Опубликовано в журнале Октябрь, номер 11, 2009
ОТ РЕДАКЦИИ
Необычный по исполнению – для нашего сегодняшнего мейнстрима – роман петербуржца Олега Сивуна «Бренд» запомнился как одно из широко обсуждавшихся литературных событий. Читатели и критики явно сочувствовали посылу произведения, но недоумевали по поводу его эстетического выражения. Венцом коллизии стала новость о присуждении молодому автору Новой Пушкинской премии за новаторское развитие отечественной литературной традиции – в то время как публика в ЖЖ атаковала его за вторичность по отношению к экспериментам зарубежных писателей.
На наш взгляд, сопоставление Олега Сивуна с «коллегами» по поколению плодотворно скорее в рамках социологии и идеологии. На любопытные размышления наводит параллель с романом-манифестом «Ура!», написанным в 2002 году тогдашним дебютантом Сергеем Шаргуновым, который раскручивал «бренды» жизнетворчества, как Сивун – потребительские марки. За заголовками типа «Выплюнь пиво, сломай сигарету» тянулось самосознание поколения, заявлявшего о своем стремлении научиться (и научить) жить заново в постпереломной России.
Этого жизнестроительного дерзания уже нет в поколении «бренда», приходящем на смену «ура!»-поколению. Манифестанты в литературе, как и в общественном сознании, уступают место фиксаторам.
Мы попросили нашего постоянного автора подвести итог эстетической полемике вокруг этого спорного, но, по-видимому, актуального произведения.
В десятой книжке прошлогоднего «Нового мира» выходит «поп-арт-роман» «Бренд», написанный 25-летним специалистом по культурологии и рекламе. Критика воспринимает роман как архиноваторский и встречает с восторгом. Автор попадает в шорт-лист независимой премии «Дебют» (номинация «Эссеистика»), а также становится лауреатом журнала «Новый мир» и Новой Пушкинской премии <«За новаторское развитие отечественных культурных традиций». Потом «Бренд» (вернее, уже «Brend» – латиницей) выходит в виде книжки.
Жесткая композиция этого «поп-арт-романа» играет роль фабулы: 26 глав по числу букв английского алфавита (четыре главы в журнальной версии пропущены). Каждая посвящена какому-либо бренду: 1. Andy Warhol, 2. Barbie, 3. Coca-Cola, 4. Dolce & Gabbana, 5. Esquire, 6. Ford, 7. Google, 8. HBO, 9. IKEA, 10. Jameson, 11. Kodak, 12. Lufthansa, 13. Mc’Donald’s, 14. Nokia, 15. Orbit, 16. Putin, 17. Quelle, 18. Ray-Ban, 19. Sony, 20. Tour-de-France, 21.USA, 22. VISA, 23. Wal-Mart, 24. Xerox, 25. Young & Rubicam, 26. Zentropa. Сначала дается эпиграф. Далее идет информационная статья, сводка – Factum. Потом монолог героя-повествователя, говорящий о его отношениях с брендом – Punctum. Затем Soundtrack, название музыкальной мелодии, ассоциирующейся с брендом, а может быть, включенной в момент написания. Затем Bonus, сценарий возможного рекламного видеоклипа. Эпиграф, действие, укол, звуковая дорожка, награда. И так 26 раз.
Сергей Костырко в своих ЖЗ-Рефлексиях увидел в Олеге Сивуне (так зовут автора нашумевшего «Бренда») представителя нового литературного поколения. Условно говоря, были политически, граждански ориентированные «Шаргунов, Ключарева, Орлова и др.», обновлявшие приемы письма 20–30-х годов. А теперь пришел Сивун, который «предложил свою, принципиально новую эстетику». По мнению С. Костырко, «ценность молодого писателя не только и не столько в “молодой порывистости и искренности”, с помощью которых они как бы пытаются очистить загаженный “старшими” мир (пафос Шаргунова в его романе-манифесте “Ура!”), сколько – в реальном расширении литературных возможностей». Тему «поколенческого» затрагивает и влюбленная в «Бренд» Марина Палей, характеризующая «поп-арт-роман» как «первое литературное проявление русскоязычного “Generation O” (“О” – первая буква от “Олег” и от констатации: “один”, а также, что главное, цифровое обозначение числа, которое меньше единицы)»[1].
Иными словами, критиков восхитил способ синтеза исповедальности и культурологии как новая форма будущей фикшн-эстетики. Олег Сивун с его «Брендом» воспринимается как первая ласточка действительно современной литературы. Правда, «современной» я бы заменила на «актуальной», воспользовавшись определением Натальи Ивановой: «…современность может быть экстрагирована из содержания, темы, затронутых “вопросов”, проблематики и пр. (и тогда говорится о современной литературе), а может – из поэтики (и тогда литература тоже может быть современной – но и актуальной!)»[2].
Так вот, «Шаргунов, Ключарева, Орлова и др.» – современны. Сивун – актуален. Проводить здесь поколенческую грань (были старшие двадцатилетние, а теперь пришел младший и всех победил), на мой взгляд, не совсем корректно. Хотя ситуационная параллель между шаргуновским «Ура!» и сивунским «Брендом» действительно напрашивается. Оба романа (в обоих случаях нетрадиционные) стали литературной новостью. Если отвлечься от жанра, формы, способа подачи (того, что С. Костырко справедливо называет «ценностью молодого писателя»), идея у них общая. В общем-то, инокультурная – сопротивление миру потребления. Шаргунов, к примеру, избирает манифестацию, крик в стиле нэповских «Окон РОСТА»: «Я рисую тебе, читатель, портрет среднего юноши. Пошел он, этот юноша! Через несколько лет эта бесполая мякоть утвердится в самодовольного скота. Менеджером станет!».
«Новые писатели» (бренд, освоенный координаторами ФСЭИП), пришедшие в нулевые, продолжили развивать и адаптировать идею, характерную для западной литературы последних десятилетий. Источники: Дуглас Коупленд, Фредерик Бегбедер, Мишель Уэльбек, Венсан Равалек, Мишель Турнье, Норберт Ниман и другие. Темы: разочарованность, одиночество, машинизация, отцы и дети, химеричность и консьюмеризм окружающего мира.
Посыл Олега Сивуна таков же, но в «Бренде» в отличие от романа-манифеста «Ура!» нет ни крика, ни прямых рекламаций, ни эмоционального возмущения. Герой-повествователь, как бы уставший (по мнению критиков) от индустриальных удобств и обезличенный ярлыками и имиджами, все равно мыслит в поп-арт-стилистике ироничного восхищения промышленно-рекламной культурой. «Эстетическая новизна» Сивуна, понятное дело, в уже не новых технических приемах, заимствованных из поп-арта. Или неодада, как его называли в Америке. Ассамблаж, техника рекламного щита, комикса, коллаж готовых предметов, шелкография, муляжи витрин и продуктов, акционизм, предметная инсталляция, энвайронмент, видео-арт, работающие на обезличивание художника, и перетолковывание знакомого изображения или вещи через подмену контекста – на Западе это все уже частично использовало искусство слова.
Отвечая в одном из интервью на вопрос об именах-ориентирах, Олег Сивун перечисляет: «…это Ролан Барт, Энди Уорхол – и как художник, и как писатель, хотя я не читал ни одной его книжки целиком, Уолтер Абиш и Дуглас Коупленд». Выше еще упоминается Роб-Грийе, но «не в плане конструкции, а больше в плане соблюдения дистанции между объектом и письмом об объекте».
Кстати, стиль раннего Роб-Грийе осознанно – а скорее стихийно – присущ многим молодым российским авторам. Вещизм, инвентаризация бытовых предметов, перечень ненужных деталей. Вспомните, как любят герои Сенчина перечислять покупки из супермаркета: «помидоры, огурцы, зелень, куриные грудки (жена пусть запечет в сыре), сыр, несколько видов колбасы (сначала хотел активно рекламируемое “Останкино”, но остановился на проверенном “Вегусе”) – копченой, сырокопченой, салями, сервелата, бастурмы немного, буженинки, карбоната – для мясного ассорти; несколько видов рыбы – для рыбного. Маслины, оливки…»[3]
А «Бренд» и есть упорядоченное перечисление неживых предметов, международных брендов (внутри некоторых глав вы найдете еще и перечисление любимых фильмов, занятий и т.д.). Нелинейность повествования можно трактовать и как «голос» постмодернизма», и как поп-арт-прием коллажа, и как излюбленный У. Берроузом дадаистский cut—up – метод нарезок – своеобразную дань клиповому мышлению. Д. Коупленд в своем культовом романе «Generation X», тоже, кстати, сначала задуманном как культурологическое эссе, к которому «Бренд» тяготеет, прерывает беседу трех подростков из пустыни около Палм-Спрингс глоссами – словарно-энциклопедическими пояснениями на полях. Типа «Зависть к лысохвостикам: зависть к материальному богатству и устойчивому положению старших представителей поколения демографического взрыва, которым повезло родиться в удачное время».
В «Бренде» родственную роль выполняют части «Factum», в которых вкратце дается вся история описываемого бренда. К примеру: «Напиток Coca-Cola был изобретен химиком Джоном Стисом Пембертоном в 1886 году в Атланте, штат Джорджия, США. Название и особое написание Coca-Cola придумал бухгалтер Пембертона Фрэнк Робинсон».
Уолтер Абиш тоже назван Олегом Сивуном неслучайно. Абиш любит экспериментировать с формой. К примеру, роман «Alphabetical Africa», вышедший в 1974-м, сложен из двух частей, в каждой – 26 глав по числу букв в алфавите. В первой главе можно встретить только слова на первую букву английской азбуки «A», во второй – на «А» и на «В» и т. д. Во второй части буквы, наоборот, убывают.
И Ролан Барт упомянут не просто так. Как апологет нового романа (Сивун, видимо, симпатизирует французскому новому роману как антироману, противостоящему социально-критическому роману в общепринятом смысле). Автор книги о мифах буржуазного сознания и их отражении в СМИ. Прародитель литературной семиологии и новой критики.
Ну и, конечно же, Энди Уорхол. Икона стиля и главный вдохновитель О. Сивуна. Бренд, открывающий поп-арт-роман «Бренд» (да, именно по первой букве имени Andy, а не фамилии Warhol). Олег Сивун признается или лукавит, что не читал до конца ни одной его книги, однако связь «Бренда» и «The Philosophy of Andy Warhol (From A to B & Back Again)» действительно на поверхности. Один из рецензентов Сивуна Майя Якут уже проводила цитатные параллели вроде этой: «У Уорхола: “Просто нельзя делать то, что не в твоем стиле. Можно говорить о вещах, которые не в твоем стиле, но нельзя делать то, что не в твоем стиле. Это плохая идея” (10. Атмосфера). У Сивуна: “Я никогда не хожу в японский, китайский и корейский рестораны. Мне кажется, что это абсолютно не в моем стиле. К тому же есть суши сейчас стало модно. А я стараюсь не делать ничего, что модно, я стараюсь делать то, что в моем стиле” (13. McDONALD’S)»[4].
Книга Уорхола – набор самоцитат, «quotable quotes». «Бренд» – это, по сути, центон авторских цитат», – пишет Марина Палей. Впрочем, вскройте конструкцию нашего поп-арт-романа, выкиньте все, кроме основной, исповедальной части (Punctum), и вы получите самый усредненный вариант вполне себе традиционной «молодой» прозы. Дневниковость, вялость слога, минимализм художественно-изобразительных средств, активное упоминание брендов (от международных типа Sony до названия сигарет «Союз Аполлон»), бессюжетность. Не без интеллектуальности, иронии и блестящих находок. Основной смысл: мир мне неинтересен и я миру неинтересен.
Ощущения повествователя «Бренда» как раз такие: «Я вырос в Восточном Берлине. Мои родители работали там. Может быть, они были агентами Штази или КГБ. Я не знаю. Мне это было, в общем-то, неинтересно»; «Мне неинтересны фотографии с чужих свадеб, дней рождений, выпускных, корпоративных вечеринок и т. п. Настоящими фотографиями я считаю только мои детские фотографии на фотобумаге Kodak»; «Я не закрываюсь очками от солнца, я закрываюсь очками от мира. Мир мне ничем не обязан, я ему тоже» и т. д. Незнание себя, расшатанное самоопределение, характерное и для героев чуть более «старших товарищей» Сивуна: «В общем, я не знаю, кто я есть на самом деле и есть ли я вообще. Мне хочется найти что-то свое, личное, но, видимо, это невозможно».
Стоит ли, подобно С. Костырко, отделять Олега Сивуна от более старших (не по возрасту, а по моменту вхождения в литературу) – вопрос. Круг тем тот же. Только герой, к примеру, «Ура!» С. Шаргунова – активен и готов к борьбе и самосовершенствованию, а повествователь Сивуна – по-поп-артовски безлик и аморфен, как американский иксер 80-х. Герои Прилепина и авторов леворадикальной прозы как бы говорят: «Я ненавижу “Макдоналдс” и эту собачью еду, и я буду крушить “Макдоналдс”». Герои Сенчина, Садулаева и др. как бы говорят: «Я ненавижу “Макдоналдс”, но я работаю в “Макдоналдс”, буду страдать молча». Герой Олега Сивуна говорит: «Я блюю после McDonald’s, но мне все равно нравится McDonald’s». Герой Сивуна инкорпорирован в общество потребления больше всех, хотя и хотел бы жить в доме, где только книги. И в этом вся разница.
Эстетическая новизна «Бренда» – в поп-арт-конструкции и в системе аллюзий-отсылок, которые его и вытягивают. А поскольку сплошной внутренний монолог, пусть и умного, героя – невыносимо скучен, система композиционной разбивки играет роль рекламной паузы или пробела между ЖЖ-постами. Кстати, с блогом «Бренд» сближает и сообщающаяся система Punctum—Soundtrack. Дело в том, что ЖЖ-юзер, помимо основного текста, может заполнить стандартную анкетку: Tags (буквально «свободно болтающиеся концы», а на деле своеобразные пометки, по которым пост можно отыскать впоследствии), Mood (настроение), Location (местонахождение), Music (музыка). Очень похоже на структуру сивунской главы.
На российской почве у «Бренда» нет прямых предшественников (поэтому, наверное, он и показался здесь таким новым и таким революционным). Василий Розанов? Евгений Харитонов? Нет. Образцы московской концептуальной школы сюда тоже не годятся. Даже опыты Пригова. И тем более – Павла Пепперштейна, чьи книги ближе к трансгрессивной литературе (психоделический реализм) и живописуют российское поколение рейверов, тусовщиков, пришедших в Америке вслед за иксерами.
Да, к неофициальной советской культуре, а тем более к концептуализму как реакции на поп-арт-фетишизацию предметов масскультуры «Бренд» отношения не имеет. Это продукт, пересаженный с американской почвы, причем уже почти выдохшейся. Так что формулировка, с которой Сивуну дали Новую Пушкинскую премию, «За новаторское развитие отечественных культурных традиций» несколько удивляет. Логичнее было бы вручить ее за продолжение западных поп-арт-традиций на русском языке. Однако суть поп-арта (так же, как концептуализма, кстати) в том, что смысл меняется, даже если материал не меняется. Экзистенциальные идеи Бегбедера, Уэльбека, Коупленда, искаженные уорхолской интонацией и искусно запакованные в поп-арт-конструкцию, смотрятся вполне себе оригинально, если герой родом из СССР и живет в большом российском городе. Материал – чужой, почва – инородная, неорганичная, «язык» – безакцентный, ровный, как будто переводной. А герой (вернее, безликий повествователь) тем не менее наш и говорит все же по-русски. В этом, видимо, и заключается эстетический прорыв О. Сивуна.
«Бренд» – это именно адаптированный перевод, а не русский аналог. Русский аналог Уорхола-художника – это какой-нибудь Комаров или Меламид. Сивун же занимается копированием-тиражированием – как раз в духе поп-арта, строящемся на конвейерной одинаковости. Альтер эго Сивуна говорит: «Потребление копии не требует никакого усилия, оно абсолютно нейтрально. Поэтому так много людей сидит в японских ресторанах, они избавлены от всех опасностей оригинала: они знают, что им никогда не подадут рыбу фугу». «Скопированная литература» равно «популярная литература». Да, Сенчин-Шаргунов-Прилепин-Садулаев-Орлова-Ключарева и другие российские молодые писатели тоже воспроизводят западные идеи сопротивления обществу потребления: убежать, выкинуть гамбургер, бросить работу и т.д. И романы их тоже далеки от принятой отечественной традиции. Однако дух недовольства у их персонажей – именно отечественного происхождения. Они живут в современных российских реалиях, им не нравится именно российская жизнь, именно российский извод капитализма.
Кстати, то, что повествователь «Бренда» внутренне мучается от своей полной включенности в мир потребления, – смысл, выдуманный нашими рецензентами. По логике поп-арта такого смысла в «Бренде» быть не должно. Поп-арт воспевает общедоступную, массовую культуру супермаркетов. Когда повествователь говорит: «Все, что остается, – это смотреть рекламные ролики и верить, что мир ограничивается супермаркетом», – это не горький вздох раба Системы, как в офисной прозе, а оптимистическая констатация.
Черты поп-арт-романа: броскость и массовость, не лишенная философской подкладки и пограничных проблем. Таких, как рождение и смерть (по Сивуну – и то и другое происходит у супермаркета), причем особое внимание уделяется смерти в авиакатастрофе: «Люди, погибшие в авиакатастрофе, – люди особые». Любовь, но не к человеку, а к брендам, основная рефлексия повествователя – «нравится – не нравится, люблю – не люблю». Одиночество: «Мне нужно знать, что я не один». Слава: «Я всегда думаю, кто сейчас самый популярный человек в мире. И я почти уверен, что Иисус Христос». Плотские моменты жизни: «Я многое бы отдал, чтобы увидеть, как Barbie ходит в туалет или занимается сексом» и т.д. В «Философии Энди Уорхола» смерть, любовь, слава, красота дают название рассуждениям-главкам.
Наверное, между Сивуном и «Шаргуновым, Ключаревой, Орловой и др.» можно провести такую же параллель, как между «поп-артом» и «новым реализмом» в изобразительном искусстве. Поп-арт открыто буржуазен, рекламен, а «новый реализм» при всем своем сходстве – антикапиталистичен, ироничен, анархически деконструктивен. «Новые реалисты» – молодые российские авторы пытаются делать то же, что и «новые реалисты» – французские художники, – интегрировать реальность повседневной жизни в искусство. Правда, часто вместо произведения искусства получается нагромождение металлолома (серых дневниковых наблюдений).
Д. Колесников пишет в «Литературной России»: «В по-ве-ст-во-ва-нии Оле-га Си-ву-на на-ше-му взо-ру пред-ста-ет не мо-ло-дой ге-рой, от-ча-ян-ный, гор-дый и силь-ный ду-хом, как в про-из-ве-де-ни-ях Шар-гу-но-ва и При-ле-пи-на, а обыч-ный со-вре-мен-ный па-рень без осо-бых за-про-сов и ам-би-ций, лю-бя-щий клас-си-че-с-кую Coca-Col’у, муж-ской глян-це-вый жур-нал Esquire и аван-гард-ные кар-ти-ны Andy Warhol’a. Этот ре-аль-ный хлад-но-кров-ный трез-вый взгляд на ок-ру-жа-ю-щую дей-ст-ви-тель-ность не-об-хо-дим как воз-дух но-вей-шей рус-ской ли-те-ра-ту-ре, ор-га-ни-че-с-ки до-пол-няя и обо-га-щая ее слав-ную ге-ро-и-че-с-кую ли-нию»[5].
Думаю, «славная героическая линия» новейшей русской литературы уже порядком обогащена и такими персонажами – обыкновенными модными молодыми людьми, жертвами «бездуховной ельцинской эпохи». И не только в так называемой «миддл-литературе», или в паралитературе, но и в мейнстриме. В эсхатологическом постмодернистском романе Анатолия Королева «Сгинь, коса!», например. Так представляется его главный герой: «Я – Никита Царевич, мне двадцать девять лет, я окончил филфак МГУ и – по болонской программе – парижскую Сорбонну, пишу для тонуса диссертацию о сказках Шарля Перро, зимой живу в отеле на берегу Индокеана (Гоа), а служу в московском филиале фирмы “RS&Art” креативным экспертом: анализирую русскую рекламу знаменитых брендов на предмет положительного внушения»[6]. Далее, кстати, идет описание рекламы Bounty, им самим придуманной. Или взять героев молодого Александра Снегирева. Они чуть попроще, но тоже любят тачки, татуировки, хорошие марки одежды. В конце концов, хотите обычного современного парня без запросов и амбиций – идите к Роману Сенчину. Его персонажи-лузеры вовсе не горды и не сильны духом, а затовариваются себе в супермаркете: «помидоры, огурцы, зелень».
Говоря о «Бренде» Сивуна, еще вспоминают Пелевина. Самая пелевинская «примочка» – это Bonus, то бишь рекламный видеоролик («Мы видим, как к входу в гипермаркет Wal-Mart подходит человек. Он смотрит на вывеску Wal-Mart, улыбается и собирается войти в магазин. Тут перед ним открываются автоматические двери в Wal-Mart, и оттуда человека заваливает кучей товаров широкого потребления. Packshot Wal—Mart’а и слоган: “Wal—Mart. Это больше, чем можно себе представить”»), – отсылка к пелевинскому «Generation P».
А вообще сравнивать Пелевина с Сивуном, а отечественную адаптацию поп-арта с русским постмодернизмом нельзя. «Бренд» – это талантливо скроенный рекламный текст как система знаков, но к художественной литературе отношения не имеющий. Ни к плохой, ни к хорошей. Это эссеистический поток сознания человека поп-культуры, мозаично составленный по заранее сочиненному трафарету (почти как таблица, по которой У. Берроуз писал свой «Голый завтрак»). Из нескольких структурных кубиков (тут можно вспомнить карточки Рубинштейна) моделируется эссеистическая словесная конструкция, беллетризованная только неуловимой разницей между повествователем и автором, а такая разница существует не только в фикшн-прозе, но и в критических статьях, например.
Слова Бодрийяра о живописи поп-арта можно отнести и к литературе: «Только поистине на рудиментарном уровне поп-арт может быть принят за “изобразительное” искусство: раскрашенные картинки, наивная хроника общества потребления и т. д. Правда также, что деятелям поп-арта нравилось на это претендовать. Их простодушие огромно, двусмысленность также»[7]. Поэтому к работам «Шаргунова, Ключаревой, Орловой и др.» можно предъявлять множество претензий, а к тексту Сивуна – практически нельзя. «Бренд» создан по методам актуального искусства, в котором идея потребления и коммуникации выражается через искусную компоновку и смещение контекста. Самое сложное – придумать ход, форму, способ компоновки. Наполнить ее (в особенности если ты начитан, неглуп, да еще имеешь культурологическое образование) ничего не стоит. Каждый может стать знаменитым на пятнадцать минут. И Олег Сивун стал знаменитым. О нем пишут самые разные издания. Его пародируют. В частности, в блогосфере появился некто sivun (пользователь, не являющийся реальным Олегом Сивуном), который поэтапно выкладывает некий «поц-арт-роман Олег Сивун». Лексика сниженная, бурлескная. Подается выдуманная, часто непристойная, цитата и тематический опус, коих, видимо, предполагается 33 по числу букв русского алфавита. Но это так, в порядке казуса.
Не обошлось, кстати, и без маленьких скандалов, тем более что скандал – одна из стратегий актуального искусства. Сначала в той же «Литературной России» появилось сообщение о том, что «не-ко-то-рые зна-то-ки ми-ро-вой ли-те-ра-ту-ры объ-я-ви-ли, что Си-вун «ук-рал» кон-цеп-цию сво-ей кни-ги из ра-бо-ты «Фи-ло-со-фия Эн-ди Уор-хо-ла (От А к Б и на-обо-рот)», уви-дев-шей свет в 1975 го-ду». Затем там же напечатали обращение некоего Александра Симоновского, написавшего роман «Бренд» из 19 рассказов: NOKIA, STAROPRAMEN, ARMANI и т. д. еще в конце 2006 года. Не буду углубляться в чужие обиды, однако замечу: Сивун наверняка читал те же источники, что и Симоновский, ничего удивительного, что у обоих вышли книги с одинаковым названием. А по сути – эссеистический подход Сивуна и нестандартный выбор брендов как-то честнее. Структура его словесной конструкции оправдывает свой логотип поп-арт-романа. Поп-арт-роман (а не «поэма», как восторженно настаивает М. Палей) и есть. Его хорошо поставить на полку рядом с комиксами Роя Лихтенштейна, инсталляциями Роберта Раушенберга и книгами Уорхола. Где-нибудь на выставке актуального искусства. И люди будут в восторге, потому что поп-арт шокирует и у широких масс вызывает восторг.
Олег Сивун прекрасно справился со своей поп-арт-задачей: наделал шуму, обнажил прием, раскрыл эстетическую ценность потребительских товаров и культовых персонажей. За это ему действительно можно пожать руку.
∙