Опубликовано в журнале Октябрь, номер 8, 2007
Международный фестиваль поэзии “Киевские Лавры”, организованный под эгидой журнала культурного сопротивления “ШО”, прошел в этом году во второй раз. Какие цели ставят перед собой его устроители? И удается ли им этих целей достичь? Посещая мероприятия фестиваля, я попытался ответить на эти вопросы.
В Киев съехалось немало знаменитостей: Бахыт Кенжеев и Алексей Цветков, Тимур Кибиров, Михаил Айзенберг, Юлий Гуголев, Константин Кедров; представители крупнейших российских литературно-художественных журналов; а также подоспевший, что твой свадебный генерал или голливудская звезда, аккурат к завершению фестиваля Дмитрий Александрович Пригов. Своими литературно-артистическими аттракционами он победно поставил нечто вроде итогового восклицательного знака в финале акции.
На “Лаврах” собралось около ста участников: незаурядные, талантливые – и, мягко выражаясь, не очень талантливые поэты – киевляне и гости украинской столицы.
В рамках нынешних “Лавров” состоялась презентация поэтического журнала “Воздух”, выступление певицы Елены Фроловой. Приехали на фестиваль и гости из Белоруссии – не только русскоязычный автор Дмитрий Строцев, но и молодые поэты Андрей Хаданович и Сергей Прилуцкий, пишущие на белорусском языке. Однако языками, по преимуществу звучавшими в программах “Лавров”, были, как и в прошлом году, русский и украинский.
И факт участия в фестивале весьма известных авторов, и принципиальное русско-украинское двуязычие программы “Лавров” обращают на себя внимание не случайно. Не сильно избалован на сегодняшний день Киев приездами литературных мэтров. За годы существования независимой украинской государственности культурная жизнь города отнюдь не стала более активной. Не только Москве с ее ЦДЛ и “Проектом О.Г.И.”, но и тому же Харькову, неуклонно превращающемуся в своего рода столицу русскоязычной словесности Украины, уступает Киев по разнообразию литературных мероприятий.
Да и с сосуществованием двух языков в Киеве дела обстоят не так уж просто. Намечается тенденция постепенного вытеснения русской культуры, место которой занимает не культура украинская, но, скорее, интеллектуальный вакуум.
Одним из путей преодоления сложившейся ситуации могло бы стать осознание киевского двуязычия как духовного богатства и преимущества: сохраняя русский, бытующий в Киеве, киевляне сохраняли бы свой собственный, уникальный русский язык. Жаль, что редакция “ШО”, заявляющая свое издание как “журнал культурного сопротивления”, при формировании программы “Лавров” пошла по линии сопротивления наименьшего. Конструктивного диалога двух культур не получилось. Поэтов – русских и украинских – попросту распределили по разным поэтическим площадкам. За исключением обрамляющих вступительно-заключительных действ русскоязычные авторы выступали в клубе “Бабуин”, а украиноязычные – в клубе “Docker Pub”.
В общей атмосфере фестиваля, лишенной какой-либо ксенофобии, фальшивой нотой прозвучали пренебрежительные антирусские интонации в выступлениях некоторых украинских авторов. В то же время не ощущалось, что эстетические устремления поэтов, выступавших в украинских программах “Лавров”, резко отличались от устремлений их русских коллег. Напротив, стремясь наверстать упущенное, молодые украинские поэты активно (и порою даже поспешно) осваивают разнообразные общемировые стихотворческие стандарты. Свидетельство тому – и звучавшие в их программах добротные рифмованные метрически-регулярные тексты (зачастую – вяловатые), и претендующие на смысловую многозначность верлибры (зачастую – аморфные). Наконец – и украинцы, и россияне в равной степени отдают дань новомодному поветрию поэзии звуковой (или “оральной”, по выражению все того же Пригова, корифея упомянутого жанра, что придает появлению Дмитрия Александровича на “Лаврах” особую символичность).
Не то чтобы обилие прозвучавших на фестивале сугубо голосовых текстов снимало сомнения по части творческой результативности “звукового” жанра; многое зависит, вероятно, и от места, отведенного опытам подобного рода. К примеру, молодая россиянка Анна Русс (Казань-Москва) на открытии “Лавров” почти напугала иных ревнителей традиционных литературных устоев своей кричалкой, лихо трансформирующей имена поэтов-классиков: Баратынский превращен здесь в Буратинского, а само солнце русской поэзии – в …Винни-Пушкина. Любопытно, что в дальнейших рабочих программах фестиваля та же Русс читала стихи серьезные. Не только определенная доля эмоциональной непосредственности, но и зачатки образной экспрессии присутствуют в этих текстах. Рано еще, быть может, говорить об Анне Русс как о сложившемся литературном явлении, но предпосылки его формирования в данном случае налицо. Отрадно было бы обнаружить что-либо подобное и среди молодых украинских участников фестиваля, но, к сожалению, их творческий облик показался более расплывчатым.
Сергей Жадан вел украинские программы “Лавров” в манере заправского диджея. Временами его комментарии при всей своей внешней шутейности невольно отражали и некоторые истинные умонастроения: стремление теперешней украинской литературной молодежи к власти и успеху.
Едва ли не протестом выглядело выступление русскоязычной харьковчанки Ирины Евсы. На открытии фестиваля она прочитала стихи, выражающие сочувствие откровенному неудачнику. Горожанину, волею обстоятельств выдавленному из привычной среды и вынужденному продолжать существование “в том приморском селе, что легло ничком / вдоль холма”. Думается, что корни и исток пристального внимания и чуткости Евсы к судьбе отдельного человека – в основательной интеллигентской закваске автора, в способности и себя ощущать отдельной единицей, ориентированной не на групповое хождение строем, но на предельно индивидуализированное осознание злободневных проблем и вечных фундаментальных смыслов. Горькая подоплека подобной духовной независимости с заостренной точностью сформулирована в прозвучавших на “Лаврах” стихах другого поэта-харьковчанина, Станислава Минакова: “К осени человек понимает, может быть, паче всех, / Что телегу тянуть с другими, а умирать – одному” (в стихотворных цитатах курсив мой. – Е.Г.)
Изначальный трагизм земной людской участи воспринимается автором как неизбежная, но естественная почва, “уют вселенского сквозняка, / коли понял: можно дышать и тут”, сохранять и реализовывать душевный потенциал благородства и человечности, стремиться к постижению существования во всем его объеме, во всей неоднозначности, полноте и глубине.
Однако далеко не всегда выступления и подбор авторов свидетельствовали о продуманности программы “Лавров”. Это проявилось и в аматорских чтениях “Свободного микрофона”, и в некоторых основных мероприятиях фестиваля. Причина, по-видимому, в весьма спорной сознательной установке на приемлемость публичного авторского чтения любых словесных опусов. Куда более правомерным, нежели уже упоминавшееся разделение участников по языковому принципу, могло бы стать корректное проведение демаркационных линий, исходящее из таких критериев, как уровень поэтических текстов, особенности тех или иных литературных направлений и жанров или хотя бы даже поколенческо-возрастные различия между самими поэтами и гипотетической аудиторией каждого из них. Вместо этого разношерстное множество авторов механически свалили в общую кучу, надеясь, вероятно, что присутствие в программе “Лавров” ряда громких литературных имен сможет компенсировать все структурно-композиционные несовершенства фестиваля.
Стихи – стихи – стихи – тексты – тексты – тексты… Подобный декламационный нон-стоп как режим жизнедеятельности “Лавров” имеет и еще один существенный изъян. Не остается в такой ситуации ниши для оценочно-эстетической рефлексии, для попыток осознания места явлений, представленных на фестивале, в общем современном литературном контексте. Жаль, что организаторы ни в прошлом году, ни в нынешнем не воспользовалось возможностью включить в “Лавры” “круглые столы” двух культур или творческие дискуссии с участием не только поэтов, но и литературных критиков, или мастер-классы. Многим киевлянам, зачастую недостаточно информированным о литературной жизни за пределами Украины, было бы наверняка интересно узнать: чем дышит тот или иной приехавший автор.
Среди посетителей фестивальных мероприятий было досадно мало тех, у кого фестиваль поэзии вызывал бы подлинный интерес. Отчего? Оттого ли, что список информационной поддержки “Киевских Лавров” не содержит престижных украинских газет (в обществе, погрязшем в политических играх, ведущие издания, очевидно, не заинтересовались событием)? Начитанной интеллигенции, знающей толк в настоящей поэзии, в Киеве сейчас не так уж много, но она есть. Попытки ее воссоздания как влиятельного слоя городского общества могли бы стать одним из направлений деятельности журнала “культурного сопротивления”, а фестиваль – конкретным удачным к тому поводом.
Известно, что для проведения такого рода поэтических акций требуются и специальные площадки, но соответствующей эмоциональной обстановки устроители “Лавров” не смогли добиться. Если в “Бабуине” хотя бы стеллажи с продающимися книгами создают ощущение причастности к литературной жизни, то в “Docker Pub”’е нет и того. Впрочем, и там, и там вопреки специфике события царила привычная для этих мест атмосфера увеселительного заведения. Создавалось впечатление, что нелюбознательная аудитория воспринимала поэтические чтения лишь как повод выпить-закусить-потрепаться (курьезным индикатором ситуации может служить приветственная реплика поэта Олега Коцарева: “Смачного!”, в переводе на русский: “Приятного аппетита!”, открывавшая его выступление в “Docker Pub”’е). В результате – стабильным акустическим фоном “Лавров” был шум, бесцеремонный и равнодушный.
Временами фестиваль напоминал переливающуюся огнями витрину или обложку глянцевого издания, эффектно прикрывающую своей яркостью разброд и хаос (если иметь в виду не только вкусовую чересполосицу и шумящую аудиторию, но и ситуацию политическую).
Как бы то ни было, международный фестиваль поэзии состоялся. Вторая попытка формирования значительного литературного события на киевской территории осуществлена. Нельзя сказать, что она увенчалась безусловным успехом, но само наличие и претворение в жизнь культурной инициативы журнала “ШО” достойно всяческой поддержки. Хотелось бы, чтобы и в будущем “Киевские Лавры” продолжали жить, развиваться и совершенствоваться.