Опубликовано в журнале Октябрь, номер 7, 2008
Ничего нового
сейчас не происходит
Мы попросили ответить на вопросы нашей рубрики Дмитрия Глуховского, автора нашумевших романов “Метро 2033” и “Сумерки”.
– Дмитрий, не кажется ли вам, что традиционное понятие “семья” уходит в прошлое?
– Приходит и уходит. И снова приходит, и опять уходит. Коммунисты, помнится, сразу после прихода к власти в 1917 году собрались было вообще отменить институт семьи как буржуазный и жить коммунами. Не вышло. С моей точки зрения, семья – явление не столько социальное, сколько биологическое. Как его ни называй, человек разумный тяготеет именно к подобной форме половых союзов. Постоянный партнер, совместные дети, долгосрочные отношения. Против этого можно бунтовать, такую форму можно объявлять устарелой и немодной, но именно к ней человека тянет инстинктивно. За периодами либертинизма следуют эпохи здорового консерватизма… Это все циклические процессы.
– Какой характер носит такой союз? Чисто прагматический или романтический?
– Считаю, что жениться надо только с одной целью – чтобы заводить детей в браке. Иначе дети рискуют почувствовать себя неполноценными, когда начнутся разговоры в детском саду. Остальное для меня непринципиально. Однако надо отдавать себе отчет в том, что вторая половина, принимающая участие в отношениях, в нашей стране в девяти случаях из десяти совершенно повернута на матримониальной тематике. О своем жизненном успехе любая постсоветская девушка судит по тому, насколько она способна создать и сохранить брачный союз. Ровно в той же степени, в какой для мужчины важна его карьера. Не успев познакомиться, девушка начинает рисовать в своем воображении свадьбу и планировать совместную жизнь. Брак, который в обиходе называют “гражданским”, признают немногие. Большинство готово рискнуть и забеременеть, зная, что иначе от наших мужчин предложения не дождешься. Да, в крупных городах сегодня девушки начинают слышать тиканье “биологических часов” не в двадцать один, а в двадцать шесть, но к тридцати часы эти уже вовсю бьют. Все подруги повыскакивали замуж, и уже надо срочно что-то делать. И попробуйте только заикнуться о том, что институт семьи изжил себя…
В идеале в семье должно быть полное равноправие. У каждой стороны – пятидесятипроцентный пакет акций, блокирующего нет по определению ни у кого. Если одна из сторон начинает давить, другая неизбежно чувствует себя ущемленной. И если только с самого начала этот человек не мечтал подчиняться, командно-административный подход не приведет ни к чему хорошему.
Что касается альтернативных форм семьи – от однополых браков до чайлд-фри (движение людей, сознательно отказывающихся иметь детей), – глупо предполагать, что этого не было раньше. Все было. И в Древней Греции, и в барочной Франции… Ничего нового не происходит. Но это все считанные проценты, ни в какое сравнение не идущие с общими трендами.
– Может ли человек быть самодостаточен? Как вы оцениваете увеличение “порога замужества” (когда возраст, при котором люди готовы вступить в брак, смещается с двадцати с лишним на тридцать с лишним)? Где граница между персональным и семейным успехом и неудачей? До какой степени частное и семейное должны совпадать?
– “Порог замужества” – явление социально-психологическое. Тут две составляющих: возраст, в котором человек начинает чувствовать себя одиноким, и возраст, в котором он ощущает, что достиг достаточного материального уровня, чтобы растить потомство. Первое особенно сильно действует на женщин, второе – на мужчин. Женщины – существа имманентно одинокие. Не знаю уж, что именно тут влияет: воспитание или гены, но у каждой девушки щемящее чувство одиночества и неустроенности прорезается годам к двадцати двум – двадцати трем, и чем больше из ее подруг выходят замуж или хотя бы обзаводятся постоянными отношениями, тем острее у нее потребность влюбиться и примкнуть к единственному мужчине. В смутные времена, когда возможности обеспечить семью нет, когда молодость и неопределенность вынужденно растягиваются на лишних пять лет, порог может сместиться. Но это, опять же, непринципиально. Эти несущественные флуктуации – пять лет туда, пять сюда – никоим образом не угрожают матримониальному детерминизму: от брака никуда не деться. Брак, зарегистрированный в загсе или прописанный на небесных скрижалях, – это биологический императив. Женский. Ну и мужчинам ближе к сорока часто тоже уже хочется иметь семью. Как только населению дали возможность чуть подзаработать – оно сразу стало брать штурмом загсы и церкви.
– В романе “Метро 2033”, ставшем бестселлером, вы заглядываете в будущее, предполагаете некое развитие общества, а следовательно, и семьи. Каков семейный союз 2033 года?
– Надо понимать, что “Метро 2033” – конструкция ажурная и нестабильная: допущение на допущении. Общественная модель, описанная в книге, – заброшенный полустанок на полпути между станциями “Феодальная” и “Первобытно-общинный строй”. В мире, разрушенном ядерной войной, в московском метро, превратившемся в Ноев ковчег, в последнее убежище человечества, социальные условности уступают место инстинктам. На некоторых станциях люди откатились уже до уровня неандертальцев, на других еще цепляются за цивилизацию. Но семейные отношения мало поменялись по сравнению с сегодняшними реалиями. Вообще же об отношениях между мужчинами и женщинами в книге сказано очень мало. Я просто не хотел писать о женщинах шаблонно, набирался опыта и оттачивал перо. В “Метро 2034” этой теме будет уделено куда больше внимания. Этой темы я больше не боюсь.
– Насколько семья хороша как источник вдохновения?
– Раньше я вообще жутко боялся семьи, был убежден, что обзавестись семьей – самый надежный способ похоронить свой талант. Потому что, увлекшись поиском корма, забываешь о творчестве. Сейчас эта фобия у меня немного ослабла, но полностью освободиться от нее мне не удалось.
– Насколько нам необходимо знание собственных корней?
– Это, знаете, биологически предопределено. У мужчины ведь тоже есть свои “биологические часы”. По моим подсчетам, действуют они так: к тридцати мужчина испытывает легкое желание остепениться, возможно, завести детей. К сорока он начинает своими детьми искренне интересоваться, а к пятидесяти – прямо-таки любить. А вот ближе к шестидесяти, когда все чаще посещают мысли о вечном, мужчина принимается интересоваться своими корнями, увлекаться родословными… Хочется, знаете ли, почувствовать себя частью общего и хоть так приобщиться к бессмертию.
– Кем и как вы бы хотели остаться для детей?
– Творчество – единственный способ. Литература в этом плане – буквально трансплантация мозга, и в роли реципиента выступают все читатели. Кому вообще нужно клонирование?