Опубликовано в журнале Октябрь, номер 10, 2007
Квебекский международный фестиваль поэзии ежегодно проходит в небольшом канадском городе Труа-Ривьер. Форум существует уже 23 года (впервые был проведен в 1985 году). Канадский Международный фестиваль поэзии организует фонд Металлургов (Фонд ле форж) при участии правительственных организаций и частных предприятий. Причем финансовая помощь частных предприятий составляет “львиную долю” бюджета форума. В фестивале участвуют более 100 поэтов из 30 стран с пяти континентов и около 35-40 тысяч человек. Не придумав девиза, организаторы Международного фестиваля поэзии тем не менее сделали упор в концепции на встречи поэтов и зрителей в кафе, барах и ресторанах. На сегодня это один из самых известных фестивалей поэзии во всем мире.
Жан-Марк ДЕЖАН
Родился в Монреале в 1951 году. С 1978 года преподает литературу и антропологию, параллельно являясь членом редакционных советов целого ряда журналов, издательств. Он также входит в жюри множества литературных конкурсов. Поэт, переводчик современных итальянских поэтов, он в то же время выполняет значительную административную работу в области региональной культуры.
Автор более полутора десятков поэтических сборников, первый из которых вышел в 1974 году, Жан-Марк Дежан получил немало престижных литературных премий и сегодня представляет поэзию Квебека не только в Канаде, но и далеко за ее пределами.
Его поэтическому языку свойственны своего рода “инфантильная повествовательность”, примитивизм, отсылающий к народной поэзии не на внешнем, формальном, а скорее на внутреннем, структурном уровне. Сам Дежан сближает свою работу с поисками Антонена Арто в поэзии. При внешнем традиционализме большинства стихов Арто внутренняя структура их образов свидетельствует об интенсивном движении подсознательного, разрушающего именно традиционную логику – в этом плане поэтические тексты Дежана представляют наибольший интерес.
Из книги “Двадцатые столетия”
“Vingtiemes siecles”
***
Я чувствую себя огнем, созидателем, Землей обетованной, пространством юга, требующим сильных лодыжек, пространством юга с его светом, – это сама доброта, это милый денек-сообщник: я царь зверей, она спортсменка с велосипедом, мы повелители народов, мы правим миром.
Конец света так далек, что солнце никогда не зайдет.
***
Люблю эту женщину и всех, кто ее населяет: эти орды костылей, гарнизоны калек, армии отребья, этих гуляк, девчонок, растоптавших мое сердце, чтобы в нем покрасоваться, беглых солдат. Несметные их полчища населяют эту женщину.
А вот и солнышко – с платочками, пряжечками, сердечками (все – запаковано, все – в подарок, и я тут как тут, словно слетевший с губ тени), я – под присмотром, я сошел с неба (всякий раз, когда я там оказывался, я находил дорогу назад), моя одежда пропахла беседой, которую она ведет со мной. Теплая улица, широкий свет, толпа, я плоть этой плоти, я внутри нее или в душе этой бойкой речи.
***
Я был духом разрушения, я был красотой останков – скрученных и спутанных. Там глаз, тут, слева, голова, а между плеч – слова любви: увы, то были останки, эти молодые люди, эти платья, все самое главное, что сгорело, увы, в негашеной извести. Известь летней ночи, прекрасная звезда, прекрасная звезда и прекрасная звезда, и негашеная известь, – это мгновенная мысль, она поглощается, это маленькое чудо.
***
Белые поля, бледные слова, белые, бледные, жалкие саваны – мое будущее: глина и грязь в полях, молодые солдаты спят, покрытые старыми простынями. Они вооружены. Они бежали, они желали, они перетаскивали носилки, дождь продирал насквозь, они скользили, они падали на землю, они думали о своих жалких признаках пола. Эти признаки пола опасны. Они носили одежду, которая говорит “да”, они носили каски, которые привлекают выстрел, их награждали как патриотов: животное сало – вот он, источник удовольствия.
***
Нужны кучи, хранилища саванов, поля и равнины саванов, горы гор саванов, у меня кружилась голова, я подумал о солнце, там, в его небесной дыре, на его ложе между двух пучин.
Каждый – прежде всего бездна. Отсюда виднее.
***
Я придумывал мрачные пещеры (мы, философы, приверженцы закрытых пространств и настороженных существ): свет проникает внутрь, свет головокружения; а еще я придумывал школы с запахом дерева, полированного воском. И вспоминал о пальцах в чернилах и о чулках, съехавших на лодыжки. Малыши и малышки, мальчуганы, которые станут бряцать оружием, девчушки, которые умрут от этого, – вот они сидят, опустив головы на парты, и следят, как за большими оконными стеклами прямо с неба падает дождь или прямо из смерти появляется солнце, прямо из пасти ночи, сидят со своими мечтами и мачтами, поднятыми парусами, отплытиями, со всеми этими кораблями, воображаемыми или приплывшими из бреда Рембо, родившегося в Шарлевилле в 1854-м году и умершего в Марселе в 1891-м, и большое тело его было расплющенным, как будто он выбросился из окна.
***
Вот существо: сидит и что-то ждет, а вот человек, вроде меня, – опорожненный пакет на столе, все немного вверх дном; я словно покрыт развеянным пеплом, улыбаюсь, а весь – черная дыра. Когда меня замечают, то это надолго. Я еще могу позволить себе объявиться.
Я разглядываю небесное создание. У нее повадки, от которых невозможно оторваться. Я становлюсь густой тенью ее губ, тронутых не гневом, но ненавистью, она ожог, просто ожог, без огня, без причины. Ее еще не коснулась непристойность знания.
У меня – простодушные реплики, набор накачанных мускулов, естественность подростков, этих уличных увальней.
И вдруг мое собственное уродство погребает меня под обломками. Мой воинственный задор отправляют в отставку, мои поцелуи рассыпаются, я недостаточно совершенен. Так что есть запретные для меня места, одни поцелуи даются, другие отвергаются.
Нужно уметь увидеть: птицу, человека, цветок, признак пола и то, как голубой дымок вырисовывает в воздухе желание прикоснуться к этой лодыжке, – все вместе, по нарастающей, по кругу. Она, это существо, – жертва войны, то есть самая подлинная вещь на свете.
***
Дует ветер, сердце мое неспокойно. Я был само усердие, я был фанатиком постели с ее нелегкой гимнастикой, с ее безумием, в которое впадают руки и ноги.
А теперь я болен, что мне эти настойчивые посещения провинциальных врачей, я сказан, я отдан, я плохо замышлен, я опровергнутая вещь. Я играю в теннис, хожу на лыжах, стреляю из карабина; звук отзывается эхом, я шум в гигантском лесу. Мой труд нелегок, я брожу лабиринтом, кругами, спиралями, я мечтаю катить по рельсам, мое оружие и мой багаж истончили мою анатомию, я территория без территории, скалистая земля и земля не выкорчеванных пней, но иные края уже ничего не стоят; это создает язык, на котором я не говорю, это создает культ живого: это опасность быть чересчур, мыслить чересчур и иметь чересчур Святое лицо.
Розали ЛЕССАР
Родилась в Бе-Комо, на востоке Канады. В 2006 году закончила магистратуру Монреальского университета. Преподаватель литературы, она значительное время уделяет изучению социальных проблем окружающей жизни.
Первый ее сборник – “До потери мира” – вышел в 2000 году. Второй – “Скрываться в собственном теле мучительней чем в космосе” – в 2006-м и был номинирован на престижную литературную Премию Эмиля Неллигана. Сейчас Розали Лессар работает над следующей поэтической книгой “Путеводитель по американским вулканам”. По мере сочинения книга превращается в эпическое полотно, посвященное судьбам американских женщин. Длинные стихотворения или короткие поэмы, составляющие книгу, написаны в духе “повествовательного лиризма”: они выстраиваются в своеобразную горную, “вулканическую” цепь женских портретов и становятся культурными символами на фоне семейных, общественных или политических “пейзажей”. “Для меня, – говорит поэтесса, – длинное стихотворение сродни потоку лавы, сверкающему на всем пути и даже своей неистовой силой оплодотворяющему пространство страницы”.
По Розали Лессар, поэзия – это прежде всего социальный дискурс. В данном случае с помощью поэзии она предоставляет слово тем, кто, по ее мнению, исторически и психологически долгое время пребывал в молчании и забвении.
Из книги “Скрываться в собственном теле
мучительней, чем в космосе”
“La chair est un refuge plus poignant que l’espace”
***
отныне
что по силам этим рукам
без определенного места жительства
разве что разрушить ученый беспорядок космоса
покуда никто не видит
сомнительные песочные часы проглатывают пустыню
они никогда не жили
никогда не играли
или чуть-чуть
эти обнаженные руки
сегодня они в темнице
и с собою забрали
звезду с обнаженного неба
и покинули нас
безвозвратно
грязь по самые уши снаружи
ребенок горячие слезы тоскующий звук
и молчанье мужчин и их оружия перед
тектоническим алфавитом бездны
Беслан, 2004
Стихи из “Путеводителя по американским вулканам”
“Guide des volcans d’Amerique”
Невидимая женщина
церковь перестроенная под квартирки
обновленные казематы
звука больше чем света
подновленные фасады серые улочки сплошной ноябрь
в безмолвном снегу свет сходит на нет
и вязнет в тишине у террасы над сен-лораном
квадратики оконного стекла
нарезают на ломтики дали
что ни прогулка шаги замирают в камнях а далее
руины раскопки фундамент
колыбель америки потроха нараспашку
комната квебек размеренная рука
обрамляет смычком красоту
гаммы согревают дерево
темное дерево
и пальцы
виолончель между бедрами
дрожь запястья отзывается в паху
двойной
пульс
мария
старый город стены укрепления комната под крышей
камень воспоминаний
воспоминаний о ней
среди сотни грамматик и словарей
обретающих новую речь
рождается звук
новый голос
музыка перевод мария
о эта двойственность с самого начала
играет словами складывает их в мольбу требует
паузы в музыке
подобно молчанию снега
без хлопьев
без названия
рыхлое тело
там за окном подле самой террасы над сен-лораном
память
очищает голову от мыслей
как от снега
вновь запускает сердце
толкует шаги
лишенные плоти
за тюлевой занавеской
нерезкий свет
партитура в руках
ноты ферматы паузы тактовые черты
знаки депортированы
отправлены в ссылку в звук
опускается вечер мягким кошачьим шагом ступает по мостовой
войлочный полет голубого платья
мария в тени мертвые знаки
обретают звучанье
а жизнь значенье
комната квебек бессонный компьютер
тексты легко путешествуют
с одного языка на другой
сопротивляются не хотят подчиняться
транзит беспроводная сеть ограниченное соединение поиск адреса
главное не смотреть на экран слишком близко
когда знаешь хрупкость сцепления
глухой шум сила воздействия
не оборачиваться
беспроводное доверие
в воздухе
рука в руке
невидимо
посылают сигнал
кто его донесет
мария кожа бумага
калька
поиск главного слова
лицо это раковина
которую капля чистейшей воды
делает полупрозрачной
черты переведенные по отдельности
звуки соприкасаются переходят один в другой
акколада мария
сколько печали
комната квебек на стене проступает
полная радости фотография женщины
которой больше не существует
одно лишь лицо
некрополь
мария потом она возникает из слов она присоединяется ко мне
плоть моей плоти которая должна бы
принадлежать только мне я готова к игре я готова к голосу
немому
я с ними сосуществую
она восхитительна в роли мертвой
здесь лицом к лицу
невозможно с ней слиться с такой
красотой
и таким отсутствием
как на нее покуситься
когда ее нет
мария но еще прекраснее виолончель
едва лишь рука одним движением двух струн коснется
звук превосходит себя продолжает себя еще долго
сопровождает себя
и снова вот-вот отзовется
мария когда я говорю я уже не знаю кто говорит
о ней ли мне
о ней ли во мне
и где я
когда говорю
голос порой
заставляет меня исчезать
но она остается во мне
я все готова пройти
все в себе растворить
слиться с ней вместе в прекрасной смерти
пустое чрево виолончели отзывается полным звуком
вот где ответ
равновесие держится
лишь на тонком смычке
на этой деревянной дощечке
умеющей извлекать звук
такой живой
что его называют
душой
уносящей прочь
ночь комнату квебек эту стройплощадку
все поспешно растворяется
тишина отмечает город
слышно как снег
исчезает
машины скользят как вода
когда она набегает волнами
и идет кругами
от камешка брошенного ей навстречу
мария в ночи простейшее пиццикато
легкие
самые светлые звуки
брошенные в тишину
прежде
звуки не продолжаются в звуках
фотография наконец обретает свое место
компьютер мерцает дисплеем
а тело марии сгущается и уплотняется
вокруг инструмента
головка виолончели тяжело покоится
на ее плече как дитя
уснувшее на руках
Переводы с французского и комментарии
Михаила ЯСНОВА