Опубликовано в журнале Октябрь, номер 2, 2006
Концерт в Бахрушинском театральном музее (серия литературно-музыкальных вечеров “Движение выше поверхности” назывался чуть несовременно: “Встреча разных поколений”. Впрочем, дело даже не столь в концерте и цикле вечеров “Светлана Голыбина приглашает…”, сколь в личности Художника, говорить или спорить при котором о понятиях “интеллигент” и “интеллигенция” бессмысленно: именно на тех дрожжах и “взошла” глыба.
Знакомьтесь: композитор, пианист Светлана Голыбина.
И не только…
“И не думай даже об этом писать! Сейчас столько спекуляций с именами! Получается, все друг друга так хорошо знали, все чуть ли не родственники… После моей смерти пусть пишут. А сейчас…”
Сворачиваюсь в клубок: жаль. Это-то вот – кухонное (увы, лишь для моих ушей тогда предназначенное) – действительно об интеллигентах. Но Голыбина не пропустит в печать ни-че-го ни-ког-да. Такого: слишком ее. Как и воспоминания о Салманове, у которого она училась композиции в ленинградской консерватории. Или о Слонимском (“СЛОН” – улыбается, мечтательно закуривая и отставляя в сторону чашку с неизменным черным кофе). Или о Софье Губайдуллиной… Или…
И все же: она училась в московской и ленинградской консерваториях. Занималась композицией у Салманова и Слонимского, у Арапова и Фалика – оркестровкой, у Пустыльника – полифонией, у Ханцина – фортепиано. Ее сочинения звучат в Москве, Питере, Челябинске, Новосибирске, Нью-Йорке, Лондоне, Париже, Стокгольме, Копенгагене. Она сама – Музыка: имеющий уши да услышит.
Одна из последних “легенд” об этой Музыке такова: Светлана Голыбина уже пятнадцать (!) лет живет за границей и в Москве бывает нечасто. Смеяться после слова “лопата”: Голыбина живет на Преображенке в маленькой квартирке от Союза композиторов (вытянула жребий! Так бывает, но уже не теперь). “Жребиальная хрущовка” с головы до пят завалена нотами и книгами. За границей Голыбина работает. Играет. Там, не здесь (“Конечно!”) у нее своя публика. Там, не здесь (“Почему всегда конечно?!”) ее имя давно на слуху. В России же, после успеха 1980-х, она известна лишь в “узких кругах”, и так называемой широкой публике послушать ее сочинения практически негде. Во многом еще и потому, что аренда зала с хорошей акустикой превышает финансовые возможности музыканта (про “консерву” столичную история вообще умалчивает).
…Вспоминаю народное представление “Татьяна” по “Евгению Онегину”, поставленное пензенским фольклорным ансамблем “Реченька” (руководитель Алла Тархова, постановка Ники Косенковой). Зал Театра на Перовском, хоть и небольшой, набит до отказа. То, что творит-миксует-выдумывает Голыбина, то, что делают актеры, взявшие на себя смелость подавать “махровую” классику в непривычном формате, зрители принимают на “ура”. Особенно цепляет ария Татьяны, ну совершенно постмодернистская, где органично сливаются (будто всегда бок о бок и существовали без споров) полярные жанры: тут тебе и блюз, и рэп, и фолк, и джаз, и классика…
Услышали. Как слышали много раз, и как слушали несколькими годами позже, 17 ноября 2005-го, в Бахрушинском. (Что еще ценно, кстати: в зале Музея обязательно сидит несколько бабушек: билеты недороги – даже пенсионеры могут позволить себе купить их. Хоть иногда).
Литературно-музыкальные вечера, задуманные Голыбиной, – это представление художников, которые, по мнению композитора, “движутся выше поверхности” (проведение вечеров поддерживает директор музея, театровед Борис Любимов, замдиректора Александр Рубцов, а ведет Марина Куклинская). И все потому, что своеобразный девиз всех “действ”, входящих в голыбинский цикл, – строки Велимира Хлебникова “Движение выше поверхности”. Выше – потому как над: конъюнктурой, модой, амбициями… Да мало ли НАД чем можно двигаться! Со зрителями говорят художник и поэт Татьяна Сельвинская, режиссер, актриса Театра на Таганке, ученица Юрия Любимова Рената Сотириади, режиссер Владимир Агеев, прозаики Людмила Улицкая, Андрей Карклин и – волей случая – автор этих строк. Продолжение следует!
Свой же концерт Светлана открыла до-мажорной Прелюдией из первого тома “Хорошо темперированного клавира” (очень ровные восьмые. Мечта любого студента!). Музыка Иоганна Себастьяна, перемежающаяся ненавязчивой импровизацией, – не так ли Бах улыбается, будучи все же не ручьем-bach*ом, но морем? И музыкальная эта “улыбка” стала эпиграфом к важнейшему для любого композитора событию – первому публичному исполнению нового сочинения. Ведь, как бы оно ни называлось и что бы в себе ни несло, сей “раз” совершенно особенный. Всегда – неизвестнее поцелуя первого, страшнее коридора темного, когда тебе пять и ты выбегаешь на кухню, чтобы попить…
Сложнейшее камерное произведение “Книга памяти” для струнных, фортепиано, сопрано, альта, баритона и контр-тенора (уникальный Родион Здоров) было разучено музыкантами в фантастические сроки: буквально за две недели. (Для сравнения: представьте, будто вам нужно быстро выучить наизусть полтома стихов, скажем, Маяковского, и какой-нибудь текст Натали Саррот). Вокалисты – студенты музфака МПГУ, пианистка Людмила Биглер, скрипачка Юля Цовьянова и виолончелистка Даша Осипова сделали в чем-то невозможное. Кстати: то, что в концертах Голыбиной часто участвуют малоизвестные и никому неизвестные исполнители, явление не случайное: да-да, “…талантам надо помогать”. Однако в данном случае от музыкантов “с именами” композитор отказалась не только потому, что молодые сразу органично “вошли” в сложнейшую партитуру, а еще из-за того, что Голыбина договорилась со студентами об исполнении “Книги памяти” раньше, нежели с “именитыми”. Такая легкая логика: дал слово – держи.
Потом – “Встреча разных поколений”-таки! – играла двенадцатилетняя скрипачка Надя Грачева (и пусть Гендель не совсем удался, зато Сарасате “зацепил” многих), а “еще потом” случилась моно-опера Голыбиной “Медведица” на стихи Пушкина. Фортепианную партию исполняла сама Светлана, вокальную – Наталья Орехова. От этого полистилистического сочинения, которое я слышу не в первый раз, учащается пульс: ритмические фольклорные элементы, сочетающиеся с современными, идущими от “Мавры” Стравинского, – не что иное, как попытка создания принципиально новой музыки на старинный лад. Удачная попытка, которую – внимание! – при жизни автора хочется назвать талантливой: у нас, увы, слишком любят ценить в некрологах…
“Преодоление” – так называется импровизация, подаренная слушателям под занавес. Представьте себе: фортепиано (Голыбина стоит и пощипывает струны открытого рояля), две скрипки, два женских голоса (имитация экстатических состояний), хомус (точно как продолжение тела играющего на этом инструменте Сергея Тупталова) – и все это дышит, двигается, живет, сходит и сводит с ума…
При соприкосновении с глыбой Голыбиной я неосознанно формулировала то, что давным-давно сказал Бердяев. Да-да, те самые слова. Об избранных. Почти век назад, в 1907-м, он писал: “… это лучшие, избранные люди страны, создатели духовной культуры нации, творцы русской литературы, русского искусства, философии, науки, религиозные искатели, хранители отечественной правды. Пророки будущего”. Сейчас, в середине двухтысячных, мы читаем “99 франков” Бегбедера и смеем задавать себе вопрос, утопая в рекламной жижи: “Нужна ли России интеллигенция?”.
Редкий, исчезающий вид… Вопрос о надобе в нем страны нашей едва ли уместен: ну не о генофонде же нации опять, в самом деле! А о чем? Правильно, о деньгах. Всегда актуально.
Как верно заметил Станиславский, “для того, чтобы процветало искусство, нужны не только художники, но и меценаты”. По-нашему, теперешнему, – продюсеры. Так вот, к вопросу о том, почему же в Европе Голыбина известна больше, чем в России. У них, ТАМ, таланты ценятся, у нас, ТУТ, – по-прежнему нет. Особенно “нераскрученные”. (Увы-увы, я знаю, о чем говорю…). Особенно же не ценятся глыбы, не растрачивающие себя на противное собственному творчеству. Киты, на которых вопреки всему держится русское искусство. А Голыбина занималась и занимается исключительно тем, что велит ей душа (не побоюсь этого “заигранного” слова). Без оглядки на гонорары и какую-то иную “рыночную” выгоду: “Это не продается, сэр!” – и все же я верю: она найдет продюсера под стать себе. Чуткого и мудрого, понимающего, что сиюминутная прибыль от искусства – не более, чем блеф.
Ее композиторский дар коснулся практически всех жанров: в “портфеле” Голыбиной три симфонии, два балета, четыре оперы, камерная музыка, музыка для театра и кино, фортепианные сочинения; а эксперименты – вообще отдельная тема, как и международные лаборатории “Дыхание, голос, движение” (Париж, Марсель, Крым, Туапсе, Переяславль-Залесский), как и семинары по импровизации с музыкантами и актерами из России, Германии, Франции…
Сейчас Светлана пишет новый Концерт для скрипки с оркестром. В марте 2006-го в столичном Центре поддержки и развития современного искусства им. Караманова планируется ее авторский концерт. Потом – снова скорее всего гастроли, гастроли… по старой доброй Европе. Искренне надеюсь, что не только по ней.