Опубликовано в журнале Октябрь, номер 5, 2006
Закатное
шумят крыла, но Бога не достичь им…
Сквозь дымку сна, сквозь сумрачный озон
нахлынувший закат евангеличен…
Пробормотав о чем-то невпопад,
я льну к стеклу небритою щекою.
Простуженный и медленный набат
церквушки тощей слышен за рекою
(опричь церквушки, берегу тому
принадлежит лишь куцый перелесок).
На черствый снег стекающую тьму
фонарный рой отталкивает, резок.
У времени – привычный паралич:
ни бега, ни унылого “тик-така”.
И от распада мир спасает лишь
густая метафизика заката;
и пробует пространство на зубок
моих словес младенческую мякоть,
а надо всем – ангинно дышит Бог,
стараясь ненароком не заплакать…
* * *
я не верю в слова, оттого и шагаю, немея.
Если участи наши, о, воздух, уже решены,
то какую из нот я при жизни сыграть не сумею?
Впрочем, мне ли гадать, созерцателю вечной войны,
между правым и левым, большим и немыслимо малым?
Не ищи меня, время: хоть стрелки твои и верны,
я уже не жилец под дырявым твоим покрывалом.
Я теперь – анатомия долгих глубин и небес;
и, в господних руках крылышкуя, как пойманный голубь,
одиночествуй, сердце, язвительной горечи без,
ощутив шевеленье и шум неизбежных глаголов…
* * *
торопящейся юности, длившейся наперерез
геометрии времени, знающей только круги?
Мы друзья? Собутыльники? Просто соседи? Враги?
Оторвись от себя на мгновение, чувствуешь связь?
И набухших червей под ногами расписана вязь.
Я собой дорожил, указательным тыча в висок,
но от прежнего быта в сознании мелкий песок:
из привычек, имен (в пустоте телефонных брошюр),
впечатлений о детстве, о емкости слов: “Я прошу,
позвони мне во вторник, во вторник я буду одна…”.
Столько лет ослепительных талая память хранит,
но, идя на закат, на его близорукий зенит,
я уверен, что небо – ничем не приметнее дна.
* * *
неприкаянной и повторимой,
уходить переулками дней
до задворок Четвертого Рима…
Но, гортань напрягая на зой,
на руладу о некой Мадонне,
я, наверное, был не слезой,
а – мозолью на Божьей ладони;
посему и, похоже, один
под небесным гуртом полуярок;
посему, не дожив до седин,
я земле предназначен в подарок…
Остывает венозная ртуть,
ибо знает – смертельна простуда.
Надсадивши и горло, и грудь,
ускользаю, дружок, из отсюда…
Под фонетику утлых подошв,
господин этой осени, раб ли…
Небу впору цитировать дождь
и запнуться на первой же капле…