Опубликовано в журнале Октябрь, номер 3, 2006
Сон кондора
Par delа l’escalier des roides Cordillиres …
L. de L.
Отвесной лестницы, воздвигнутой в верхах,
Над цепью конусов, что прячут в облаках
Кроваво-красных лав привычное кипенье,
Огромный кондор, вширь раскинувшись, парит,
На всю Америку он смотрит с безразличьем,
И солнца алый диск в зрачке стеклянном птичьем
Угрюмым отсветом безжизненно горит.
Предгорье тени уж в объятья заключили.
Давно померкла степь. Нависшею стеной
С востока темнота охватывает Чили,
Великий Океан и светлый круг земной.
Все тяжелее мрак. В движеньи торопливом
Ночь ширится, растет, окутывает тьмой
Пустыню, скалы, снег, весь материк немой,
Затапливая их бушующим приливом.
Потоком воздуха над Андами влеком,
Как некий дух, один, он ждет ее прихода.
И Ночь приблизится. И с воем непогода
Его настигнет вмиг и скроет целиком.
Всё оперение на нем тогда восстанет.
И клекот радостный разносится окрест.
И шею лысую он к дальним звездам тянет,
В бездонной пропасти увидев Южный Крест.
И он прощается с ветрами низовыми,
Взмывая вверх от них, он яростно хрипит.
И в мёртвой вышине, расправив крылья, спит
Меж темною землей и звездами живыми.
* * *
То туманные, то ледяные,
Осыпающиеся леса,
И невнятные, словно хмельные,
То как будто свои, то иные,
Незнакомые голоса –
Чьи? Древесного ли народа
Или звездного хоровода,
Замерзающего в вышине,
Все пророчат мне злую свободу,
Безнадежную, как природа,
Затихающая в глубине.
Молитва язычника
O Mother, I have loved thee without fear
B. C.
Стал соглядатаем твоих чудес,
Когда впервые прошептал: “Как странно”,
Войдя ребенком в заснежённый лес.
И я все тот же! Как бы сиротлива
Земная наша гавань ни была,
Пусть из нее во внешние проливы
Любовь моя навеки перешла –
К тебе тянусь сыновнею душою,
И ты, как мать, склоняешься ко мне,
Я слышу тот же голос, что порою
Бывает слышен травам на холме.
Когда, тебя не ощущая рядом,
Покинутый, я зарыдал в тоске,
Ободрили сочувствующим взглядом
Меня леса. На древнем языке,
Понятном только звездам и закатам,
Приязненно со мною говоря,
Утешил ветер, приобщив к крылатым
Словам таинственного словаря.
Не дай, когда последний вихрь завоет,
Мне смертный холод встретить одному –
Пускай меня твои объятья скроют,
Не подпустив сгустившуюся тьму.
Пусть ураган, трубя освобожденье,
Бессилен будет твой нарушить строй,
И пусть во мраке, посреди смятенья,
Сияет ровным светом твой покой.
* * *
Раздутый до небес,
Пожар идет верхами,
Горит сосновый лес.
Увидишь ты, мгновенно
Под соснами промчась,
Как необыкновенно
На свете в этот час.
Усыпаны огнями
Древесные верхи,
Но тропы под ветвями
Прохладны и тихи.
Тебя огни не тронут,
Над головой пройдут.
То души мертвых в кронах
Свой хоровод ведут.
И вещим сновиденьем
Горит волшебный свод.
Сегодня пополненье
Встречает хоровод.
Ехидна
Kallirhoй conзut dans l’ombre,
au fond d’un antre…
L. de L.
Полурептилией с чешуйчатым хвостом
И полунимфою с сияющим лицом
Ехидна родилась в пещере Каллирои.
Отец ей Крисаор, и ею в свой черед
Пятидесятиглав, пытаем вечным гладом,
Рожден был Кербер-пес. За Леты черным хладом
Непогребенных он терзает и грызёт.
Ей Гея древняя в ущельях Аримоса
Одну из пропастей цветами заплела.
Там, в глубине её, Ехидна и жила
Розовогуба и божественноголоса.
Пылает в вышних свет, и всё озарено:
Стесненье скал и ключ, таинственный и чудный,
Солёный океан и город многолюдный,
В пристанище ж её всё немо и темно.
Но только лишь Гермес коров погонит алых
Клубящаяся тьма внезапно оживёт,
И, тщательно укрыв пятнистый свой живот,
Она появится в раздвинувшихся скалах.
Пленительная грудь её обнажена,
По мраморным плечам волос спадают волны,
Её уста дрожат, искристым смехом полны,
И светоносный лик сияет, как луна.
Она поет: и ночь плывет среди гармоний,
Рычанием из тьмы ей отвечает лев,
И корчатся юнцы, желаньем закипев,
И муки их страстей томительней агоний.
– Придите, юноши! Невинна, молода,
Ехидна славная к себе вас призывает,
Румянец пурпурный её ланит пылает,
И чернь её волос сверкает, как слюда.
Из всех счастливее – те, кто любить способны.
Их огненным вином Ехидна напоит,
Оно, горчайшую, печаль их утолит.
Вкусившие его – навек богоподобны.
Очнетесь посреди небесной синевы,
Там кровь бессмертная наполнит ваши жилы,
Там повстречают вас Олимпа старожилы,
Среди живущих всех блаженнейшие – вы!
Ночная тень бежит сияющего взора,
Лобзаниям моим числа и меры нет.
Вам будет колыбель – неугасимый свет
И сладострастия бездонные озёра.
Так их зовет она, бесчувственна к мольбе,
По брюхо вся в крови, угрюмо огнеока.
А пропасть черная разверзлася глубоко
И поджидает их, уверена в себе.
Ночниц бесчисленных безумно трепетанье,
Когда их полымя манит к себе, губя.
Они кричат: Я бог! И я люблю тебя!
И греет хладную их теплое дыханье.
О тех, кого она в объятья приняла,
Уже потом нигде и слуху не бывало.
Их плоть прекрасное чудовище пожрало,
И время кости их оттерло добела.