Опубликовано в журнале Октябрь, номер 7, 2007
25 на 3
Что Аксенову 75, не производит на меня сильного впечатления. Не вижу, чтобы он очень изменился с 25-ти. Разве что сделался немыслимо публичной фигурой и во множестве интервью столько рассказал о себе, что не представляю, что бы я мог прибавить еще не рассказанного. И все-таки…
Из того, что не знал в молодости, за полвека близких отношений я узнал:
– благородство его натуры (которое в молодости не замечаешь – спроса нет);
– величину творческого заряда, разнообразие направлений его действия;
– вообще витальность и жизнестойкость;
– неснижаемый интерес к происходящему вокруг;
– отвращение к любым производным тоталитарной власти, к любой авторитарности, к любым ограничениям личной свободы (это и в молодости, но тогда отвращение к советскому режиму было у нас на уровне физиологии).
Главные перемены:
– что тогда бесконечно шлялись и пройти от Аничкова моста до Крестовского острова не представляло труда, а сейчас с Пушкинской до Охотного едем на машине;
– что тогда знание иностранных языков ограничивалось более или менее ай-эм-э-бой, а сейчас он шпарит по-английски “не хуже Бориса Шекспира”, да и французский подтягивается;
– что тогда броски по баскетбольному кольцу производились с большей грацией (сейчас зато процент попадания повыше).
Что касается литературы, то все 50 лет открываю его книги с неубывающим хорошо темперированным желанием – от “Звездного билета” до “Редких земель”. В молодости еще с примесью акмеистического высокомерия и снобизма, а потом – зная, что прочту что-то, и так выраженное, чего не прочту ни у кого другого. Некоторые молодые рассказы люблю трепетно и пылко. В целом же исхожу из того, что он прирожденный писатель, весьма замечательный, и, если наталкиваюсь на что-нибудь не вполне удачное, то принимаю это как не вполне удачное у прирожденного писателя, весьма замечательного.
Короче говоря, о 25-летнем храню память нежную, признательную и драгоценную. Но 75-летнего на трех 25-летних не меняю.