрученные, однако еще не доросшие до «поющих символов» Юрий Панюшкин, Леонид Сергеев, Александр Гейнц и Сергей Данилов, и другие. Их гораздо больше, чем людей-знаков.
Все ли ныне концертирующие барды берегут заветы «предков»: «тишина – гитара – голос» в отношении формы? Нет. Андрей Козловский, к примеру, интересуется тем, как зазвучит текст в ритме рок-н-ролла. Правда, по некоторым его оговоркам, он, похоже, больше любит свои ранние, классические песни, но публика лучше принимает рок-н-ролл, и мастер идет ей навстречу. Это характерно. Эксперименты с формой песни вошли в моду не сами по себе, а «по запросу» аудитории.
С содержанием сложнее. Нынешние барды – Михаил Щербаков, Олег Медведев, Зоя Ященко, Тимур Шаов – не отрицают внимания к людям; совестливость и нравственный посыл остаются «действующими лицами» их творений. Но та же суть в новом оформлении – уже другой предмет искусства. Есть весомые основания выделить в отдельный список «рокеров» – Майка Науменко и группу «Зоопарк», Александра Башлачева, Виктора Цоя, Бориса Гребенщикова, Янку Дягилеву, Константина Кинчева, Юрия Шевчука, Константина Арбенина. Хотя они тоже сами писали и пишут песни для собственного исполнения, а в музыкальном сопровождении их главный инструмент – гитара. Ударные – «приправа» для четкости ритма, для усиления психоэмоционального воздействия. Представители так называемого бард-рока сами, верно, не знают, кто они – барды, рокеры?
На стыке авторской песни и фолк-музыкив 90-е годы среди поклонников ролевых игр и исторической реконструкции сформировалось движение «менестрелей». Они запели акустические песни-баллады собственного сочинения, апеллирующие к идеализированному средневековью и мистике. Видные «менестрели»: Тэм, Йовин, Айрэ, Саруман.
Еще совсем недавно АП была ручейком чистой воды, пробивавшимся через бетон официальной культуры. Представляете пруд с забетонированной чашей? В сердцевине уныло зацветает лужица ряски… Но где-то некрепко сложили друг с другом плиты, и через щелочку день и ночь струится родничок толщиной со спичку. Капля камень точит – и он неприметно, исподволь расширяет русло, пополняя водоем. Наконец вода сравнялась с краями… а вот и перетекла через. Теперь десятки новых ручейков разбегаются в разные стороны от полной чаши бетонного пруда.
Городницкий говорил, что уважает бардов, своих ровесников, отдавая себе отчет в том, сколько среди них было графоманов и бездарей, за то, что в брежневское безвременье они внутри затхлого полицейского государства создали свободно мыслящий социум. То, что в те годы этот социум был один, было не хорошо и не плохо – данностью.
Сейчас богатое наследство АП ее правопреемники могут делить до бесконечности. Самопроизвольное или умышленное дробление современной песни на виды, типы и классы лишь подкрепит теорию.
Объелись Груш?
Но почему, собственно, АП вышла в тираж?
Да и вышла ли? Что с этим пациентом – жив или мертв?
Оптимисты, как им положено, увидят, что стакан с круговой надписью «Авторская песня» наполовину полон – да еще молодым вином! Пессимисты видят, что стакан наполовину пуст, драгоценный напиток испаряется, подливать решительно неоткуда и нечего.
Бардовских фестивалей и слетов стало намного больше, чем при советской власти и в перестроечные годы. Их названия трудно перечислить, их география покрывает всю Россию. Статистика посещений торжествующая: сотни участников, тысячи слушателей. Например, на пресс-конференции, завершившей Грушинский фестиваль 2007 года, первый после раскола, происходивший на «официальной» фестивальной поляне в Мастрюках, прозвучало, что на него (якобы, только на «мастрюковскую» половину) съехалось до 35 тысяч человек. Мой муж тоже услышал отчетную цифру. И тут же заявил, что в пору естественной, а не показной популярности Груши на нее уж точно съезжалось 35 тысяч человек (эти данные фиксировались в донесениях определенных служб и втихую распространялись по всем бардам и их поклонникам) – и занимало это количество народу гораздо больше места, чем сейчас. И я не могла не поверить своему супругу, потому что он – из тех незаметных фанатов авторской песни, которые следовали за ней повсюду и популяризовали ее, как могли: записывали кассеты с песнями на слабенькие отечественные «маги», развозили по стране полулегальные записи, давали слушать проверенным товарищам, запоминали тексты песен, да так, что порой подсказывали авторам их же собственные подзабытые слова. Вячеслав ездил даже на «альтернативную» Грушу 1982 – 1984 годов на Федоровских лугах – километров на двадцать южнее «главной» Груши. В местность с глинистой почвой и аномальной жарой, куда в знак протеста на временный запрет фестиваля двинулись поклонники жанра. Туда набивалось больше народу, чем на знаменитую Гору – и чем посещает ныне сборы бардов.
Благодаря некогда активной бардовской жизни моего мужа мы теперь располагаем уникальной кассетой 1984 года с записями песен Геннадия Жукова – барда, артиста, археолога, одного из лучших поэтов в сфере АП, представителя знаменитой в середине 80-х «Заозерной поэтической школы», ушедшего из жизни в декабре 2008 года.
Так вот, что касается статистики гостей Груши. В 2007 году казалась весьма вероятной корректировка статистических данных с обеих спорящих сторон – поляны боролись за будущую аудиторию. Вообще же, думая о количестве гостей какого-либо фестиваля авторской песни, я верю не столько официальным сведениям, сколько своим глазам. Глаза же говорят о грустном. Во-первых, «население» бардовских слетов – всех! – численно редеет. Возможно, причина в том, что «сходов» стало много и проводятся они подряд: посетишь один под Тулой – и нет смысла ехать за тридевять земель того же киселя хлебать на Селигер. Во-вторых, даже если народ идет проторенной тропой на фестиваль, получается вот что: собирается много публики, но далеко не вся она – бардовская аудитория. Сплошь и рядом люди едут на пикник! Но тогда при чем тут авторская песня?
А и ни при чем! Я никогда не смогу забыть дружное семейство из Набережных Челнов, состоящее из трех-четырех родов, которые расположились уютным табором и объявили, что любят авторскую песню. И стали петь под гитару «Поспели вишни в саду у дяди Вани». А на Гору и не пошли, что там делать…
О преемственности поколений среди слушателей говорит, например, такой факт: Рязанский театр драмы поставил пьесу, под занавес которой дали песню Высоцкого «Жираф большой, ему видней!» Молодняк, выходящий из зала, приостановился: «О, классная песня! А чья это?..»
Молодежно-ориентированный из широко известных лишь один фестиваль АП: «Распахнутые ветра» на Селигере (проходит в конце июля – начале августа, предназначен для участников от 14 до 35 лет). Возможно, есть еще локальные фестивали для юношества. Тогда ими локально и наслаждаются.
На многих фестивалях дети выходят на сцену и поют, но далеко не все поют песни, написанные бардами. Девочка выходит к микрофону, поправляет прическу и заявляет: «Напилася я пьяна!» Конечно, теоретик бы сказал, что обе песни взросли на одной и той же почве городского фольклора… но практику ясно, что есть песни, направленные вверх или уныло тянущие вниз.
Исходная АП претендовала на место в «выси». Плыла против течения, ставила перед собой сложные моральные задачи. Насколько актуальны эти задачи для «детей перестройки» и «поколения пепси»? На Груше много молодых лиц среди зрителей (но кто знает, они здесь по идейным соображениям или погулять вышли?), меньше – среди авторов-исполнителей. Последнее – увы, естественно. Как детям познакомиться с настоящей АП? Все ли родители сохраняют бережно линялые стяги бардовской песни?
Археолог Яков Шер в интернет-версии своей будущей книгипишет: «Песни у костра под гитару поют не только археологи, но и геологи, географы, биологи и многие другие исследователи, связанные с полевыми работами. Это было особенно распространено в 60–70-е годы. Мы пели полузапрещенные песни Б. Окуджавы, В. Высоцкого, А. Городницкого, Ю. Кима и совсем запретные песни А. Галича. Юрий Визбор, приглашенный однажды в Саяно-Тувинскую экспедицию… даже сочинил там песню «Река Енисей». Приходилось выслушивать от начальства… нравоучительные сентенции: «Говорят, что у вас в экспедициях поют песни Высоцкого и Галича, смотрите, как бы чего не вышло». Чего в этом пении было больше – полевой романтики или внутреннего не вполне осознанного протеста против тоталитарной системы и преследования инакомыслия – сейчас уже вряд ли кто сможет определить. …Нынешние студенты этих песен уже не поют, а многие даже не знают их авторов…»
Рядовой потребитель бардовской песни Яков Шер тоже свидетельствует, что она ушла из бытия социума как пласт культуры. Трагично ли это?
История учит
Романтический ореол, окружающий фигуру барда, протерся до прорех, сквозь которые светятся поношенные одежки и столь же поношенные идеалы. Фигура барда почти потеряла престиж и уважение в обществе. Достаточно прочитать роман Александра О’Шеннона «Антибард», чтобы убедиться в этом. Или уловить свойское название прослойки, занятой в сфере авторства-исполнительства акустических вокальных композиций: бардьё. Какой уж тут авторитет…
Отчасти причины тому – в быстром ходе времени и стремительных общественно-экономических переменах в нашей стране, являвшейся основным производителем и потребителем специфического продукта АП. Песня эта представляла собой культурное явление, сформировавшееся в определенном месте в определенное время в конкретно-исторических условиях. Временные рамки – вторая половина ХХ века. Конкретно-исторические условия – нагнетание тех социальных и экономических факторов, что привели в конце концов к распаду СССР. Но «поколению пепси» о том, что был СССР, известно примерно столько же, сколько мне в их возрасте о Киевской Руси. Прямую личную связь ни с тем, ни с другим государством дети установить не в состоянии. Только взрослые видят, что капиталистическая Россия строится на фундаменте Советского Союза – на костях безымянных строителей Беломорканала и Днепрогэса, на «закрытых» городах, на заброшенных магистралях, на осушенных озерах и затопленных нивах, на переходе бюрократического государственного капитализма в «обыкновенный» капитализм…
АП во многом стала напоминать исторические романы. Без разъяснений взрослых современному юнцу трудно понять такие, например, сентенции из шедевров жанра:
«Я живу теперь в дому – чаша полная! Даже брюки у меня – и те на «молнии»…»; «В ДК идет заутреня в защиту мира…»; «Бояться автору нечего – он умер лет сто назад…» (А. Галич)
«…Я крест сцарапывал, кляня судьбу, себя, все вкупе…» (В. Высоцкий)
«И кабак для заезжего ухаря, И бездомному барду ночлег, – Одним словом, московская кухня: Десять метров на сто человек!» (Ю. Ким)
Актуальность «политических» высказываний, которая каралась органами в 60 – 70-х годах прошлого века, миновала. Попытки реанимировать АП как политический прием происходят поныне, но никакая любовь к этому жанру не может извинить того, что получается. Неизбежная вторичность в песнях такого рода – результат стараний следовать идеалам. К авторам этих шедевров взывает Александр Городницкий в превосходной песне «Спасибо, что петь разрешили»: «Оставьте свое эпигонство – оно бесполезно». Публицист Александр Рубашкин в статье о Городницком «Спасибо, что петь разрешили…» (Звезда, 2008, № 3) отмечает, что эта песня, созданная в 1987 году, – прямой отклик на послабления, а затем и отмену цензурного ведомства. Ощущение бесконтрольности собственных речей было в новинку, кружило голову. Но недаром здесь звучит вопрос: «Надолго ли нынче на свете / Погода такая?». Погода такая задержалась на двадцать с лишним лет: по меркам человеческой жизни – солидный срок, по меркам истории же – крошечный. Вот только самое важное уже было пропето – иносказаниями, намеками, метафорами и гиперболами – еще до формального объявления в стране перестройки и гласности. Потому Городницкий горько иронизирует: «Спасибо, что петь разрешили», когда уже не надо.
В конце 80-х авторы и исполнители окончательно презрели цензуру. В те годы вся Груша ринулась петь политические песни. Их записывали варварским методом крика в микрофон на скверную отечественную пленку. Слушаю сейчас – и диву даюсь: как усердно варьировалось в тех песенках все, что раздражало – низкий уровень жизни, рост заболеваемости СПИДом, кэгэбэшные «хвосты», богатство партийного аппарата и золото КПСС… Пинали даже сомнительную гласность – за то, что она ограниченная, до известного предела, хотя именно гласность лежала в основе того творчества. Популярностью пользовалась всяческая «клубничка». Сколь много продавалось тогда пособий по технике секса и сексуально-просветительских газет – столько же появилось песен «про это». Маятник пошел в обратную сторону, в том числе и в самодеятельной (потому что для авторской она была откровенно мелка!) песне. Социальные факты рифмовались, кое-как набрасывались на простенький мотивчик – и с пылу с жару запускались в публику. Как мне кажется, политическое поветрие сильно опрофанило и жанр АП, и Грушинский фестиваль. Качество поэзии в текстах АП уступило место злободневности. А качество, раз утратив, восстановить каторжно трудно… Подражать мастерам не возбраняется, конечно, но чаще всего это безнадежно. А вот «высокие чувства» сымитировать, не испытывая их, невозможно, поэтому нравственное начало из самодеятельной песни плавно ушло, перетекая в другие жанры. Как ни парадоксально, один из правопреемников духа АП – русский рок.
Лидер группы «Сердолик-band» (ранее – «Зимовье зверей») Константин Арбенин заявляет: «Не вижу противоборства между русской бардовской песней и русским роком. Для меня все это вместе и есть Авторская Песня, которая – не жанр, а отдельный вид искусства. Только в разнообразии жанров искусство и существует, развивается. Жанры должны смешиваться – дополняя, расширяя и обогащая друг друга. Рок, на мой взгляд, сегодня не является антагонистом бардовской песни, а наоборот – сообщником, коллегой и помощником. Еще точнее – младшим братом».
Возникающая сегодня самодеятельная песня, подражающая «истокам», вряд ли способна занять место АП, так как весьма слабы дарования тех, кто ее «делает» и поддерживает. Вероятно, вправду редки стали в АП личности.
Утратил прежний смысл и пафос песен «основоположников». Не вызывает отклика такая, например, ворожба словом: «…Если, руки сложа, наблюдал свысока, а в борьбу не вступил с подлецом, с палачом, значит, в жизни ты был ни при чем, ни при чем!» (В.Высоцкий). Книжные дети либо спились от несоответствия их представлений о жизни собственно жизни, либо отринули «эту шелуху», чтобы не оказаться «ни при чем» в смысле распределения материальных благ. Романтизм и прекраснодушие – черты характера отживающей страты интеллигенции, неизбежно теряющей прежние позиции в эпоху социально-политических катаклизмов.
Процесс формирования новой экономической формации болезнен и жесток, и в нем порой не находится места для роскоши человеческого общения, без которого немыслима АП. Во многом авторская песня как жанр искусства противоречит идеологии «мира капитала»: деловым качествам, отсутствию свободного времени, забвению «пошлых сантиментов» и целей, которыми сыт не будешь…
Отсюда рукой подать до того, чтобы объявить АП религией бездельников – точнее, людей, которым больше заняться нечем. Обобщения недопустимы. Ведущие легендарные барды успели сделать многое: Александр Городницкий стал академиком в сложнейшей области науки; Булат Окуджава написал три романа, столько же повестей, несколько пьес и сценариев; Владимир Высоцкий снялся в 25 фильмах, сыграл в 20 спектаклях. Однако справедливо и то, что гитара, палатка и уход от реальности – приятный способ ничегонеделанья и разрыва с миром. Эту тенденцию высмеял Алексей Кортнев в восхитительной пародии на типовую АП: «Над костром пролетает снежинка, как огромный седой вертолет». Пародия Кортнева не только высмеивает штампы собирательной бардовской песни, но и бьет наотмашь по мировоззрению «настоящих мужиков», спрятавшихся в тайгу от мерзости московской жизни, откуда они «кладут на вашу столицу вот такой вот таежный прибор!»
Эпилог
Остается признать: АП в сфере современной российской культуры занимает положение периферическое, и мероприятия, направленные на ее поддержку, развитие и популяризацию, находятся на таких же позициях. Отсюда, вероятно, и организационные сложности бардовских фестивалей, и участие в них случайных людей, и темнота перспектив АП.
Среди бардов и организаторов бардовского движения забота о сбережении традиций «шестидесятнической» АП вызывает даже отторжение. Скажем, не популярен среди своих проект, долгое время сотрудничавший с Грушинским фестивалем и созывавший собственный фестиваль неделей позже (под Серпуховом) – «2-й канал». Девиз «2-го канала» был архаичен: «Тишина. Гитара. Голос». Основной критерий участия – поэтичность текста, наличие в нем смысла и художественности, камерность исполнения. В 2008 году на «2-м канале» я впервые услышала, как поют целые собрания песен Галича. Этот фестиваль сумел сохранить атмосферу, соотносимую с духом эпохи зарождения АП, и немного походил на машину времени. Приверженцы «2-го канала» являются приверженцами чистоты жанра, его уже равно недосягаемых и легендарных высот, тех, на которые оглядываешься как на славное прошлое. Что же касается достойного будущего… Фестиваль «2-го канала» в Серпухове в 2009 году не состоялся. А почему – неизвестно. И это выглядит, увы, символично.
Барды, не желающие служить «чистой» АП, упрекали «2-й канал»: мол, над ним довлеют кастовость, замкнутость и снобизм. А это отпугивает людей – как выступающих, так и гостей. Если превратить классическую АП в жупел, придется «сужать» рамки того, что будет демонстрироваться на фестивале. А это означает, что придется «сужать», например, талантливого Андрея Козловского, тонкого лирика в прошлом и разбитного рок-н-ролльщика сейчас, или Алексея Иващенко.
Опровергаешь догмы – забываешь классику. Продолжая прежнее, изобретаешь велосипед. Выход из этой дилеммы, на мой взгляд, один – вовне, из АП. В рок. На эстраду. В альтернативные жанры, включая даже «поющуюся прозу».
Это, естественно, положение не окончательное. С одной оговоркой (не хотелось бы напророчить!): бардовская песня может вернуться к позициям, занимаемым в свое время АП, если в России снова установится полицейское государство.
Тогда – может, лучше без нее проживем?!
[1] Государственная литературная премия имени Булата Окуджавы была учреждена в 1997 году Указом Президента России за создание произведений в жанре авторской песни и поэзии, вносящих вклад в российскую культуру. В 2004 году была отменена. Первым ее лауреатом (1998 года) стал Александр Городницкий, далее – Александр Дольский, Юлий Ким, Дмитрий Сухарев, Юрий Ряшенцев, Белла Ахмадулина. В первом положении о премии значилось: «За выдающийся вклад в русскую поэзию и вклад в авторскую песню, соизмеримый с вкладом Булата Окуджавы».
[2] Соколова И.А. Авторская песня: от фольклора к поэзии. М., ГКЦМ В.С.Высоцкого, 2002.