Рассказ
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 12, 2006
– раз –
Судьба стучится в твою дверь. Тук-тук-тук. А ты не слышишь. Ты слушаешь музыку в наушниках. Судьба переминается с ноги на ногу. Ты прибавляешь громкость на любимом месте. Судьба стучит громче, отбивая костяшки, с сомнением поглядывая на пустой почтовый ящик. Ты начинаешь подпевать. Судьба пишет тебе записку и бросает в ящик. За ней хлопает дверь подъезда. Больше она не придет. А листок выпадает на грязный пол, на нем проступают отпечатки чьих-то следов. Сколько раз тебе говорено: “Почини дверцу ящика”?
Или. Звонит Очень Важный Человек. Четыре гудка – и он кладет трубку. Больше ты не существуешь для него. Твое имя забыто, номер телефона выкинут. Твое место занято. Кто-то сделал твою карьеру. Твои деньги потрачены не тобой. Тебя опять обошли на повороте.
Алек не знал, кто, когда и при каких обстоятельствах обошел его на повороте. Из всех поворотов он запомнил только один да и тот вовсе не образный, а самый что ни на есть настоящий.
Алек в то лето решил насобирать ягод и сварить варенье. Взял у соседа-грибника два металлических короба, по штуке на плечо. То, что это перебор, он понял на вокзале во время штурма электрички. На перроне можно было снимать эпизод погрузки беженцев, охваченных паникой и предчувствием ужаса надвигающегося фронта. Толпа облепила вагоны. Люди толкались, наступали друг другу на ноги и вытягивали шеи.
Наконец вагоны заполнились до отказа. Электричка дернулась, как взбрыкнувшая лошадь, и поехала, плавно набирая ход. Пассажиры выдохнули, ощупали карманы, осмотрелись, достали книги. За окном проплывали последние метры перрона, на котором осталось множество оторванных пуговиц и рукавов, пакет с хлебом, женская туфля и погнутый в давке зонтик.
В лесу Алек старался не мешкать и споро принялся наполнять короба, изредка поглядывая на часы. Дело шло быстро: год был урожайный на ягоды; весь июль дождливые дни перемежались с теплыми и сухими.
Сгибаясь под тяжестью двух коробов, Алек еле взобрался по лесенке на перрон. На обратную электричку народу сбежалось едва ли не больше, чем в городе. Алек засомневался, сможет ли влезть в вагон, – он и из леса-то вышел с трудом.
Когда электричка остановилась, он увидел, как несколько мужиков с коробами, нимало не смущаясь, вскарабкались на крышу вагона. Алек их окрикнул, прося помочь. Те приняли короба, а потом и ему помогли взобраться.
На крыше было свободно и свежо. Да и билета никто не спрашивал.
Алек на всякий случай накинул лямки коробов на плечи и сел рядом с мужиком, обхватившим ногами трубу. Тот достал папиросу и выбросил пустую пачку.
– Покурим? – спросил Алек.
Сосед кивнул и спрятал папиросу в кулак: поезд набирал ход, встречный ветер усиливался. После крутого поворота он, не оглядываясь, протянул папиросу назад. Но взять ее было уже некому.
Алек и сам не понял, как это произошло. Просто вдруг он обнаружил себя бредущим по путям, перемазанным ягодами и бормочущим: “Масса – мера инертности… инертность – мера инерции… вэ квадрат делить на радиус…”
Все-таки физику он знал хорошо.
– два –
Многие знают, что такое “день не удался с самого начала”. Это когда ты всю ночь боролся с одеялом. Тебе было то жарко, то холодно, ты поднимал скинутое одеяло с пола, а через пару минут оно снова оказывалось там же. Ты ворочался, воевал с подушкой, тебе снились ужасные сны. А между тем за окном уже начинали скрести тротуары дворники, лаять собаки и хлопать дверцы автомобилей.
К черту все это, решаешь ты и встаешь. Шатаясь, как деревенский пьяница, выползаешь на кухню и понимаешь: тебе не хочется есть. Хочется пить, но не хочется горячего. Холодильник предлагает на выбор два пакета прокисшего молока с тошнотворным запахом. В итоге ты отхлебываешь теплой безвкусной воды из чайника. И шлепаешь обратно. Пытаешься найти более-менее чистую тряпку, дабы намочить ее холодной водой и кинуть на лоб. Но ничего такого найти просто нереально. Эта квартира не содержит тряпок. Вообще ни одной. Тебе приходится обойтись бумажной салфеткой, которая моментально пропитывается, разваливается на куски и превращается в нечто желеобразное. Из этой массы ты устраиваешь на лбу композицию, способную удивить лишь того, кто не обращает внимания на обочину дороги весной. Боясь пошевелиться, ты засыпаешь…
…чтобы быть разбуженным телефонным звонком через пару-тройку часов. Это женщина из некой секты. Ее голос бодр и свеж, словно в рекламе стирального порошка. Она задает вопросы. И сама на них отвечает. Краешком сознания ты понимаешь – кто-то из вас выпадает из контекста: ты, она, вопросы или всё вместе. Тебя посещают мысли о хитроумности и простоте мироздания одновременно: Мир Выпавших Из Контекста.
Ты собираешься с силами и говоришь в трубку что-то ненужное и никчемное вроде “такого не бывает” или “это невозможно”. Вешаешь трубку. И ступаешь в начало нового дня.
Эта женщина, она что-то говорила про счастье. Про истинную веру и про тех, кому воздастся за все их прегрешения. Но в основном про счастье.
Алек никому не рассказывал о редких минутах своего счастья. Точнее было бы сказать – о нескольких секундах. Ему казалось: расскажи кому – и эти секунды обесценятся. Потеряют стоимость. Перестанут быть истинно его секундами.
Это произошло в Израиле, куда Алека пригласили погостить многочисленные родственники. Отказаться он не мог; тем более что родня взяла на себя все расходы, включая стоимость билетов от родины фактической до родины исторической и обратно.
Порядком нагостившись, Алек записался на экскурсионный тур по стране.
В один из дней их группа, похожая на разноцветную гусеницу, выползла на площадь. На этой площади было совершено покушение на Ицхака Рабина. Место покушения огородили низким заборчиком. Около него горели свечи, лежали свежие цветы. Площадь сияла нереальной больничной чистотой.
Алек шел последним в группе, позади сорока человек. Неожиданно что-то кольнуло его стопу. Невесть откуда взявшийся осколок бутылки прорезал тонкую подошву тапочки и глубоко впился в ногу. Алек вскрикнул. Два охранника с автоматами, замыкающие группу, подхватили его и в мгновение ока, практически не опуская на землю, доставили в больницу.
Конвейер израильской медицины переработал стопу Алека за четырнадцать минут. Врач действовал настолько быстро, что Алек даже не успел разобрать его имя на бэджике, не говоря уж о том, чтобы сказать “спасибо” и попрощаться.
Остаток экскурсионного дня Алека катали в инвалидной коляске позади группы. Он закидывал ногу на ногу, обмахивался снятой тапочкой и постоянно курил.
На следующий день их привезли на Мертвое море. Множество тел шевелилось на поверхности темной воды. Некоторые умудрялись читать книги. Женщина в ярко-желтом купальнике звала детей. Дети не слушались и требовали мороженое.
Кругом такая безмятежность.
И вот именно тут это и случилось: двое сочувствующих взяли Алека за руку и ногу и неловко, боком, несколько раз окунули в Мертвое море. Как пельмень в уксус.
– три –
Очень многое в нашей жизни решают связи. Алек отлично знал об этом. Ведь он родился в еврейской семье. Да еще и в провинциальном городе.
Поэтому, когда пришло время поступать в вуз, Алек прикинул свои шансы и поступил на геологический факультет МГУ. Да, факультет не самый престижный. Но – МГУ. Не название – музыка. Яркое, звучное “М”. Высокомерное, но в полной мере оправданное “Г”. Предостерегающее, многосмысленное “У”.
Пять лет пробежали как день. На последипломную практику Алеку чудом удалось пропихнуться в отряд самых перспективных студентов. Учились они, правда, средненько. Зато – все, как один, москвичи, ни в коей мере не обделенные вниманием и заботой высокопоставленных родителей. Воображение Алека рисовало картины блестящей карьеры, не скупясь на золотую и серебряную краски.
Направление в геологическую экспедицию с крайне туманными задачами и целями, оставляющими простор в том числе и на самодеятельность, им выписали в глухую деревушку Тропино, на юге Архангельской области.
Ощущение свободы ударило москвичам и в головы, и по головам. Многие из них впервые остались без родительского надзора. Едва успев разместиться в пустых домах, любезно предоставленных сельсоветом, москвичи напились пива. При этом пили они из рюмок, залпом, наливая из огромного медного чайника. Культуре пития еще только предстояло научиться, и они были полны решимости познать эту науку до мелочей.
На следующий день они снова выпили. И на следующий. И так всю неделю. А потом вторую. И так далее, неделю за неделей. Алек из раза в раз отказывался.
За два месяца все, кроме Алека, безнадежно спились. В Москву он уехал один: проповеди о вреде алкоголизма и упущенных шансах успеха не имели.
А геологи-москвичи так и живут в Тропино. До сих пор.
– четыре –
Все мы совершаем ошибки. Если подумать, вся наша жизнь состоит из ошибок. Они идут чередой, а то и накладываются друг на друга, образуя причудливые сплетения обстоятельств.
Да что тут говорить: мы и на свет зачастую появляемся вследствие ошибки. А некоторые ошибки по прошествии времени перестают являться таковыми. И никто не знает, произойдет это или нет.
Осенью Алек увидел на автобусной остановке девушку. Несчетное количество девушек он видел каждый день, десятки тысяч остались не замечены. Но только не эта.
Алек томился и не знал, как начать разговор. Он не умел знакомиться с девушками.
А между тем особа явно скучала в ожидании автобуса. Она оглядела себя в карманное зеркальце, потом достала из кармана несколько бумажек, внимательно изучила и выбросила.
– Вообще-то это клумба, – неожиданно для себя заметил Алек.
– Да? А выглядит, как урна, – сказала она с улыбкой.
Слово за слово, разрешите представиться, Таня, Алек, а вы такой смешной, а вы такая красивая, чай-кофе-потанцуем…
Вечером Алек возвращался от нее домой. Почти весь город он пересек пешком и теперь радовался, что добрался без приключений.
Он шагнул в подъезд и спустя четверть секунды, в полнейшей темноте, получил чудовищный удар в челюсть. Как выяснилось позднее, железным ломом. Удар был такой силы, что Алека отбросило назад. Он ударился о дверь и сполз по ней на пол.
Теряя сознание, Алек услышал голос:
– Слышь, так это же не он!
И в ответ второй:
– В натуре! Вот попадалово!.. Валим отсюда.
К счастью, пролежал он так недолго. Кто-то из неробких соседей вышел на шум и вызвал “скорую”.
А в сознание он пришел и вовсе только через два дня, в больнице. И сразу поинтересовался у мамы про Таню. Как оказалось, она узнала о том, что случилось с Алеком, на следующий день.
Долгих полгода Алек провел по разным больницам. Последний месяц он практически полностью провел перед зеркалом, аккуратно ощупываю новую челюсть. Теперь он стал обладателем волевого подбородка, не чета бывшему.
Каждый день он ждал Таню. А она не пришла. Ни разу. Это оказалось очень просто – не прийти. Алек не держал на нее зла.
А восемь недостающих зубов ему потом вставил родной дядя, первоклассный стоматолог.
Как настоящие. И даже лучше.
– пять –
Однажды, гуляя по Питеру, Алек прямо на улице наткнулся на выставку-продажу картин. На стендах, сколоченных из тонких реек, несколько художников хаотично развесили свои творения.
– О, – сказал Алек с интонацией человека, нашедшего давно потерянную вещь. Ему сразу представилось, как он повесит дома картину, а интересующимся с напускной небрежностью будет пояснять: “Да так, по случаю в Питере купил, знаете ли”.
Натюрморты и портреты он отмел сразу, сосредоточившись на пейзажах и абстракциях. Одна абстракция понравилась ему больше всех. Если смотреть на нее под разными углами, в хитросплетении линий цвета “а ля Матисс” угадывались то грустная ящерица, то чистильщик бассейна, а то и стартующий космический корабль. Но к абстракциям Алек относился пренебрежительно, считая их той же заумью, только на холсте.
– Почем? – спросил Алек.
– Восемь триста, – ответили невозмутимо.
– О! – удивился Алек и как-то чересчур поспешно влился в поток прохожих.
“Сам нарисую, – решил он. – Чего такого? Подумаешь! Невелика наука”.
В тот же день он купил краски, простенький мольберт и холст. Набросал карандашом на бумаге эскиз. Композиция включала в себя реку, два берега, траву и несколько деревьев неопределенного вида. За счет отсутствия на эскизе детальной прорисовки получилось многообещающе.
Алек приготовил палитру, унял дрожь в руках и сделал первый мазок. Отступил, оглядывая результат. “Во! Делов-то. Надо дату запомнить. Этапы становления… творческие вехи… все такое”.
Спустя час Алек понял три вещи. Первая: творчество безумно утомляет; вторая: все не так просто; третья: пейзаж не вышел и вряд ли когда-нибудь выйдет – по крайней мере из-под его кисти.
Ради интереса он повернул холст и посмотрел. Перевернул и посмотрел. Нет, это не прибавило двусмысленности, как той абстракции. Все та же бездарность, как ни смотри.
Да и с чего это он вдруг? Ну с какой стати? У него и почерк-то корявый. Подпись в паспорте печатными буквами. Какие тут картины.
– я иду искать –
Загнанная в ловушку рысь собирается с силами и делает одну попытку спастись. А потом покорно ожидает своей участи.
Алек принял на вооружение этот прием и прежде всего составил список возможных мест поиска. Конечно, такая ветреная и непостоянная госпожа редко задерживается на одном месте, но попытаться схватить ее за рукав все-таки стоит.
На тетрадном листе Алек начертил таблицу с двумя колонками. В левую он выписал адреса семи залов игровых автоматов и двух казино, а в правую — дни недели и время.
…Кассирша игрового зала уже бросала на него подозрительные взгляды, когда наконец она появилась. Алек тут же крепко взял ее за руку, решив не отпускать, чего бы это ему ни стоило. Она вопросительно вскинула брови.
– Мы не знакомы, меня зовут Алек. А ты, стало быть…
– Да-да. Именно она. Чего тебе надо?
– Когда ты придешь?
– Скоро, – слегка раздраженно ответила Удача, высвобождая руку. – Не оставляй надежду.
г. Северодвинск