Опубликовано в журнале Октябрь, номер 1, 2007
Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий. Улитка на склоне.
Опыт академического издания / Сост. Л.А. Ашкинази –
М.: Новое литературное обозрение, 2006.
Эту книгу можно начинать хвалить, еще не успев открыть обложки. И даже все недочеты и упущения издания, замечаемые внимательным глазом при ближайшем рассмотрении, как это ни парадоксально, являются лишним доказательством значимости собрания текстов, в которое вошли две принципиально разные редакции романа братьев Стругацких “Улитка на склоне” – первая и последняя, – а также целый набор статей, подробно описывающих историю создания этого сложного и многопланового произведения, его издательскую судьбу.
Появление книги важно в первую очередь как прецедент. Ведь это наглядный пример, это веский довод в защиту того, что фантастика заслуживает и даже требует внимательного отношения со стороны профессиональных литературоведов и серьезных критиков, что это направление в литературе должно тщательно исследоваться… С середины 60-х годов Аркадий и Борис Стругацкие занимают лидирующее место в российской фантастике, и если не им, то практически некому вытаскивать ее из очередного кризиса; пусть не им самим, пусть их текстам – по-прежнему актуальным.
Выход хоть и “опыта”, но все же именно “академического издания” романа Стругацких “Улитка на склоне” важен именно сейчас, когда происходит жесткая девальвация самого понятия “фантастика”. Это слово уже практически неприлично произносить в обществе, претендующем на образованность. Написать это слово на обложке книги – значит обречь ее на то, что никто из серьезных литературоведов не удостоит ее не только отзыва, но даже элементарного внимания. А следовательно, и думающий читатель не заметит ее.
Нет сомнений: первыми ситуацию начали раскачивать издатели, а писатели послушно пошли у них на поводу. Во второй половине 90-х, когда читающая аудитория, насытившись переводной фантастикой, вновь заинтересовалась отечественным производителем, произошло резкое сужение рамок этого направления в литературе. Все многообразие приемов, наработанных писателями, стремившимися, по их собственному утверждению, “сделать из фантастики литературу”, в 80-е годы, в новой экономической реальности оказались невостребованными. Издателям были важны стабильные книжные серии, а не художественные и интеллектуальные изыски конкретных авторов. Для успеха книжной коммерции оказалось необходимо, чтобы менялись заглавия произведений и имена авторов, но общее наполнение оставалось примерно одинаковым – предсказуемо качественным, но не претендующим на новизну и оригинальность. Писателям, позиционировавшим себя в качестве фантастов, пришлось соответствовать новым требованиям или менять профиль. Часть писателей так и не смогла подстроиться: одни ушли из фантастики (Виктор Пелевин, Алексей Иванов), другие либо совсем ушли из литературы, либо свели свое участие в ней к минимуму (Эдуард Геворкян, Владимир Покровский).
В эти годы “карта страны Фантастика” заметно сузилась – без боя оказались оставлены огромные территории. Вместе с ними от читателей и почитателей фантастики откололся весьма значимый сектор – тех самых “научных работников младшего возраста”, для которых писали свои “повести-сказки” братья Стругацкие, тех самых, кто искал в фантастической литературе интеллектуальных и нравственных открытий, кто перепечатывал на машинке разрозненные главы “Улитки на склоне” из журнала “Байкал” и сборника “Эллинский секрет”, а потом сводил их вместе и любовно собственноручно переплетал. Остались в основном те, кто жаждал развлечений. Неизвестно, какой была бы судьба “Улитки на склоне”, если бы ее написали сейчас два молодых фантаста и принесли в крупное издательство. Уж точно, редакторских претензий оказалось бы не меньше, чем в 60-е годы. А скорее всего рукопись бы просто завернули.
А ведь Борис Натанович предвидел такой путь – вернее, такой тупик – развития российской фантастики: еще в середине 90-х на фестивале “Интерпресскон” он буквально уговаривал, умолял лидеров нового поколения фантастов не спешить со сдачей рукописей, тщательнее работать над текстом, критичнее относиться к своему творчеству. Тщетно…
Однако свято место пусто не бывает. В последние пять-семь лет территории, оставленные фантастами, стали активно “заселяться” выходцами из литературного мейнстрима. Чем, как не фантастикой, являются на деле “Кысь” Татьяны Толстой, “Эвакуатор” Дмитрия Быкова, “Американская дырка” Павла Крусанова, “2017” Ольги Славниковой? Только слова этого читатель не найдет ни в одной из этих книг – ни на обложке, ни в аннотации. Почему? Смотри выше: произнести слово “фантастика” сейчас неприлично так же, как высморкаться в присутственном месте. У издательства “Амфора” даже появилась специальная серия – “История будущего”. Что это, если не стыдливый эвфемизм? Вот в этой серии, возможно, и нашла бы себе пристанище “Улитка на склоне”, будь она написана двумя молодыми фантастами сейчас. И то не факт…
Нужно иметь большую смелость, чтобы заявить, как Дмитрий Быков, что “Кысь” – это “Улитка на склоне” для бедных. Но и не позволяя себе подобной категоричности, приходится признать тот факт, что так называемые “серьезные писатели” вовсю используют литературный инструментарий, досконально разработанный “несерьезными” фантастами. А “серьезные” литературоведы потом пишут о производных, будучи абсолютно незнакомы с оригиналами, – они просто не желают их знать.
И вот на этом фоне выходит книга “Улитка на склоне. Опыт академического издания”. Аркадий и Борис Стругацкие во все времена позиционировали себя именно как писатели-фантасты; они никогда не стремились влиться в мейнстрим, а шли собственным путем – это мейнстрим пришел туда, где они уже когда-то были… В 60-е годы они участвовали в работе семинара писателей-фантастов, в 80-е их повести печатали научно-популярные журналы “Знание – сила” и “Химия и жизнь”, да и сейчас их книги выпускают в пестрых обложках. И вдруг – “опыт академического издания”! Эта книга наносит решительный удар по сложившейся практике, она наглядно демонстрирует, что фантастика – серьезный объект изучения.
Любителям фантастики хорошо известна подвижническая деятельность группы “Людены”, объединившейся для исследования творчества Аркадия и Бориса Стругацких. Трудно переоценить работу одного из ведущих членов этого сообщества Светланы Бондаренко по восстановлению авторских версий всех произведений АБС, подвергавшихся в прошлые годы идеологической редакторской правке. Именно исследования “Люденов”, долгое время воспринимаемые свысока как усилия кучки маргиналов, легли в основу издания. Без них книги просто не было бы. Издательство “Новое литературное обозрение”, выпустив том “Улитки…”, доказало: смычка фантастоведов-любителей и серьезных критиков возможна и уже не за горами.
Роман “Улитка на склоне” идеален для “опыта академического издания”. В творчестве братьев Стругацких он занимает особое место. Спору нет, у них есть и более энергичные и увлекательные произведения, и более серьезные и мастеровитые. Есть гораздо более популярные романы и повести. В книге приведены результаты опроса: всего пять процентов респондентов из шестисот назвали “Улитку…” “наиболее сильным произведением Стругацких”; ее обошли “Град обреченный” (шестнадцать процентов), “Пикник на обочине” (тринадцать процентов), “Трудно быть богом” (тринадцать процентов), “Понедельник начинается в субботу” (девять процентов) и “Жук в муравейнике” (семь процентов)… Однако у Стругацких нет более загадочного, более странного произведения. Дело даже не в том, что авторы в этом совсем небольшом романе сказали очень многое и о человеке, и об обществе, и о настоящем, и о будущем; дело в том, что они непостижимым образом сумели сказать в нем больше, чем собирались. И вот теперь само время снимает с романа слой за слоем и обнажает все новые и новые смыслы, о которых, возможно, не думали авторы в момент работы над текстом. Так, например, после того, как канул в Лету социалистический строй, стало понятно, что сюжетная линия “Управления” – это сатира на бюрократическую систему вообще, без привязки к конкретной социальной формации…
“Улитка на склоне” – это кризисная вещь. Об этом говорит и Борис Натанович Стругацкий. Она писалась трудно и получилась совсем не такой, какой задумывалась. Кажется, текст сам вел писателей – рос, словно живое существо.
В романе две сюжетные линии: “Лес” и “Управление”. Первая имела две принципиально разных редакции, вторая – три. В книге приведены самый первый вариант полного текста – повесть “Беспокойство” – и самый последний, вошедший во все известные издания. Промежуточный вариант линии “Управление” не приводится, но о нем подробно рассказывает в статье “История Улитки” Светлана Бондаренко, хорошо знакомая с архивом братьев Стругацких.
В первой редакции произведение повествовало об абстрактном страхе за человечество, бездумно и безудержно рвущееся вперед по пути открытий и опрометчиво подходящее ко всему в мире с собственной меркой. При этом все события повести имели рациональное научно-фантастическое объяснение. В произведении действовали персонажи, известные по ранним книгам Стругацких, а события происходили на также упоминавшейся ранее планете Пандора: Атос-Сидоров, потерпевший аварию, пытается выбраться из густого Леса на Базу, а Леонид Андреевич Горбовский сидит на Базе и пытается постичь сущность этого Леса – негуманоидного разума, принципиально чуждого человеческому… Текст был неплох, однако не удовлетворил писателей (именно самокритичности и требовательности к себе, примером которых служит история создания “Улитки на склоне”, Борис Натанович позднее учил писателей нового поколения). И лишь тогда начала выкристаллизовываться та история, которая известна всем по окончательному варианту романа. Появились новые, “несерийные” персонажи с говорящими именами Кандид и Перец. Лес превратился в абстрактный символ глубоко чуждого и враждебного будущего, на которое натыкается привычное для нас настоящее и не желает признавать его прав: они сталкиваются, возникает непреодолимый конфликт. Вместо Базы появляется Управление – глубоко “совковое”, погрязшее в бюрократии учреждение, вроде бы исследующее Лес, а на деле абсолютно не понимающее его. Время и место почти полностью размылись. Реалии Управления до боли узнаваемы – значит, это Земля. Из одного разговора становится ясно, что Перец родился в 1930 году, ему лет тридцать-тридцать пять, – значит, действие происходит в те самые 60-е, когда писалось произведение. Но откуда же взялся Лес?.. Текст начал терять признаки научно-фантастического произведения и приобретать черты широкой художественной аллегории.
Однако и этот вариант не стал окончательным. То ли у авторов сработал “внутренний цензор” и они поняли, что столь откровенная сатира на советское учреждение не пройдет редакторских сит, то ли решили, что узко адресное пародирование и не нужно вовсе, оно обедняет произведение. Тут работники Учреждения начали менять имена – с узнаваемо российских на абстрактные, поликультурные. Ким Гостомыслов (мыслящий ГОСТами!) потерял фамилию. Валерий Африканович Домарощенных стал Клавдием-Октавианом Домарощинером. Коля превратился в Тузика – не то имя, не то прозвище. Вместо водки появилось виски, вместо черного хлеба – штруцель. Главы “Управления” из злободневной сатиры превратились в терпкую кафкианскую фантасмагорию, не имеющий национальных и временных признаков символ косной бюрократической системы. Непроявленный и вялотекущий конфликт Управления и Леса стал глубокой аллегорией незаметного изнутри, но непримиримого конфликта между настоящим и будущим. Роман всколыхнул глубокие философские пласты.
Иногда приходится слышать утверждения, что глубина произведений Стругацких обманчива; в них видят узконаправленную сатиру, попытку выстроить в фантастике соцреалистический псевдоконфликт и даже сведение личных счетов… Глупости! Такие суждения высказывают люди, не читавшие Стругацких вовсе или читавшие их давно и невнимательно. В 1965 году, когда писалась “Улитка на склоне”, основные конфликты были еще впереди – они разразились в начале 70-х.
Главной темой всех произведений Стругацких было будущее. В ранних книгах оно было светлым – с ним связывались самые заветные и радостные мечты не только самих писателей, но и всех лучших представителей их поколения. Однако в процессе работы над “Улиткой…” отношение Стругацких к будущему начало меняться: грядущее вызывает у них поначалу необъяснимое беспокойство, а потом и более серьезные опасения. Этот сложный и многосоставный процесс нашел образное отражение в “Улитке на склоне”. Недаром главному герою романа Перецу тридцать пять лет (примерно столько же было и авторам в момент написания). В этом возрасте поразвеиваются юношеские иллюзии и наступает момент, когда вдруг становится понятно, что позади осталось больше, чем уготовано впереди; когда будущее начинает казаться чужим, принадлежащим уже не тебе; а порой и просто-напросто пугает…
В книге, выпущенной издательством “НЛО”, под одной обложкой собрано сразу три истории о столкновении прошлого с будущим: два варианта произведения Стругацких и повествование о том, как непросто они создавались. И неизвестно еще, какая из этих историй самая увлекательная и познавательная. История “Улитки…”, словно мозаика-пазл, складывается из статей и воспоминаний, собранных в книге, и читателю для ее составления необходимо потрудиться, вспоминая цитату из романа: “Думать – не развлечение, а обязанность”. Особое удовольствие пытливому читателю может доставить процесс сопоставления разных текстов – в “Беспокойстве” можно найти ответы на загадки “Улитки…”; то, что в окончательном тексте глубоко зашифровано, в раннем – лежит на поверхности. Так, например, загадочное “Одержание”, оказывается, происходит от словосочетания “Одержание победы над врагом”! Или: Нава берет скальпель, потому что Лес принуждает ее убить Кандида… И таких небольших открытий читатель в процессе чтения книги сделает немало. Он сам превращается в исследователя, со-творца писателей, историографов, литературоведов и издателей, соединивших свои творческие силы в этом издании.
Замечания к изданию хоть и забавны, но незначительны. Все они – следствия того, что изучением фантастики у нас в стране все еще занимаются либо энтузиасты-любители, не имеющие серьезной литературоведческой базы, либо профессионалы, обладающие научным инструментарием, но крайне поверхностно знающие предмет исследования.
Так, к примеру, в статье А. Кузнецова “Улитка на склоне”: Критическая рецепция – анализ реакции критиков, литераторов и читателей” приводится цитата из книги “История советской фантастики”. Приводится она на полном серьезе, со сноской и по всем правилам… Вот только нигде не поясняется, что текст этот – не историографическое исследование, а, напротив, пародия, интеллектуальная шутка, литературная фальсификация, созданная известным в литературных кругах критиком и подписанная гротескным именем “Рустам Святославович Кац”.
Или еще: статью А. Лапудева “Продолжение следует!” открывает эпиграф, который “приписывается М. Муркоку”. Любителям фантастики эта шутка понятна, но у кого-то может вызвать и законное недоумение: кем приписывается? Фраза “Настоящие герои не умирают! Они вновь появляются в продолжениях!” позаимствована автором у американского фантаста Роберта Асприна. Она также служит эпиграфом к одному из романов его “Мифологического цикла”. Конечно же, придумал ее сам Асприн, как и еще не один десяток эпиграфов, “приписываемых” Гамлету, Чингисхану, Марии Антуанетте, Наполеону Бонапарту, Икару, Люку Скайуокеру, лейтенанту Рипли и другим историческим персонажам и героям художественных произведений. Писатель-пересмешник таким образом намекнул на то, что у его коллеги Майкла Муркока главные герои всех произведений являются инкарнациями одной и той же личности… Для серьезной литературоведческой статьи такое использование эпиграфа представляется не очень корректным.
Эти мелкие недочеты говорят – повторюсь! – все о том же: фантастику нужно знать и всерьез изучать. Она заслуживает этого как часть единого литературного процесса. Книга издательства “НЛО” – лучшее тому свидетельство.