Рассказ
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 10, 2008
Родился в 1980 году в Казани. Поэт, прозаик. Автор книги “Влюбленные в бога” и ряда публикаций в региональной прессе. Лауреат премии “Новая татарская пьеса”.
За кухонным окном дотлевал рассветный туман, потихоньку обнажая крыши хрущевок, а Кеша Вяльцев как будто помогал ему рассеяться своим немигающим взором. Сквозь зуд чайника он чутко вслушивался в сон спавшей в квартире девушки. Она – добрая и заблудшая – вросла в душу Кеши. Некогда признал он ее безраздельно своей, обменял на отношения с родителями – и тем самым принял множество бессонных ночей и беспорядочно-больных мыслей. “Странный промысел судьбы”, – заключил Иннокентий, стоя подле окна и вспоминая, как сознанием пришел к Богу и тем заставил себя отказаться от прежней среды. То было странное время, когда жизнь исчислялась пресловутыми секундами и когда от каждой новой секунды жаждалось приятных впечатлений. Время, пропитанное духом авантюризма. В кругу бесшабашных приятелей из числа уличного сброда родной столицы. Кеша мысленно поддался меланхолии: “Какого клина меня перемкнуло?” – эта странная мысль была жалким воспоминанием о том переломном моменте в жизни, когда некоторых из нас посещают сожаление (оно будто свыше) и нелепое осознание того, насколько искажено собственное мироощущение. Кеша осознал, а потом настроил свои паруса по неизвестному ветру, несущему его судно в неведомый доселе океан. Первое, что понял Кеша, – это то, что океан огромен, а кораблей в нем мало. И еще то понял он, что если раньше время исчислялось секундами, то теперь стало исчисляться настоящим.
В разумной мере отказавшись от недостойных сует, Кеша совершенно без удивления почуял одиночество, и ощущение это близкие бессильны были изничтожить. Как же он благодарно молился, встретив ту, от которой не захотел избавлять свое сердце! Медленно, но уверенно чувство доверилось ему. Ему казалось, что отступничество от прошлой жизни было всего-навсего ценой, заплаченной за Любовь. Кеша без сомнения определил сие явление Божьим даром и откровением. Однако родители, не разделив чувств сына, отчего-то насторожились этой девушкой и благословения своего не дали, а чуть позже Кеша огорчился еще больше.
Все случилось в некоторой степени забавно: иногда он стал замечать белые “молекулы” на ее одежде, и на его вопросы она, не отвлекаясь ни на секунду от дел, отвечала полушутя: “Мел”. Будучи в прошлом участником криминальных дел, однажды он без труда определил состав белых следов и угрюмо постановил: “Кокаин”. Убежденность в этом пришла вскоре вместе с дырами в их семейном бюджете. Тем тяжелее оказался факт, что это не было обычной прихотью избалованной девочки, а тщательно скрываемой зависимостью. Кеша молча горевал, топя тихий боязливый протест к Богу в глубине своих первых сомнений. Его безмолвное мучение на протяжении полугода нерешительно трепетало в инкубационном состоянии. Наконец он открыл ей все, что знал. Они вместе обсудили, поплакали, договорились бороться с зависимостью, и понеслась череда бестолковых предприятий, нисколько не разрешающих ситуацию. Она с помощью заработанных Кешей денег прошла все курсы лечения, какие были в Москве, ездила в Среднюю Азию – единственным следствием этих стараний оказалось, что финансовые средства иссякли и жить стало не на что. Наконец миновали все этапы, знакомые тем, у кого близкий человек заражен тягой к наркотикам. Иннокентий испробовал все: запирал ее в квартире, изолировал от людей, оставлял без денег, но не добился сколь-нибудь заметного успеха и уже почти потерял надежду.
Но кто-то из знакомых убедил Кешу, что в Германии существует клиника, где якобы творят чудеса по преодолению зависимости. Лечение стоит $22 000. Немецкие врачи в устной форме гарантировали успешный результат. Достать эту сумму не представлялось Иннокентию возможным, так как он работал снабженцем в строительной фирме, где можно было заработать от силы $1000 в месяц. Две недели он принимал мучительное решение, параллельно которому хотел найти другой выход и даже обращался за советом к одному мудрому священнослужителю, у которого принял крещение два года назад, и получил такой ответ: “Через чужое горе свое не поправишь”. Эти слова нисколько не образумили горемыку, а, напротив, обозлили, и сомнения Кеши в справедливости Творца только возросли. Он не отчаялся – он принял-таки ранее смущавшее его решение, обретя то самое мятежное кухонное спокойствие, смежное со злобной решимостью в его глазах, в котором мы и застали его в начале повествования…
Уже подкралось утро, и туман невидимо взошел к облакам, когда ожидание прервало урчание остановившейся под окнами машины, а вслед за тем пропиликал телефон.
В трубку лениво пробасили:
– Идешь?
– Иду, – ответил Кеша Вяльцев.
Он спустился. В иномарке поджидали компаньоны, Вася и Костя. Вася уступил Вяльцеву место за рулем, сам пересел назад. Ностальгическая, но неполноценная радость по былым временам охватила вернувшегося на прежнее место Иннокентия. Он с удовольствием вел внедорожник по закоулкам московских дорог, играя скоростью и вместе с тем ощущая прилив азарта. Компаньоны не мешали Вяльцеву осваивать машину – они сидели безмолвно. Их глаза радостно поблескивали, глядя на рулевого. Им ли было не знать, каково сейчас Вяльцеву? Они чуяли его восторг, но и представить не могли, что Кешу снедает горечь. Васе и Косте было невдомек, что человек может сознательно покинуть их криминальный бизнес, известный всей столице и внушающий ей страх. Дорожная подстава – хлеб московской братвы. Компаньоны смотрели на Вяльцева как на вернувшегося из вынужденного отпуска братка и переживали странное умиление. Тем временем Вяльцев вывел машину на МКАД и набрал приличную скорость. Косте, сидевшему на переднем сиденье, он сказал:
– Зашкуришь и первым поедешь в “командировку”. – Потом, посмотрев в зеркало заднего обзора, обратился к Васе: – Ты, Вась, сервис изобразишь, поедешь после Костика, – на что Вася согласно кивнул.
А машина неслась по МКАДу, нарушая на пяти полосах автострады все мыслимые дорожные правила. Вяльцев специализировался на том, что называется “сажать на крыло”. Ему не нравилась квалификация “жопников”, так как работа их казалась ему нечистой. Те ведь что делали? Одной машиной, подрезая, загоняли машину жертвы на нужную полосу, где вторая их машина неожиданно тормозила, подставляя багажник и создавая этим искусственное ДТП. Такая подстава сама по себе была очевидной, и поэтому жертву приходилось заставлять наглостью и угрозами отдавать деньги за ремонт. Кеша же любил чистую работу – изощренно сыгранный спектакль, в процессе которого у жертвы не возникало и тени сомнения в собственной вине.
Думая об этом, Кеша вдруг пришел к мысли: “Что же я делаю? Неужто такой слабой оказалась моя вера в Господа, что не прошло и двух лет, как я усомнился в Нем?”. Но, вспомнив о череде своих страданий и тщетных усилиях выправить ситуацию, в которой оказался, он нашел себе оправдание. Другого способа добыть деньги, нужные для выздоровления той единственной, которую он любил, просто не было.
Он беспорядочно перестраивал машину из ряда в ряд. Никто и не думал возмущаться и сигналить – москвичи оттого, что большинство их знали о подставе все, а приезжие просто боялись ввязываться в любые ситуации. Компаньоны, выискав интересующие цифры на номерах, попеременно указывали:
– Кеша, вон татары едут…
– А вон самарские номера…
– Вон семья из удмуртов, у них бабки всегда есть….
Однако пока что Кеша пропускал мимо ушей всю информацию. У него были особое чутье и знания по выбору жертвы, которую между собой посвященные именовали “зайцем”. “Заяц”, “борьба”, “ситуация” – три основных термина дорожных кидал. И сейчас их экипаж находился в борьбе за зайца с целью создать ситуацию. Иннокентий отметал несимпатичные варианты: тонированные стекла, следы от шкурки на заднем крыле (означавшие, что владельца прежде уже “разводили”), дорогие иномарки и те машины, где в салоне находились трое-четверо мужчин.
Но вот впереди на четвертой полосе показалась “Лада” четвертой модели, нетонированная, в салоне виднелся только водитель, судя по деталям одежды – из простых людей. Номер указывал, что машина зарегистрирована в Чувашии. Для Кеши это был идеальный вариант. Из прошлого опыта ему казалось, что с чувашами легче работать. Вяльцев, оставаясь на второй полосе, определил дистанцию и стал дожидаться, когда водитель “четверки” начнет перестраиваться в третий ряд. Однако намеченная жертва никуда не спешила и ехала ровно, размеренно. Водитель “четверки” покорно замедлял ход вместе с остальным потоком во время вынужденных пробок возле мостов и вместе с потоком осторожно набирал скорость.
Так продолжалось около получаса, и Кеша уже подумывал, что водитель “четверки” кем-то научен и вычислил их экипаж и намерения, когда намеченная жертва дала знать, что собирается перестраиваться правее – на третью полосу. Вяльцев только этого и ждал. Поддав газу, он легко догнал перестраивающуюся в ряд “Ладу” и подставил переднее крыло своего BMW под заднее крыло “четверки”. Легкое касание, глухой отзвук в салоне – и Кеша неистово жмет клаксон, мигает фарами, блаженно матерится и зло ударяет кулаком по приборной панели. Он искусственно нагнетает в себе гнев. В это время “четверка” показывает намерение пристроиться к бордюру и останавливается. Внедорожник замирает позади. Кеша резко открывает водительскую дверь, тучно вылезает, яростно хлопает дверью и стремительным шагом направляется к “четверке”. Он прислоняет свое взбешенное лицо к окну водительской дверцы, тем самым исключая возможность жертве выйти из машины, и орет благим матом, отвлекая на себя все внимание жертвы потому, что в этот момент Костя наждачной шкуркой с силой проводит по поверхности заднего крыла четверки, имитируя последствия ДТП.
– Что ж ты, гад, не видишь, куда прешь?! Сволочь! Только тачку купил, а ты мне ее обновил, что ли? Ты у меня, гад, квартиру продашь! Ты у меня век нищим ходить будешь, не расплатишься! – бешено ревет Кеша в простодушное, растерянное лицо жертвы.
– Не нервничайте, пожалуйста, Иннокентий Захарыч, – громко умоляет Костя, закончив свою процедуру, и, слыша испуганные оправдания жертвы, теперь уже беспрепятственно выпущенной из салона, обрывает их укоризненной скороговоркой: – Лучше не возражайте! У него слабое сердце! Нашему директору нельзя нервничать!
Зрачки Кеши Вяльцева надуваются в пространстве белков, которые совершенно правдоподобно наливаются кровью:
– Это мне не нервничать?! Это мне?! Сволочи! Скоты! Нет уж, я буду нервничать! Я вам всем ноздри пообрываю!
Пока Кеша вновь обрушивает свой гнев на жертву подставы, Костя подходит к переднему левому крылу внедорожника, дабы рассмотреть повреждения, вызванные якобы произошедшим ДТП. Видя старую искусственную царапину, громко вздыхает:
– Тут, Иннокентий Захарыч, все серьезно!
Жертва наконец еле выговаривает испуганным голосом, по которому заметно, насколько сильно ее душевное смятение:
– Но я же смотрел в правое зеркало, ведь никого не было!
– Ты животное! – Это слово Вяльцев произносит презрительно и смачно, отчего жертва впадает в панику. – Глядеть надо, куда прешь! Я тебя, гад, засужу! – пугает он мужика.
– Подождите-подождите! – восклицает мужик, осчастливленный некоей мыслью. – У меня же машина застрахована!
– А какого хрена ты съехал с места ДТП? – убивает последнюю надежду жертвы Кеша Вяльцев.
Тут вмешивается Костя:
– Что теперь делать-то? – говорит он, наивно разводя руками.
– Что-что? Квартиру продавать! – кричит вне себя от бешенства мнимый директор.
Мужик суетится. В его незатейливом мозгу неприятно потеет фантазия, рисуя всевозможные варианты последствий этой ситуации. Он исполнен ужаса, и состояние его усугубляется вместе со звонком сотового телефона Кости, который нервически кричит какому-то большому человеку, что на них наехали и разбили им машину. Этот большой человек в свою очередь обещает приехать и надрать мужику задницу, отчего последний бледнеет и отчаянно сопротивляется обмороку.
– Ребята, может, так уладим? – тихо молит он, не замечая, как пассажиров разбитой им машины давит внезапный и жестокий приступ хохота.
Пересилив предательский смех, Кеша Вяльцев с удовлетворением отмечает про себя, что квалификацию свою не потерял, после чего произносит:
– Как? Предлагай что-нибудь, не стой, как индюк!
– Ну, давайте я вам ремонт сам оплачу. – С этими словами во взоре мужика возрождается надежда.
Какое-то время Кеша молчит, как будто обдумывая предложение:
– Я тебя понимаю, мужик, и даже сочувствую и только поэтому согласен не поднимать возни. Плати восемьсот евро, – кратко говорит он, – сейчас же.
Лицо жертвы едва выразило удивление. Мужик боязливо сделал несколько шагов к внедорожнику и стал рассматривать переднее крыло. Царапину на нем можно было различить с двух метров, но не более, а посему мужику вполне могло показаться, что ущерб не так уж и серьезен. По всему было видно, что надежда крепчает в мужицком мозгу. Однако Вяльцев нисколько не беспокоился, потому что знал всю ситуацию наизусть и то, чем она закончится.
– Мужики, – простодушно к ним обращается жертва, – да тут же царапинка совсем мала, где уж здесь восемьсот евро?
– Дурак! – зло цедит Вяльцев, хотя в душе спокоен. – К тебе с участием и пониманием, а ты еще торгуешься?! Хочешь в сервис звонить?
– Давай позвоним, пожалуйста, Иннокентий, – проявляет мужик чудеса памяти, вспоминая имя Вяльцева, – ты только не нервничай, пожалуйста.
Вяльцев, надменно пропустив речь мужика, грозно повелевает:
– Костя, звони в Musa Motors!
Костя притворно ищет и достает из портмоне яркую визитку автосервиса и якобы набирает нужный телефон, который в реальности принадлежит Васе, сидящему до сих пор на заднем сиденье внедорожника и наблюдающему происходящее сквозь тонированные стекла. Во внедорожнике превосходная звукоизоляция, и потому извне не слышно, как Вася изображает консультанта-оператора автосервиса.
Костя передает телефон мужику, который слышит в трубке следующие услужливые слова:
– Musa Motors, добрый день, оператор Иншаков, чем могу быть полезен?
– Э… а… э.., – мнется мужик, – у нас тут ДТП, вот… э… царапину выправить бы.
– В каком месте поцарапана ваша машина? – вопрошает приторный голос “служащего”.
– Ну, на этом, на левом крыле…
– Марка автомобиля?
– Ну, этот, джип вроде. – Мужик оборачивается к Вяльцеву. – Какая марка машины, Иннокентий?
Вместо него отвечает Костя:
– BMW X-5.
Мужик, коверкая, повторяет это в трубку.
– Размер царапины? – едва сдерживая смех, спрашивает Вася.
– Ну… примерно пять сантиметров в длину, – неуверенно отвечает жертва.
Вяльцев изображает негодование:
– Какие пять?! Тут все семь, да еще чуть ниже на три сантиметра царапина!
В это время мужик слышит в трубке:
– У автомобилей такого класса царапины не правим, а полностью меняем крыло. Это будет стоить 1220 евро, плюс рихтовка 232 евро и плюс нанесение созвучного цвета 377 евро. Евро у нас по курсу 37, 55. Итого выходит 1829 евро.
Вася говорит без запинки, со спокойной уверенностью, все цифры тут же считает на калькуляторе – он привыкший к таким диалогам, как и его компаньоны. Однако мужик не понимает, при чем здесь рихтовка и созвучный цвет, но внимание на этом не акцентирует, так как полностью доверяет автосервису. Сказано 1829 евро, значит, так и есть. Он слышит о евро, о каком-то курсе и понимает, что все это очень серьезно, поэтому наивно спрашивает:
– А сколько это будет в рублях?
Оператор не медлит с ответом:
– 68 678 рублей 95 копеек.
Вяльцев, не обращая внимания на проступившие капельки пота на лице жертвы, нервозно повторяет один и тот же вопрос:
– Сколько?! Сколько сказали?! Ну, чего молчишь?!
Мужик передает ему трубку, и Кеша слышит ту же сумму, что и мужик. Он обрывает связь и спрашивает: “Ну, что теперь?!”
Однако мужик плачет. Вяльцев, почувствовав жалость, спрашивает:
– Как тебя звать?
– Женя, – всхлипывает мужик и рукавом размазывает сопли.
– Вот что, Женя, плати полторы тысячи евро и укатывайся.
Костя неодобрительно глядит на Вяльцева, но вмешиваться не смеет.
– Даю тебе время до обеда, чтоб к назначенному сроку деньги нашел. С тобой поедет мой подчиненный, Константин, прошу любить и жаловать. Ты все понял, Женя?
– Где же я найду?
– Где хочешь, там и ищи.
Вяльцев переписал себе домашний и сотовый телефоны, а также паспортные данные Жени, выяснив место жительства и наличие детей. На прощание он солидно пообещал для острастки:
– Ну, Евгений Кукин, не выполнишь обязательства, сегодня же вечером позвоню серьезным людям в Чебоксары, и тогда не проси пощады. И помни, Женя: береги детей!
На этом Вяльцев отпустил Женю в сопровождении Кости, а сам с Васей отправился искать следующих жертв.
Константин свое дело знает наизусть. Он играет подчиненного Иннокентия и по пути заводит разговор с Женей. Костя старается успокоить “лоха”, говорит, что все будет в порядке, лишь бы Женя не валял дурака, а иначе Иннокентий Захарович, как серьезный человек, выполнит все свои угрозы. Косте удается разговорить мужика, и тот рассказывает про себя. О том, что он работает в Москве со своей строительной бригадой земляков-шабашников, снимает квартиру в районе Отрадного и не имеет таких денег на руках, да и в сбережениях тоже. Услышав о районе, в котором мужик снимает жилье, Костя про себя вспоминает, что и Кеша Вяльцев живет там же.
Женя очень напуган, он почти в истерике. Ничуть не сомневаясь в своей вине, Женя клянет себя за свою неосторожность на дороге, и, возможно, если б не было рядом спутника, то схватил бы себя за волосы от отчаяния. В голове его проносится лихорадочный поток мыслей, среди которых нет ни одной спасительной. Таких денег у Жени нет и быть не может, и в долг такие деньги ему негде взять – осознание сего обрисовалось в его мозгу с такой четкостью и правдивостью, что захотелось взвыть и повеситься. Об этом он хотел подумать всерьез, но вспомнил о своих детях. Женю охватил ужас. Серьезному и крайне деловому Иннокентию Захаровичу он свято поверил и теперь понял, что этот господин предвидел такой исход, а потому исключил эту последнюю, как казалось Жене, возможность. “Ну, где же я возьму?!”
– А ты машину продай, – участливо посоветовал спутник.
Женя только сейчас понял, что размышлял вслух.
– Она не моя, – обреченно ответил он парню, но вдруг встрепенулся и закричал: – Есть! Есть! – не замечая нервного движения своего спутника. – Сейчас же отдам!
Парень, посланный с ним, казалось, не понимал, в чем дело, и это доставило Кукину странное удовольствие. Тем временем он остановил машину возле банка, куда они зашли вместе. Кукин посредством кредитки снял в банкомате 68 679 рублей и тут же передал Константину. Женя даже забыл, что ему простили и разрешили отдать всего лишь 1500 евро.
– Ну, вот! Видишь, все обошлось! – похвалил Константин его. – Ну, бывай!
Пожав Жене руку, Константин тут же растворился в толпе прохожих, и последняя мысль его была: “Эх… мало запросили!”.
Женя остался один в вестибюле банка. Сейчас ему казалось, что он избежал ужасной беды, чему он и радовался. И денег, заработанных мужиками и отданных ему на хранение (чтобы, не дай Бог, не пропили их в столице) – денег, которые он только что отдал, ему было не жаль. Женя, не стесняясь посетителей банка, с любовью посмотрел на свои мозолистые ладони – ведь он обязательно заработает своим трудом и обязательно вернет деньги! С любовью он вспомнил о детях и жене, несмотря на то, что был ими отвергнут. “Все будет хорошо”, – рассуждал Евгений Кукин, не замечая, как в этой мысли проскользнула отчаянная нотка. Может быть, он не обратил на нее внимания благодаря тому приливу любви, с которым вспомнил о родных. И без разницы ему было, что он давно уже живет отдельно от семьи в старой, покосившейся халупе. И нисколько не имело значения, что он старомоден и простодушен – качества, отчего-то утомившие жену и детей. Он по-прежнему будет отдавать им деньги, лишь бы они были сыты и обуты. Вот только отдаст мужикам долг, и все наладится. С этой мыслью Кукин снял с кредитки еще пятьсот рублей и отправился в ближайшее бистро, намереваясь выпить.
Вернулся он в съемную однокомнатную квартиру, где они жили ввосьмером, только вечером, пьяный и наплакавшийся. Мужики, встретив на пороге, засыпали его вопросами: где он пропадал весь день? Кукин чистосердечно во всем признался, после чего разразился нешуточный скандал, в ходе которого слышались упреки, мат товарищей и извинения самого Кукина. Его от души выругали и даже сгоряча ткнули кулаком в лицо и лишь потом позволили укрыться в туалете, дабы немного успокоился. Однако Евгений Кукин, мастер на все руки и просто хороший мужик, успокаиваться никак не хотел и жестоко хандрил в жалкой пришибленной позе, облокотившись на унитаз. Мужики уже прониклись сочувствием, но объясниться не успели потому, что зазвонил сотовый телефон Кукина. Тогда он вышел из туалета, взял телефон и с безразличным видом выслушал свою соседку по дому из Чебоксар, которая сообщила ему, что дом его сгорел по вине другого соседа-алкаша, который тоже сгорел, а следовательно, возместить ущерб нереально. Все это Кукина, похоже, не заинтересовало. Он больше не плакал и не выказывал своего расстройства, кроме бесконечной апатии, застывшей на его лице. Под предлогом взять нашатыря Евгений Кукин открыл аптечку, взял из нее все необходимое и вновь скрылся в туалете, предварительно попросив не беспокоить его. С час его никто не тревожил, но потом, забеспокоившись, мужики стали окликать его и, не получив ответа, взломали дверь. Евгений Кукин полулежал, облокотившись на стену, а на полу лежали две вскрытые обертки от феназепама. Мужики немедля вызвали врача, кто-то побежал на улицу ловить случайную бригаду “скорой помощи”, кто-то встречать уже вызванную, а кто-то остался выполнять консультацию оператора по спасению самоубийцы.
Оператор А. М-ва грустно подумала, что спустя час после приема огромной дозы поможет только “скорая”, но вслух, естественно, не сказала. Она питала хрупкую надежду оттого, что ей удалось застать одну свободную машину “скорой помощи” возле района Отрадного.
Вечером, входя в квартиру, Кеша интуитивно почуял беду. Даша терпеть не могла рок-музыку и тем более “Агату Кристи”, которая в данный момент звучала по радио, доносившемуся из спальни. Всякий раз, когда по радио крутили рок-композиции, Даша переключала радиостанцию. Не снимая обуви, Кеша Вяльцев прошел в спальню.
На кровати в неестественной позе лежала Даша. Тело ее казалось бездыханным, а на журнальном столике, приставленном к их кровати, были заметны знакомые следы кокаинового порошка. “Передозировка”, – тупо подумал Кеша и, будто опомнившись, заорал:
– Передоз, мать твою!
Судорожно дергаясь, он с трудом набрал экстренную службу. Истерично прокричав в трубку адрес и сбивчиво поведав оператору службы все, что видел: бездыханное тело и следы кокаина, – Кеша Вяльцев потребовал бригаду врачей и подкрепил свое требование парой-тройкой угроз. Оператор А. М-ва попыталась успокоить его, заверив, что бригада скоро будет. А пока порекомендовала обязательно делать искусственное дыхание…
Оба вызова, поступившие из района Отрадного оператору А. М-вой, случились почти одновременно, один за другим. Хотя звонок Кеши Вяльцева на минуту опередил вызов из квартиры Жени Кукина, оператор сочла, что отравление фенозепамом куда серьезнее, чем передозировка наркотиками. Вполне допускаю, что оператор могла чувствовать неприязнь к наркоманам. Возможно, она мучилась вопросом: какой же вызов важнее? Нешуточная дилемма, но, как бы там ни было, ту единственную, свободную бригаду “скорой помощи” она направила на съемную квартиру Евгения Кукина. Вызов Кеши Вяльцева был взят на очередь.
Если бы простой, верующий в Бога мужик Женя Кукин пересилил уготованное испытание, то другая заблудшая душа имела бы шанс на спасение. Хотя его жизнь врачи спасли, он остался инвалидом.
Даша умерла не от передозировки, а от ишемического инсульта, наступившего из-за сужения кровеносных сосудов головного мозга вследствие употребления кокаина. В тот вечер ее еще могла спасти своевременная квалифицированная помощь врача, но бригада приехала далеко за полночь.
Есть ли в этом какой-то промысел – неведомо. Однако ж наказания здесь точно нет. Господь милосерден. И хотя к глупцам Он снисходителен, но к усомнившимся – глух.
∙