Опубликовано в журнале Октябрь, номер 4, 2007
Среди лучших спектаклей, вышедших в этом сезоне, в “рекомендательном списке” рецензентов московских газет “Ревизор” Малого театра – в первой десятке, какое-то время держался в начале списка, к февралю переехал на седьмое место. Для спектакля, создатель которого принципиально сторонится разговоров о “режиссерском прочтении”, а от слова “интерпретация” шарахается, как черт от ладана, ситуация почти революционная.
Для Малого нынешнее обращение к “Ревизору” – кажется, уже десятое по счету; для постановщика Юрия Соломина “Ревизор” – третий в жизни. Он говорит, что идет от текста, от автора, но именно это, пожалуй, и обеспечивает успех.
Полгода после премьеры – сумасшедшие аншлаги, “организованных” школьников, которые приходят на Гоголя “по программе”, в зале почти не видно, публика идет из интереса.
Для Соломина режиссура этого спектакля – не поиск оригинальной формы, а поиск оригинального – изначального – авторского смысла (хотя мимо злободневного он, как нормальный человек, пройти не может, и поэтому некоторые внешние признаки, жесты и интонации Городничего определенно напоминают нынешнего московского мэра).
Декорацию в Малом традиционной можно назвать лишь отчасти. Используется и “старорежимный” поворотный круг, но в то же время в доме Городничего, где разворачиваются события первой сцены, – строительные леса. Будто бы прямая отсылка к нашей жизни, где все реставрируется, ремонтируется, строится. Поворот на треть – какой-то полуподвал, куда приткнулся оставшийся без денег Хлестаков…
“Ревизор” в Малом – это целая коллекция типов, не масок, а образов. Даже трактирный слуга (Евгений Куршинский) имеет свою историю и запоминающийся характер. Тем более – Земляника (Александр Клюквин), внешне похожий на Василия Андреевича Жуковского, с такими же растрепанными бачками, в сцене, предшествующей взятке, стоит, едва душа теплится, в руке дрожит цветок. Зачем цветок? Откуда цветок?.. Говоря словами Гоголя, – так уж, видно, судьба. Без цветка его вообразить невозможно.
Чиновники выстроились, спорят, кому первому идти к ревизору, и то и дело выпадает из их правильного строя смотритель училищ Хлопов. Премьерный спектакль Малого театра позволяет всю историю с приездом и отъездом ревизора рассказать или, вернее, увидеть глазами смотрителя училищ Хлопова (Эдуард Марцевич). Ещё вернее, – описывая только его реакции на происходящее. Либерал в полуваленках – таким он приходит в дом Городничего (Александр Потапов), когда тот приглашает к себе городскую верхушку, чтобы “упредить” – сказать о готовящемся визите ревизора из столицы. Впрочем, сам Городничий выходит к гостям в тапочках с милыми, детскими помпончиками. “ИнкогнИто”, – по складам читает Городничий письмо от предупредительного своего товарища. “ИнкОгнито”, – автоматически, тут же пугаясь своей смелости, поправляет начальника Хлопов. Когда же суетливые и вездесущие Бобчинский и Добчинский прибегают и докладывают свою историю, и, если им, конечно, верить, “это и есть чиновник”, Хлопов первый с шумом падает со стула. Он, разумеется, либерал и… собственно, именно поэтому новая информация заставляет его схватиться за живот или даже пониже и спешно оставить товарищей. Шутка, конечно, фарсовая, площадная, но очень кстати.
Еще одна безусловная героиня соломинского “Ревизора” – Людмила Полякова в роли Анны Андреевны, жены Городничего. Фантастически не растраченный государственный ум и такой же – всероссийских масштабов – темперамент. И платье у нее в финале – царское, но с кокошником, в “русском духе”. Ее, готовую кинуться в объятия хоть к Хлестакову, хоть к кому угодно, лишь бы вырваться из скучной жизни, где единственное утешение – исторические сказки об Юрии Милославском, – хотелось бы пожалеть, да вот темперамент ее, конечно, меньше всего рассчитывает на чью-либо жалость или сочувствие. Помнится, один юный герой “Ста лет одиночества” Маркеса про любовное приключение отозвался предельно кратко: это было как землетрясение. Анна Андреевна Поляковой как раз такова.
Кажется, никто и никогда не пытался всерьез отнестись к авторским “постскриптумам” – “Театральному разъезду” и “Развязке “Ревизора”, где Гоголь впрямую не просто разъясняет, но буквально диктует смысл своей комедии. Соломин как будто бы решил воспринимать слова Гоголя как режиссерскую подсказку. В ожидании инкогнито из Петербурга, ревизора, чиновники начинают ревизию (собственно говоря, именно так написано у Гоголя), сами себя ревизуют. Тема “внутреннего ревизора” – пожалуй, и есть открытие спектакля Соломина. Да, Хлестаков – никакой не ревизор, но ревизия тем не менее проходит, всё, пусть на время, приводится в порядок, раскладывается по местам.
Этот высокий, можно сказать, философский смысл, правда, имеет еще одно объяснение, из числа “трудностей” спектакля, поставленного Юрием Соломиным и Василием Фёдоровым: в нем нет или почти нет Хлестакова.
Дмитрий Солодовник – ровесник выведенного Гоголем Хлестакова, а то и моложе его. Можно вообразить, будто бы задача ему была поставлена – сыграть пустышку, ничтожество, всё то, что говорит о нем Городничий в своем “последнем слове”. Его как бы и нет. Но ведь и пустоту – тем более! – надо играть всерьез. А он еще и малосмешной, даже смешные реплики в его исполнении не вызывают положенного смеха. Он, правда, пластичный, гибкий, симпатичный, но – пустой. Во всяком случае, пока.
Также впервые в Малом замечают, что Городничий по натуре – тот же Хлестаков (здесь, быть может, и следует искать объяснение непозволительной ошибке): как Хлестаков спьяну презрительно отзывается про всяких елистратишек, так и Городничий, выдав дочь за ревизора, тут же мечтает о генеральстве; вот он будет ехать, а всякие городничие – сидеть и кусать локти в ожидании лошадей.
…Так где же ревизор?