Стихи
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 1, 2008
* * *
Время вечно, да вечность кратка.
Ты – не тайна, но так изначально
Отдален.
Непохожи века,
По которым нас предки сгребали,
Собирали, в сусеках мели.
Говорю тебе, вечность едва ли
Протяженнее круглой Земли.
Что за музыка там хоровая,
Разрывая пространство, звучит?
Где-то рядом любовь шаровая.
Воздух липовым цветом горчит,
Дождь шкворчит, и строчит пулеметчик,
Сочиняя строку за строкой.
Путевой всемогущий обходчик
Проверяет пути за рекой,
Дарит вечности краткий отрезок,
Перегон, переезд, перелет.
Но взрывает огонь перелесок,
И пространство над ним вопиет.
Тот ли ты, кто в воде не утонет,
Но в огне этом щедро сгорит?
Что-то в тему путеец долдонит,
Но неведом его алфавит.
* * *
Река вздыхает длинно, словно монстр, неподалеку в ней темнеет мост.
Расшатанная нервная волна накатывает с лунного согласья на человека, на прибрежье, на страну, почти невидимую, к счастью. Ему не страшно, он себе плывет. Вот мост неподалеку, дурачина! Плывет, как плыл. Не слушает, живет, как жил. И мост для счастья не причина. И счастье, в общем, не идея-фикс, коль за мостом Ока впадает в Стикс.
И многие с той стороны моста бросались в воду, ибо жизнь пуста, другие ходят с берега на берег, от счастья к счастью, не открыв Америк, притупив нюх, совокупляясь всласть, но и у этих жизнь не удалась.
Вот над рекой установился пар. Не слышен всплеск, пловец опасно стар и мог погибнуть, как герой на водах. Но мы пришли присутствовать при родах и с места не сойдем, пока на брег не выйдет неизвестный человек. Он возвратится. Вот его собака, глядит особым зреньем, как из мрака плывет, плывет, не выплывет никак сизиф воды, и вместо камня – мрак.
Темно еще все сущее, ей-богу. От сотворенья и по наши дни – темны и толпы нас, идущих в ногу, и прячущиеся от нас в тени. Вот человек выходит к нам на травку. И он пойдет с рассветом в переплавку. И будут починять назавтра мост над волнами, идущими внахлест.
ИЛИЯ
и что слово Господне в устах твоих истинно”.
(3 Цар. 17:24)
Когда потянуло с засохших полей
Хлебами и медом, угрюмей и злей
Пророков, дающих Ахаву рецепты,
Вошел Илия на задворки Сарепты.
Она, безымянная, теша дитя
Тряпичной сосалкой, откликнулась: кто там? –
Когда он приблизился только к воротам,
Дорожною пылью едва шелестя.
Вошел и потребовал хлеба ему.
На сына взглянув, пододвинула плошки,
Сказала: осталось, осталось в дому
С ладошку муки, я поставлю лепешки.
Была у язычников засуха там,
Но зной угождал и столбам, и крестам.
Он дрогнул, увидев, допустим, Марию,
Месившую хлеб на столе перед ним.
– Не ты ли, – спросила она, – в Самарию
Одним лишь пророческим словом своим
Принес запустенье на несколько зим?
“Я лишь проводник, поводырь у другого,
Я только уста для наречья благого!” –
Хотел было крикнуть вдове Илия,
Но смолк перед хлебом и чашкой питья.
Он жестом наполнил до верхней каемки
Сосуд для муки и для масла сосуд.
Потом закемарил. Мария негромко
Молилась за сына, и алая кромка
Ползла над землей, не возделанной тут.
…Мария молилась: малыш маятой
Измыкался, Отче!
…Три ангела смерти
Летели к ней третьего дня на постой
С небес, от которых все беды в Сарепте.
Они зависали в дали голубой
Пчелиной гурьбой над сыновней судьбой.
– Он смертен! – вскричала она с лежака.
Был мутен и немощен взгляд старика.
И каждая мать из окрестных пустот
Шептала: – О, небо! Ужели уйдет
Дитя, что недавно пустила на свет,
За мною вослед и спасения нет?!
Мария молилась. Смотрел Илия,
Как чахнет ребенок и в муках сгорает.
“Возрадуйся, – молвить хотел, – прибирает
Любимцев Господь в золотые края”. –
Но смолк перед хлебом и чашкой питья.
Лежал, как распятый, малец на соломе.
И пчелы наполнили комнату в доме.
Мария не видела из-за завес,
Как старец взметнулся и стал волнорез
С белесыми космами, крикнул кому-то:
– Я сам здесь решаю! – И в ту же минуту
И медом, и хлебом пахнуло с небес.
* * *
ты уже за пазухой у Христа
но о том не сведуща что потом
и куда несет тебя темнота
это начинается вещий сон
нету рая рыбного только ад
рыбаки-апостолы на Кедрон
возвратятся засветло через сад
рыба рыба с розовым животом
на столе пасхальном на золотом
основная пища у рыбарей
потому что страшно им есть зверей
после жизни праведной – на Кресте
засыпаешь с рыбкою в животе
рыба рыба розовое брюшко
после сытной трапезы спать легко
* * *
Чета имела сыновей. Она была моя ровесница, но что-то состарило ее. Моя забота была отдать себя ему сполна. Она не возражала, он – мудрец, он голову забил ей суррогатом восточных баек, в облике рогатом она была тишайшей из овец. Ты помнишь, кто Ты там, как Ты нас свел? Испорченная под Твоим призором не осознавшим дара дыроколом, впредь к ляжкам прижимавшая подол, убогая, когда не по любви, увечная, когда не полюбовно, неровно отступавшая, но словно манящая на запахи свои, я забрала матерого в силки. И прилепилась, как бы встарь сказали…
Страна жила, как тетка на вокзале: билет в кармане, тощи узелки, да вот состав не подают никак. И мы летали в истовом ознобе! Вынашивала третьего в утробе законная и плакала в кулак. Кедровником пропахшая, волной соленой, черным воздухом читинским, я возвращалась в дом ее со свинским клеймом счастливой бабы запасной.
Я двадцать лет не вспоминала их. Они исчезли всей семьею дружно, когда он научил меня всему, что должны уметь в когорте запасных.
ОКРЕСТНОСТИ
Морду друг другу бьют и уходят с миром.
Пьют и говеют, гонят сивуху и дэзу.
Пули трассируют выверенным пунктиром
И превращаются в антитезу
Прошлого.
Древним способом меньше родят,
А другой раз держат жену и семью заводят
На стороне.
Полигамный отрок
Сам себе князь Владимир, вчера из панков,
Апологет язычества, выбирает в сорок
Веру и ходит на службу в один из банков.
Волглая, комариная, паутиной
Стянутая реальность, где крест в окружность
Вечно вплетен – окрестность моя, рутиной
Насмерть изматывающая,
за ненужность
Здесь головы не рубят, а привечают чином,
Ну на худой конец остограммят свойски.
И за любым овином
Войско на войске.
Гарнизон на гарнизоне,
А вечерами – ах ты –
Выйдешь курнуть на крыльцо, из соседней шахты
Нечто взлетает в небо и без последствий вроде.
Разве что вздрогнет пугало в огороде.
ТУМАН
Туман на Матрену к оттепели.
Народная примета
…Знать, оттепель. Зима сошла на нет. Иди живи без страха поскользнуться. Вот ускользающий нестойкий свет ночной, которым можно захлебнуться. А вот и скоротечный свет дневной, как молодость, и вечереет рано.
…Слепая баба Мотря надо мной колдует-выколдовывает рьяно. По памяти проходит до плетня, мотает цепь и тянет из криницы рассвет. И что-то торкает меня смотреть в ее синюшные глазницы. Следить, не ошибется ли во мгле своей глубокой старости Матрена.
Ах, нам бы так запомнить на земле все рытвинки, расщелинки, схороны. Я по привычке вглядываюсь в ночь, в ее туман, светящийся жемчужно. Но, чтобы воду в ступе истолочь, и внутреннего зрения не нужно.
Кто это всё тебе наворожил?! Какая ночь бессмысленная тает! Хмарь оседает, проступает мир, но слепоты немного не хватает…