Рассказ. Перевод Азата Ахунова
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 10, 2008
Родился в 1962 году в Чувашии, в деревне Чичканы. Окончил филологический факультет Казанского университета, работает в журнале “Идель”. Автор четырех поэтических и трех прозаических книг. Лауреат премии Мусы Джалиля (1990) и премии республиканского Союза писателей (2004). Заслуженный деятель искусств Татарстана.
Когда я оказался в райцентре, дождь, все еще не желая сдаваться, посыпáл землю мелкими, холодными капельками. Надо же, как не везет! За поворотом, оставляя за собой клубы сизого дыма, скрылся последний автобус, который проходит через нашу деревню. “Черт возьми!” – сплюнул я на землю. Эти слова срываются с моего языка, когда я особенно раздосадован. Стараясь ступать по траве, я направился в сторону асфальтовой дороги. Пойду пешком – кто знает, может, подберет какая-нибудь попутка…
Не успел прошагать и пяти минут, как позади замаячила чья-то серебристая машина. “Отойду-ка в сторону, новые хозяева жизни не станут церемониться – окатят грязью, мало не покажется!” – С этими мыслями я отступил назад и без всякой надежды поднял руку.
Смотри-ка, остановился…
За чернотой тонированных стекол не разберешь, кто там внутри. Открылась дверь – и на тебе: Камиль, друг детства. Точно, он, но каков гусь! По виду скажешь – большой кабинетный начальник. Нехотя кивнув, махнул рукой: мол, садись! Бросил взгляд на мои мокрые ботинки – не запачкают ли они салон?
– Домой? – первым завел он разговор.
Про Камиля говорили, что работает на бензозаправке, что поймал за хвост птицу удачи, катается, как сыр в масле. Завидуют люди, конечно. Разве могут у нас искренне радоваться чужому счастью? Могут, наверное. Есть такие чудаки. Только я их не встречал…
Камиль пронзил меня взглядом.
– Чё не на машине?
Только хотел ответить, что машины у меня не было и в помине, как Камиль сказал:
– Да, бензин нынче дорог. – И непроизвольно облизнул губы.
Видать, не бросил он эту свою детскую привычку. Впрочем, сейчас она ему даже к лицу. А что скажешь против хозяина такой крутой тачки? Даже если он будет облизывать не губы, а собственные уши, скажешь: молодец! – и все.
– Машина у тебя классная! – продолжил я беседу.
Этот комплимент должен был ему понравиться – уж я-то его знаю! И в самом деле, Камиль широко заулыбался, его глаза счастливо засияли.
– Еще бы не классная! Купил у одного мужика, который привез ее из самой Америки. В Москве, через знакомых. Как тебе?
– Супер!
– Видел тебя по телеку как-то. Кажется, в воскресенье. В другие дни смотреть нету времени. И часто светишься в ящике? В тот раз, кажись, был в белой куртке.
– Не часто, – отозвался я и добавил: – Когда случайный ветер занесет.
Долго ехали молча. Вскоре Камиль вновь завел разговор:
– А твоя – иномарка?
– Что?
– Машина твоя, говорю, иномарка, что ли?
– У меня нет машины…
– Да ну? – Камиль посмотрел на меня с недоверием. – Не ври… Как так: писатель – и нет машины? По телевизору тебя показывают. Ладно я, даже родственники в Канаше тебя видели. Голос, говорят, у него точь-в-точь отцовский. Не врут… Отец твой нашим учителем был. Что уж преподавал? Географию, кажется?
– Точно…
– Что думаешь о Саддаме Хусейне?
Я пожал плечами:
– Ничего не думаю.
– Хитрец мужик… Как считаешь, расстреляют?
– Не знаю.
– Все равно в тюрьме замочат. Как Салмана Радуева.
– Такие не умирают своей смертью. – В подобных случаях стараешься как-то поддержать беседу…
– А тот, которого арестовали, интересно, он не двойник его? Про Гитлера вон говорят, что живет в свое удовольствие в Америке…
– До сих пор?
– Такие живут долго. Если бы Берия не прихлопнул Сталина, до сих пор бы житья от него не было. Помощнички-то его чуть ли не до ста лет дожили.
– Телевизор много смотришь. Хотя и говоришь, что времени не хватает, – заулыбался я.
Телевизор! Чертов ящик! Вот чему должна быть “благодарна” татарская нация. Старухи, которым надо думать о намазе, распустив слюни, радуются бестолковым сериалам. Кафиры не поклоняются так своим иконам, как мы поклоняемся телевизору…
Машина резко затормозила. Обиделся, что ли, Камиль? Чем черт не шутит – оставит здесь и уедет. Видно, что стал он совсем другим человеком – по неторопливым и ленивым движениям пальцев видно.
– Слышал, что Самигулла погиб?
– Какой Самигулла?
– В классе у нас был только один Самигулла…
– Да…
Вот так бывает. Услышишь нежданную весть о смерти знакомого человека, и верить не хочется. Хотя с годами начинаешь привыкать к уходу близких… А смерть кого-то чужого, со стороны, вообще не вызывает никаких чувств. Что сказать? Стоишь на краю могилы знакомого, и пронзает тебя мысль: “А я – долго ли еще буду топтаться на этой земле?” Душа вздрагивает, но вскоре забываешь об этом. Захватывает жизненная суета… нацепляешь на лицо маску, бежишь туда, сюда… врешь, сам обманываешься. Один раз выигрываешь, десять раз проигрываешь. И выясняется в конце концов, что главный проигрыш – это наша жизнь.
Самигулла… Сирота, воспитывался бабушкой. Как уж ее там звали?.. Высокая, худая, руки, словно высохшие ветви. Близко посаженные, колючие черные глаза – время еще не высветлило их. Крупный нос говорил о том, что к ее породе примешалась дальняя южная кровь. На голове всегда черный платок. Побаивались мы ее. А Самигуллу при виде бабки прямо дрожь пробирала – держала она его в ежовых рукавицах. Да как же ее звали, эту старуху?.. Трудно они жили, нуждались во всем. Мать Самигуллы умерла сразу после родов. Отца, кажется, у него не было. Впрочем, что это я? Да разве без отца появился бы Самигулла на белый свет? Говорят, отец летчиком был… Взорвался вместе с самолетом. Впрочем, таких “детей летчиков” у нас в деревне было еще несколько.
– Вот здесь, – сказал Камиль.
– Что – здесь?
Камиль посмотрел на меня с недоумением:
– Так ты ничего не знаешь?
– Ничего. – Стараясь удобнее устроиться, я заерзал на своем сиденье.
– Он въехал на своей машине вот в этот столб…
Вдоль дороги стояли бетонные опоры фонарей. Ближайший столб покосился, а в одном месте виднелось что-то вроде вмятины. Можно представить себе, с какой скоростью он гнал, если чуть такой столб не обрушил.
– Так он машину купил?
– Только что. “Девятку”. Красную… – Камиль тяжело вздохнул. – А ведь я собственными глазами видел, как он разбился. За ним ехал…
– Да что ты говоришь!
– Ну!.. Еще в райцентре встретились. Я стоял разговаривал с Наби. Помнишь его? Тоже с нами учился. Лесом он сейчас торгует, джип купил, слышал, наверное… Из Казани привез. Он бы за машиной в Москву поехал, да по-русски два слова связать не может. Школу закончил, а читать толком не научился. Припоминаешь? Короче, стоим. Подъезжает красная “девятка”. И что? Провалиться мне на этом месте – не спеша выходит из нее Самигулла! Улыбается, конечно, рот до ушей. Прикинь? Наби вытаращил зенки и смотрит. Да… картина. Самигулла – и машина… красная. Ты же знаешь, как он рос? За ноги поднимай и тряси – блохи дохлой не вытрясешь. В последнее время в Казани работал, не бог весть кем – что-то типа сантехника…
– Он один ехал?
– Один. Это к лучшему. Жена, дети… Все бы превратились в месиво. Ну вот. Увидели мы его. Что говорить – удивились, конечно. Обмыть надо, говорим, тачку. Сами уже подогретые, но так, слегка…
– Самигулла ведь не пил! У него сердце больное было!
– Ты же знаешь Наби, он прилипнет – не отлипнет. Зашли в рюмочную. Обмыли машину. Чуть-чуть… Классная была тачка… красная… грохнулась. В хлам!
– Хорошо, видать, обмыли!..
Камиль вышел из машины, следом выбрался и я. Ступая по примятой, испачканной то ли маслом, то ли сажей траве, подошли к столбу.
– Десять дней как похоронили Самигуллу… Он поехал первым, мы с Наби за ним следом. Колонна друзей молодости, прикинь! Стемнело уже. Смотрю – машина Самигуллы виляет туда-сюда. Потом резко повернула и прямо в этот столб – бах!
Закружилась голова, я невольно облокотился о столб. В четырех-пяти шагах в траве валялось что-то желтое. Подошел ближе: это был обломок бублика.
– Что нашел? – спросил Камиль.
Я раскрыл ладонь, на которой лежал кусочек бублика.
– А-а… гостинец бабушке. Любит она с бубликами чаевничать. Вот он и купил.
…Лет десять, наверное, с тех пор прошло. Занесло меня как-то в Канаш. Самигулла тогда там учился в каком-то профтехучилище. Сойдя посреди ночи с казанского поезда, я не знал, куда податься. Делать было нечего, пришлось пойти в общагу, в которой он жил.
Несмотря на то, что я разбудил его, Самигулла встретил меня радостно, он вообще улыбчивый был. Его радость передалась и мне, ведь мы со школы не виделись.
О чем говорили? О чем могут говорить два неженатых молодых парня?
– Так, Ркаил, завтра вместе поедем домой, – сказал Самигулла. Его длинные ресницы дрогнули, будто в смущении. – Вот… купил бабушке бубликов.
Я обернулся: на гвозде возле полки с посудой висела связка бубликов.
– Завтра только среда. Как с учебой? Проблем не будет?
Самигулла лишь махнул рукой:
– Со-ску-чил-ся…
Как все же звали эту старуху? Неужели он так любил ее? Взрослый уже парень. В таком возрасте родственные чувства ослабевают, их заменяют другие чувства – хотя бы к девушкам, например…
Самигулла как будто прочел мои мысли:
– Бабушка, сам знаешь, воспитывала меня строго. Да и сейчас, чуть что – схватит палку, долго упрашивать не будет. Только… Нет у нее на всем белом свете человека ближе, чем я. Да и у меня нет. Стараюсь каждую неделю ездить домой. Все мне тут надоело… Городские пацаны пристают, требуют, чтобы делился бабками. – Наклонив голову, он чуть улыбнулся: – Я же безобидный, сам знаешь.
И, в самом деле, совсем безотказным был этот Самигулла. За пряниками и конфетами в магазин гоняли его. Так уж люди устроены: стоит дать слабинку, и даже самый близкий, родной человек готов сесть тебе на шею!
Я не стал влезать к нему в душу, утешать и успокаивать. Какой прок от этого? Все равно что сыпать соль на рану.
– Не по одной только бабке соскучился, наверное?
Самигулла, покраснев, опустил голову:
– У Алии завтра аулак эй…
Ага! Вот в чем секрет. Я, конечно, слышал о неразделенной любви Самигуллы. Он был неравнодушен к одной девушке из нашей деревни. Звали красотку Гульчачак. Впрочем, неравнодушен – это слабо сказано. Он втрескался в нее по уши.
Что там происходит на аулак эй? Молодежь собирается, когда взрослых нет дома, начинаются игры, гадания на кольцах, еще что-то… Уже забылось. Наигравшись, наплясавшись, парни вызывают понравившихся им девушек “на разговор”. Помощниками в этом деле служат сопливые мальчишки и девчонки. В один из таких вечеров и Самигулла “вызвал” свою Гульчачак…
Этот “разговор” – сам по себе интересная тема. О чем говорить, например, с девушкой, с которой и так встречаешься каждый день? В былые времена разговаривали через дырку в заборе. Девушка – на крыльце, парень – снаружи. В мое время молодежи уже можно было рядом постоять, хотя девушки за руку взять себя еще не позволяли. О чем-то большем мы не думали и не знали. Да и откуда? По телевизору тогда крутили разве что фильмы о войне с немцами. Не то что сейчас, когда “про это” известно в подробностях любому мальчишке.
Говорят, Самигулла долго ждал Гульчачак. Парни, которые вызывали своих возлюбленных “на разговор”, болтали с ними про все подряд. Выясняли, сколько у тех в хлеву телят, сколько пеструшки несут яиц, и с гордо задранным носом возвращались домой: мол, мы теперь не просто шантрапа уличная, мы теперь с девушками общаемся и даже тайком касаемся их тела. Вот как! А Самигулла? Самигулла так и простоял весь вечер в ожидании, да впустую…
На следующий день “сарафанное радио” разнесло по деревне слова Гульчачак: “С какой стати я выйду к этой несчастной сироте казанской?”.
Эти слова наверняка донеслись и до Самигуллы. Не донеслись, так донесли…
В тот вечер в общежитии он, словно прочитав мои мысли, сказал:
– Не могу забыть ее. Сам себе удивляюсь…
…Камиль пробормотал:
– Говорят, его сердце остановилось еще до удара… – И зашагал в сторону своей машины.
– А что, молодежь до сих пор собирается на аулак эй? – спросил я.
Камиль посмотрел на меня как на сумасшедшего. И как-то противно ухмыльнулся:
– Деревня уже давно переплюнула город! Вы что там, в Казани, думаете, что деревня живет по-старому? Да? А Самигулла… Самигулла каждый раз, как наведывался, спрашивал о Гульчачак.
– Как она сейчас?
– Как, как! Сто лет в обед как осыпался этот цветочек. Что в ширину меряй, что в длину – все одно. На руках двое детей, муж на шабашке. Строит коттеджи казанским богачам. – Слегка пнув по колесу машины, Камиль нервно облизал губы.
На въезде в деревню притормозили возле похожего на амбар здания, “на лбу” которого красовалась надпись “Юлдаш”.
– Курево закончилось, – пояснил Камиль.
Я пошел за ним.
– У нас сейчас таких магазинов около десятка…
В пустом магазине сидела полусонная тетка мрачного вида. Полки завалены колониальным товаром – водкой, минералкой, соками.
– Бублики есть? – спросил я.
Тетка отреагировала на удивление быстро – поднялась и всей своей массой чуть не навалилась на меня.
– У нас все есть! Главное, чтобы деньги были.
Камиль, вероятно, расценил мой вопрос как чудачество.
– Я домой. Ты уж дальше сам как-нибудь, – сказал он.
– Конечно, конечно, – отозвался я.
Мы разошлись. Закинув на плечо связку бубликов, я побрел по улицам деревни в тот конец, где жила бабушка Самигуллы… Как уж ее там звали?
Ее дом я увидел еще издалека. Маленький такой, словно гусенок, готовый вот-вот нырнуть в речку. Пройдя через калитку, я на ощупь взобрался на крыльцо и вошел в сени.
Изнутри послышался слабый голос:
– Кто там?
Я коснулся выключателя возле двери, и в комнате вспыхнул безжалостный электрический свет. Среди голых стен на деревянной кровати, поджав ноги, сидела бабушка Самигуллы.
– Самигулла?..
– Это… это я, бабушка, Ркаил, друг Самигуллы. Вот принес небольшой гостинец, – и протянул ей бублики.
– Самигулла-а…
– Нет, это не он. Я…
– Где ты шлялся до сих пор, чертов мальчишка?
Старуха протянула ко мне свои смуглые пальцы с длинными ногтями.
– Иди сюда, пропащий. Вот я тебе сейчас надеру уши!.. Коза вон с голоду скоро подохнет. Деньги привез?
Я невольно отступил назад.
– Где палка? Погоди, всыплю тебе сейчас по первое число! – И тут же начала жевать беззубыми деснами один из принесенных мною бубликов. В этот момент разорвалась бечевка, и все бублики разлетелись по полу, словно золотые монеты…
Я выключил свет и вышел наружу, оставив позади дрожащий голос старухи:
– Самигулла!..
Перевод Азата АХУНОВА
∙
Азат Ахунов родился в 1970 году в Казани. Окончил факультет востоковедения КГУ, аспирантуру при Институте языка, литературы и искусства им. Г. Ибрагимова. Кандидат филологических наук. Заместитель главного редактора журнала “Идель”.