Опубликовано в журнале Октябрь, номер 1, 2009
|
Все, чем для прихоти обильной Торгует Лондон щепетильный И по Балтическим волнам За лес и сало возит нам… А.С. Пушкин |
Рассказывая о выставке, стремишься описать впечатление, которое она производит. Бывают выставки, представляя которые, хочешь рассказывать историю, где оживают предметы-экспонаты. “Два века британской моды” в Музеях Московского Кремля, где демонстрируется уникальная коллекция английской аристократической одежды XVIII-XIX веков из Музея Виктории и Альберта, – как раз такой случай.
Мода – самое легкомысленное, что есть на свете. Она сохраняет отпечаток времени, может рассказать об образе жизни, классовой принадлежности, занятиях человека, причем довольно точно, но – очень несерьезно. Вот, скажем, Индия стала колонией Британии, и светские дамы прикрепили к шляпкам перышки райских птичек. Во Франции произошла Великая буржуазная революция, и франты надели галстуки – в подражание храбрецам, на чьих шеях оставались петли от виселицы.
Из-за подобной ветрености в отношении к самым серьезным вещам моду долго не почитали за искусство. Лишь на Всемирной промышленной выставке, проходившей в Лондоне в 1851 году, стало понятно, что и запросы модников порой требуют настоящего мастерства и присутствия музы. Кстати, Музей Виктории и Альберта тоже начинал коллекционировать ткани, текстильные достижения, а вовсе не платья как произведения искусства.
Однако нам сегодня интересно именно готовое платье. Ведь самое тонкое кружево, на которое у кропотливых рукодельниц уходило несколько месяцев работы, в наши дни за считанные часы могут сделать машины, а современные красители ярче, надежнее и разнообразнее красителей, использовавшихся для китайских шелков, популярных в Англии в XVIII веке. Зато готовые платья способны нас удивить. Кринолины и расшитые кафтаны, шелковые ботинки и веера – все это детали одежды людей, крайне отличных от нас – прежде всего тем, что у них было время. Время застегивать сюртук на тридцать-сорок пуговиц, затягивать по утрам корсеты, привязывать турнюры из китового уса, переодеваться по пять-шесть раз в день. Эти люди умели пользоваться свободным временем: не скучать, а проживать его в свое удовольствие, утонченно и со вкусом. В этом они были подлинными аристократами (особенно в Англии!). И сумели создать действительно аристократический костюм.
В отличие от центра аристократической жизни Франции XVIII века – королевского двора в Версале – Ганноверский двор в Британии не был ни средоточием роскоши, ни “деловым центром”. Британское высшее общество большую часть года проводило в своих загородных поместьях или в Лондоне. Оно почти не было сковано рамками этикета и занималось в основном верховой ездой, карточной игрой с друзьями, аристократы гуляли на свежем воздухе, пили чай и посещали концертные залы и увеселительные сады Рейнлаг и Воксхолл.
Поэтому с самого утра их день начинался безмятежно. Леди выходила к чаю в утреннем платье с мягкими складками на спинке (наиболее простой, повторяющий естественные контуры тела крой) и однотонной косынке на плечах. Розоватый шелк с узором из букетов цвета слоновой кости делал хозяйку платья похожей на простой и свежий цветок, один из тех, что выращивали в английских садах. Короткие, по локоть, рукава, украшенные длинными оборками, позволяли держать руки в непринужденном положении – полусогнутыми, сложенными перед собой. Такую позу диктовал фасон платья с пышным кринолином.
Джентльмен так же старался не нарушить своим костюмом гармонии тихого английского утра. За чаем на нем были, как правило, жилет и кафтан из шерсти коричневого или бутылочного цвета и короткие бриджи. В качестве аксессуара – простой льняной или хлопчатобумажный платок, иногда украшенный вышивкой белой гладью и вензелем. В таких нарядах в XVIII веке семейные пары проводили время за самым британским занятием на Земле – чаепитием на свежем воздухе.
После завтрака их ждали друзья и карточный столик при теплой погоде или знаменитая охота на лис в столь же известных красных куртках фрачного двубортного покроя в зимние месяцы. Кстати, шерстяной костюм для верховой езды носили и женщины. Более того, жакет от него был обязателен для леди, если она посещала любое мероприятие на свежем воздухе. А вечером британские аристократы отправлялись на прием. Англичанки появлялись в свете в платьях мантуа (mantua): хотя эти одеяния были более сдержанны и элегантны, чем французские grand habit (“большие наряды”), они тем не менее украшались фижмами и дорогим золотым шитьем. Необходимым аксессуаром в душных дворцовых залах становился веер, с помощью которого можно было не только пококетничать, но также узнать о политических и эстетических взглядах его хозяйки.
Неспешно и элегантно, в бесконечных переодеваниях в соответствии с приличиями великосветского общества протекало время британских аристократов вплоть до XIX века. Столетие минуло с тех пор, как в Лондоне появился первый в мире кутюрье Чарльз Фредерик Ворт, целенаправленно занявшийся пошивом мужской одежды высокого качества. Наступил второй век британской моды. На женских платьях появились плиссированные оборки, которые невозможно было сделать вручную. Модные журналы запестрели рекламой специальных машин для создания складок, работавших с использованием пара. Леди украсили свои наряды многометровыми отделками. Это был век промышленности и науки. Мужчины вместо охоты на лис принялись вершить открытия в ботанике и биологии. Интересно, что даже самый известный художник по тканям Уильям Килберн создавал модные текстильные узоры и одновременно иллюстрировал фундаментальный труд по ботанике “Flora Londoniensis” (“Флора Лондона”).
Несмотря на все новые веяния английская мода очень незначительно изменилась по сути. Даже после научно-технической революции и первого опьянения ее плодами британская знать, консервативная в душе, была не в силах отказаться от очарования сельской жизни. Аристократичным по-прежнему считалось то, что напоминало о простом и изящном времяпрепровождении на природе. Ценились цвета, близкие к натуральным, и даже эпитеты цветов повторяли названия растений, птиц, животных: например, цвет пальмового листа. Характерной чертой английского вкуса по-прежнему было сочетание роскоши и простоты. И иностранцы все так же говорили о британцах: “Они одеты просто, но их одежда выполнена из наилучших тканей, и они носят самое лучшее белье”.
Любимые наряды у англичан, действительно, были настолько добротными, что одно платье могло годами доделываться, поправляться, перешиваться. Ткани со сложными узорами стоили баснословно дорого, поэтому, однажды купленные, они сохраняли ценность даже тогда, когда наряд выходил из моды. Портнихи распарывали его и повторно использовали материал для создания новых фасонов. Таким образом, платье почти органически “вырастало”, жило, менялось вместе со вкусами и настроением своей хозяйки или хозяина. На тряпки и бумагу одежду стали пускать только с появлением неоклассических платьев из белого хлопка. Подобные наряды быстро изнашивались, и их отдавали прислуге или использовали в хозяйстве, потому до сегодняшнего дня их сохранились единицы. Тем не менее именно тогда в английской моде стала доминировать лаконичность, роскошь же отошла на второй план, и были созданы такие неповторимые образцы английской простоты, благородной сдержанности и скромного изящества, как белые хлопковые платья.
В коллекции Музея Виктории и Альберта нашелся такой экземпляр, и, наверное, именно он венчает выставку британской моды в Кремле. Ведь трудно представить больший контраст самой атмосфере Кремля и роскоши русских царей, чем английское белое платье. (Кстати, кремлевская коллекция “Роскошь царей” вслед за визитом Музея Виктории и Альберта отправится на выставку в Лондон). И дело даже не в том, что по сравнению с ним русские кафтаны, украшенные каменьями, кажутся аляповатыми и безвкусными (это несправедливо). А в том, что русской культуре не свойственна ни лаконичность, ни точность, ни легкомысленность культуры европейской. И понимаешь это, только сопоставляя.
Для нас до сих пор остается загадкой этот британский баланс между роскошью и простотой, точностью и ветреностью. Как, например, современные английские дизайнеры Вивьен Вествуд и Джон Гальяно с изяществом соединяют изысканные шелка своих именитых прабабушек с последними веяниями моды, идущими, как правило, от социальных низов? Почему они сочетают корсеты и перчатки – с растянутыми или, наоборот, севшими майками (что это, неудачная стирка?), сваливающимися штанами (достались от отца? купили на вырост?), а заодно и с бритыми женскими головами? Или как осмелились они после теракта в Нью-Йорке в 2001 году по-восточному оголить животы своих моделей и показать пупки с пирсингом?
Между тем в консервативной Британии, действительно, очень мало меняется в корне: ветреные модники падки на экзотику, как и во времена завоевания Индии. Русским остается только удивляться и признавать: быть легкомысленным в самом ветреном из искусств, видимо, тоже искусство. Причем, кажется, типично британское.
∙