Рассказ
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 9, 2006
Облаченный в вишневые бермуды провинциальный вахлак Сучок, прозванный так еще в родном Помоздине, молодой, нахальный и богатый, сидел в шезлонге на лужайке своей подмосковной дачи.
Он пребывал в ярости.
Вчера вечером, заехав к одной студентке выпить и вообще, Сучок уронил на себя скользкую шпроту и в сердцах сказал:
– Твою мать! Полувер замарался!
– Пу-ло-вер, Сучок! Говорить выучись! – возникла студентка, а он прошмондовке взял и дал по уху.
Оголец из Помоздина Сучок не выносил замечаний.
Когда он вернулся домой, жена, конечно, проснулась и расположилась было ответить его чувству, но где там! У Сучка из-за студенткиной грубости отсырели пальцы ног, и в лавандовой от французской стирки постели некультурно запахло.
Дачная погодка, конечно, привела бы его сейчас в себя, не загляни Сучок в лежавшую перед ним на столике книжку:
“При исполнении приговора суда над блудницей он прямо отрицает суд и показывает, что человеку нельзя судить, потому что он сам виноватый”.
Отрицал суд, оказывается, Христос, а виноватым выходил Сучок.
– Во! – ошарашенно согласился он. – Это про вчерашнее по морде!
Книжка называлась “В чем моя вера” и была произведением писателя Толстого, того самого, чей рассказ “Филиппок” был в школе Сучком так и не дочитан.
Однако по порядку.
Когда Сучок вошел в силу и стал ездить с мигалкой, его попринимали в разные закрытые места, где голые бабы вытворяли хрен знает что, бармен наливал из трех бутылок сразу, в теплой воде плавали пидоры, а сам он привыкал к столичному житью и набирался важности. Еще Сучок обзавелся женой с данными фотомодели. Веркой. Когда похвалялись женами, он как бы между прочим вставлял: “Да она у меня с данными фотомодели!”
В клубах ему случалось пересекаться с деятелями искусства и литературы. На попытки порассуждать деятели шли неохотно и глядели мимо. А когда для разговора Сучок спрашивал, как они относятся к Евтушенко, от ответа, словно бы надсмехаясь, уходили вовсе.
И Сучок решил пообтесаться. Начал с Библии, но, наткнувшись на “кто умножает познания, умножает скорбь”, не повелся. В Помоздине говорили ловчее: “Меньше знаешь – крепче спишь”.
Для приобщения к московской земле Сучок стал заруливать на черном своем джипе в окрестности и однажды попал в место под названием “Ясная поляна”. Усадьба такая. Соток тыщи четыре. Причем того самого Толстого, о котором уже сказано.
А там как раз собралось на конференцию человек пятнадцать мужиков и кое-какие женщины. И все целыми днями говорили про непонятки этого Толстого с церковью, хотя с виду мужики были как мужики, – у многих даже рожи испитые. Наезжали один на другого страшно. И каждый раз обязательно поминали название “В чем моя вера”. Отлучили графа или не отлучили? Бу-бу-бу – “В чем моя вера”. Кто на кого тянул? Граф на церковь или она на него? Бу-бу-бу – “В чем моя вера”. Ничего он на нее не тянул – бу-бу-бу, и церковь на него не тянула – бу-бу-бу…
Словом, охереть можно было, а поскольку Сучка дома ждала жена с данными фотомодели, то и бабы тамошние его не расположили. У одной, правда, он к кое-чему из фигуры поприкасался. Но она была литературовед и возмутилась.
Прощались душевно – ставил Сучок. Яснополянские собутыльники, говоря тосты, все как один советовали ему прочесть статью “В чем моя вера”, а он пообещал им устроить перенесение праха Льва Толстого на Новодевичье.
И вот эта самая “В чем моя вера” перед ним раскрыта.
А денек чудный, поэтому он то и дело отвлекается. То поглядит, как сношаются бабочки, то сощелкнет со страницы муравья, то оторвет ногу косиножке, и нога потом долго дергается, то поправит в неразношенных бермудах свое хозяйство.
Дача у него превосходная. Одно плохо – соседствует с дачей попревосходней – одного олигарха.
У Сучка в банке немерено бабок, а у соседа немерено самих банков.
Вокруг соседской дачи каменный забор высотой с двух рослых мужиков. По углам – вышки, на которых охрана с израильскими автоматами. С вечера врубаются прожектора. А вот забор между дач – для дружелюбия не сплошной. Зато кованый. Сучок к соседям глядеть вообще-то не любит, но взял и поглядел. А там розовеет олигархова жена. В золотых стрингах. Причем ленточка ушла куда надо и не виднеется. Даже охранник на вышке покраснел и отворотил морду.
Похоже, соседка раскладывает вдоль дорожки перламутровые раковины южных морей. Ясное дело, что кверху задом.
Сучок хотя не покраснел, но поправил в бермудах чего поправляют, тоже отворотился и листанул статью. А на странице увидел: “Всякое действие, имеющее целью украшение тела или выставление его, есть самый низкий и отвратительный поступок”, и дальше: “И сказал ученикам своим: “Не заботьтесь… для тела, во что одеться… Посмотрите на лилии, как они растут: не трудятся, не прядут; но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них”.
“Какой еще на хрен Соломон?” – не врубается Сучок, а лилий, между прочим, за кованой оградой тоже немерено.
Сучок с весны устроил было по журналу английский газон, но мама жены, на лето переехавшая к ним на дачу, посеяла на газоне морковку. На двух кривых грядках. И повтыкала какие-то палочки, не говоря уже о том, что ходила по дому и для экономии гасила свет, хотя в статье “В чем моя вера” стояло: “Тот, кто ходит во тьме, не знает, куда идет”.
Семья не давала ему красиво жить.
Когда он, к примеру, приехал на прошлые выходные, оказалось, что у соседей, как все равно коза, пасется на веревке взрослая лошадь величиной с собаку. А в этот приезд ахнул на появившиеся у ограды столетние дерева с табличками: тамаринд, теревинф и мамврийский дуб. И это при том, что его жена опять же на английском газоне посадила лук-сеянец. “Я без лука не могу, – сказала она. – А мама не может без петрушки-сендерюшки”.
Хлебая деревянной ложкой суп, ее мать так и говорит: “Не могу без сендерюшки!”
На соседском участке здорово забулькало. Там включили покупной водопад. Ниагару. В натуральную величину.
“Я прожил на свете пятьдесят пять лет и тридцать пять прожил нигилистом…” – читает Сучок. “Ну я-то помоложе!” – наконец-то радуется он…
Соседка рвет лилии. Золотая ленточка, как забилась, так и не выпрастывается. Летают и сношаются бабочки. На столике мудреная статья “В чем моя вера”…
На крыльцо вышла жена. Похоже, за сендерюшкой. Почему-то не видно, что она с данными фотомодели. Твою мать!!! Оказывается, она в материной кофте! С отодратыми пуговицами…
– Вера, ты в чем?! – в смятении кричит Сучок.