Опубликовано в журнале Октябрь, номер 12, 2008
Нет менее подходящего места для поэзии, чем поэтический фестиваль. А тут еще и море, и солнце, и горы, и толпы фланирующих по набережной, которая забита киосками и кафе с ароматами шашлыка, рыбы и прочих яств… А коньяк и крымское вино!..
А сонм поэтов, вытаптывающих маленький садик у Дома Волошина! И какая уж тут речь о поэзии, когда столько стихов в одном месте?
Они читают и слушают, то прячась от солнца в тени деревьев, то кутаясь в куртки от холодного ветра. По вечерам набиваются в “Богему” и опять читают и слушают стихи, запивая пивом, если нет ничего покрепче. Богема в “Богеме”? Какой шутник играет на старом, разбитом пианино без клавиш?
Нет, поэзии здесь не место.
А где?
Странное это действо — поэтический фестиваль! Собираются люди, занимающиеся довольно подозрительным делом, да и делом-то это назвать нельзя. Собираются и читают друг другу – стихи. Сегодня – время безумного количества фестивалей. Каждый мало-мальски приличный город считает, что у него должен быть свой фестиваль. То есть город-то обычно ничего не считает, ему и дела нет до таких пустяков, но всегда находятся какие-то ненормальные, которые убеждены, что Поэтический Фестиваль непременно должен быть! И каким-то необъяснимым образом, нарушая всяческие законы, в соответствие с которыми ничего такого быть не должно, Фестиваль происходит.
Впрочем, у поэзии всегда были странные отношения со всяческими законами, и прежде всего – с поэтическими.
Было время вечеров, было время самиздатских журналов, было время книг, а вот теперь время фестивалей.
Время как время, оно всегда не в ладах с самим собой.
Да, трудно поэзии, когда сто человек читают стихи. Этим же ста и слушать, – тяжко им. Вот уже за кустами что-то разливают… Но это к делу не относится, хотя как знать…
Давным-давно, когда Коктебель еще назывался Планерским, посетили мы эти благословенные места. На Карадаг тогда пускали беспрепятственно, и соблазн был велик. Мы тащились по тропе, разглядывали скалы и долины, спотыкаясь о камни. На шее у меня сидел сын, и оба мы с удовольствием вертели головами. И вдруг в какой-то момент, то ли заглядевшись на Чёртов палец, то ли по какой другой причине, я обнаружил, что тропы под ногами давно нет, а вместо нее крутой склон, на котором кое-где чахлые кустики, а вниз лучше и не смотреть. Куда идти, и главное – как? На четвереньках не поползешь, на шее сын, за кустики не ухватишься…
Впрочем, я вовсе не о том, как выбрались. Просто исхоженная дорога в любой момент может превратиться в крутой склон.
Протоптанная тропа Волошинского фестиваля (уже шестого) в любой момент может обернуться каменистым обрывом. А дальше – как повезет: либо все рухнет, либо из-за куста усмехнется (почему усмехнется?) поэзия. Ей-то на бездорожье привычнее.
Вот заглянули люди с набережной на чтение — рискнул один из читающих выйти за ограду и возопить: “Стихи бесплатно!” И пришли эти ребята в грязных банданах и ярких браслетах. Слушали. А потом останавливали на улицах. И просили книг. И читали свое.
А поэзия? Неисповедимы ее пути.
Может, ее было больше всего в заплыве на приз журнала “Октябрь”!
Кто знает.
На что надеются съехавшиеся со всего света поэты? Да ни на что и не надеются. Читают стихи, иногда слушают, купаются, пьют, травятся шашлыками в татарских забегаловках, дерутся в шалманах (бывает). Но кто-то вдруг неожиданно оказывается на склоне, и с вершины (или из пропасти) на него смотрят дикие крымские глаза, подмигнут, исчезнут, а мы лежи и мучайся: пощекотала? Укусила? Или так себе, коньячком сполоснула…
Странно течет время в русской литературе. Для нас – сто лет назад ближе, чем десять. Мы больше знаем о Волошине и людях, окружавших его тогда в диком Коктебеле с пустынным пляжем, чем о наших современниках. Мы хватаемся за Серебряный век, не доверяя собственному. Мы не чувствуем, что рядом рождается, живет и умирает поэзия. Кто знает, какие мифы будут о нас слагать через сто лет? Что будут писать про фестиваль в Коктебеле? Будут ли?
Щелкают затворы фотоаппаратов, работают видеокамеры. Тысячи снимков заполняют память компьютеров. Куда все это сгинет? А сгинет ведь. Миллионы дисков будут выброшены на свалку, миллиарды битов информации утонут в недрах Интернета среди новых и новых снимков, текстов, так же, как исчезает поэзия среди тысяч стихов, читаемых на сотнях фестивалей. А она там есть, но как ее разглядеть!
Однако пусть об этом думают через сто лет.
А мы собираемся в разных городах, на разных фестивалях, читаем стихи, пьем вино, разговариваем, а раз в год приезжаем на берег давно потухшего вулкана, смотрим по вечерам на прожектор, который что-то ищет в темной воде ворчливого моря.
Что-то ищем и мы.
∙