Опубликовано в журнале Октябрь, номер 11, 2009
Евгений КАМЕНЬКОВИЧ
Музыка языка
Когда я был студентом режиссерского факультета ГИТИСа, Давид Львович Боровский, которого я считаю своим учителем, однажды пересказал мне рассказ Василия Аксенова “Победа”. Это довольно фантасмагорическое произведение, в котором жлоб выигрывает у гроссмейстера. Действие происходит в купе поезда, и в финале жлоб спрашивает: “Ну что, гроссмейстер, струхнул?”, а тот достает приготовленную заранее медаль, на которой написано: “Податель сего выиграл у гроссмейстера в шахматы”. На мой взгляд, это удивительный рассказ. Тогда он мне так понравился, что я сделал по нему отрывок – не очень удачный, правда. Но я все равно был собой ужасно горд, потому что успел влюбиться в прозу Аксенова и потом начал сочинять какое-то действо по его ранним рассказам. Хотя ничего особенного тогда не получилось, я все-таки надеюсь когда-нибудь сделать по ним спектакль.
Аксенов, конечно, абсолютно театральный писатель. Писатель с богатым воображением, с особенным взглядом на мир. Когда читаешь Аксенова – как будто летишь. Его тексты – красочные, яркие, сочные. Все, что в них происходит, легко представить в театре. При этом сам язык прозы Аксенова для театра сложен, его почти невозможно передать.
“Затоваренная бочкотара” произвела на меня огромное впечатление. Когда я (по совету того же Давида Боровского) прочитал ее, то никак не мог понять: что это такое и как вообще так можно писать? Это был какой-то непонятный полет. Это было не похоже ни на что. Прошло довольно много времени. Однажды я был на показе молодых актеров в театре Табакова. Олег Павлович подошел ко мне и спросил как молодого педагога, хочу ли я сам что-нибудь поставить? И я ответил первое, что пришло в голову: “Давайте “Затоваренную бочкотару”!” Надо сказать, что Табаков всегда очень быстро принимает решения, поэтому он так же легко ответил: “Давай!” После этого случилось что-то для меня невероятное: сегодня мы решили ставить “Бочкотару”, а через три дня уже начались репетиции. У меня не было ничего: никакой инсценировки, никаких задумок. Я понятия не имел, как все это делать… “Табакерка” тогда была совсем молодым, дерзким коллективом. Они, по-моему, очень быстро догадались, что я еще не представляю, как делать спектакль. Но поскольку они тоже были восхищены повестью, мы как-то все вместе всё это сделали. Сын Давида Львовича, Александр Боровский (кстати, именно с ним мы делали отрывок по рассказу “Победа”), придумал декорации – эту самую бочкотару. Мы сыграли премьеру, даже съездили на фестиваль в Западный Берлин…
Самое же прекрасное, что благодаря “Затоваренной бочкотаре” мне удалось лично познакомиться с Аксеновым. Шел 1989 год, он еще не вернулся в Россию, но времена были уже не такие тяжелые – куда-то выпускали. И меня как молодого специалиста отправили на Авиньонский фестиваль. А Василий Павлович в это же время случайно оказался не в Америке, а в Париже. Я тогда был почти нищий, помню, как очень смешно с ним созванивался, договаривался о встрече. На всю жизнь запомню, что мой первый вечер в Париже я провел с Аксеновым и его женой. Он был очень удивлен, когда узнал, что кто-то ставит “Бочкотару” (хотя какие-то попытки это сделать уже предпринимались – французами, например). Ее помню, о чем мы говорили, но помню ощущение счастья. Мне кажется, человек редко может сказать, что он счастлив, однако в тот вечер я был в этом уверен.
Уже потом, когда Василий Павлович приехал в Россию, Табаков умудрился устроить как бы вторую премьеру спектакля. Он собрал какую-то удивительную публику, и все это было в честь Аксенова. А он был в полном восторге от актеров. И, конечно же, больше всех его впечатлил Саша Марин. Его Телескопов был тысячепроцентным попаданием.
В 2007 году Табаков предложил мне сделать новую версию спектакля. Для него было важно, чтобы сегодняшние молодые люди знали этот текст. Хотя время сейчас совсем другое (повесть была написана во время оттепели, а мы поставили ее в начале перестройки – эти эпохи как-то перекликались), мы не хотели на этом сосредотачиваться. Ведь “Затоваренная бочкотара” – универсальное произведение. Его основная мысль в том, что, какие мы ни есть разные – интеллигенты, рабочие, пенсионеры, стукачи, – мы едем в одну сторону. Понимания этого не хватает нашему обществу, я всегда поражаюсь, как много на этой почве конфликтов. И поэтому “Затоваренная бочкотара” современна всегда: она не привязана к конкретному времени. В каком-то смысле это утопия – недаром в конце там все объединяются, хотя сначала смотрят друг на друга волками.
Тексты Аксенова, при всей своеобразности его языка, очень музыкальны. Да и мелодика его устной речи поразила меня, когда я встретился с ним в Париже. Всем известно, что Аксенов очень любил джаз. Джазовые интонации присущи его прозе. Как перенести это в спектакль? Ведь наш главный инструмент – живые люди, актеры. Мы постарались сделать это за счет музыки. Второй спектакль, 2007 года, более музыкальный. Я ужасно горжусь тем, что мы заканчиваем его настоящим оркестром.
И еще раз о языке Аксенова. Почти невозможно его передать в театре, но мы стараемся это сделать. Мы все-таки сохранили восемьдесят пять процентов текста – это очень много. Уверен: когда я объяснял актерам, как это надо играть, в одном я оказался прав на тысячу процентов: “Затоваренная бочкотара” – это поэма. Это настоящая поэзия. И мы старались эту поэзию сохранить и донести до зрителя.
Записала Анна Бабкина
∙