Опубликовано в журнале Октябрь, номер 11, 2006
Олегком жанре – а к нему ведь и отношение легкомысленное – предстоит тяжелый разговор. Правда, и руководит Театром оперетты В. Тартаковский, человек, имеющий опыт работы с зарубежными продюсерами, значит, и опыт жестких переговоров.
Эпохи сменились, между тем в буфете Оперетты, как десять и двадцать, кажется, лет назад, наливают шампанское и продают шоколадки. Шампанское, конечно, по стилю подходит, но как-то выглядит это нелепо – гардероб, и у колонны притулился официант-продавец, разливающий шампанское и выдающий к бокалу шоколадку в серебряной фольге.
“Да, водевиль есть вещь, а прочее все гиль”, – написано у Грибоедова, хоть и произносит эти слова Репетилов, не тот персонаж, что заслуживает полного доверия. Водевиль – нечто вроде оперетты по-русски, с танцами, с куплетами, с остроумным сюжетом. Прежде играли в обязательном порядке: разгримировались после “Отелло”, “Гамлета” и – вперед, играй, весели господ зрителей. И веселили мастерски. Иностранное детище – водевиль – чрезвычайно обрусело и прижилось на русской сцене. Нелишнее свидетельство тому – “Таинственный ящик” Каратыгина, который после нескольких лет сборов поставил-таки на сцене Малого худрук театра Юрий Соломин. Сперва сам играл главного героя, затем вынужден был передать эту роль Эдуарду Марцевичу. Очень живой – живучий! – жанр, жаль, что не стали продолжать, хочется надеяться, пока не стали. Оперетту тоже у нас не раз пытались переводить – и в буквальном и в переносном смысле – на русский. То по политическим, то по художественным мотивам перекладывали на новый лад сюжеты классических оперетт. Новое время – новые песни; юмор, нет смысла спорить, стареет раньше серьезных переживаний.
И вот наконец, после нескольких сезонов мюзиклов, Театр оперетты “вернулся” на круги своя. Все мюзиклы сошли вдруг, как пена, и… – оголили подмостки.
В Московском театре оперетты недавно сыграли премьеру “Парижской жизни” Жака Оффенбаха.
Площадка, в последнее время ставшая чуть ли не главным поставщиком “импортных” мюзиклов, возвращается к истокам. И явно не по причине иссякания знакомых бродвейских названий. Но “школа мюзикла” для менеджмента Театра оперетты стала еще и школой театрального бизнеса. Замечено было, что спрос на оперетту не падает, а предложение явно отстает. “Парижская жизнь” должна была утолить этот голод, сократив или ликвидировав имеющийся разрыв.
Поставить “Парижскую жизнь” пригласили известного шоумена и одновременно – заведующего кафедрой эстрады РАТИ (ГИТИС), профессора Вахтанговского училища Михаила Борисова.
Можно наткнуться на информацию, что либретто “Парижской жизни”, поставленной в Оперетте, написано Луи Галеви. В программке авторами либретто для нынешней премьеры являются Михаил Борисов и Владислав Старчевский, перу последнего принадлежат и все стихи, которые звучат со сцены. Но сюжетную канву Галеви они не переиначили: и там, и тут рассказывается веселая история визита в Париж богатых американцев. Об их приезде случайно узнает легкомысленный молодой человек по имени Бобине. Он по уши в долгах и потому решается на авантюру: отвезти богатых американцев в дом своей не менее богатой тетушки-маркизы, выдав ее дом за Гранд Отель, и таким образом поправить свое материальное положение. Череда комических ситуаций с участием кредиторов, американцев и, конечно же, некстати возвращающейся тетушки завершается, как и положено, счастливо для всех.
Либретто Галеви было написано на основе реальных событий и – что немаловажно – по личному заказу Наполеона III в преддверии Всемирной выставки. Сохранились свидетельства, что наутро после первого исполнения весь Париж насвистывал мелодии из новой оперетты.
Времена изменились. Наверное, хорошо, что нынче никто – во всяком случае, напрямую, – не заказывает сочинений к тому или иному праздничному событию. Однозначно плохо, что даже после выхода из зала, то есть по свежим следам, петь не хотелось. Оркестр академического театра, особенно вначале, с заметным напряжением нащупывал общий язык, а необходимой опереточной легкости и заразительности за два с половиной часа спектакля так и не добился (кто был виноват в этом больше, оркестр или дирижер Алексей Ходорченков?).
По замыслу Оффенбаха, “Парижская жизнь” – это оперетта-обозрение, своего рода прогулка по эстрадным жанрам своего времени. Для поющего курса какого-нибудь театрального вуза – настоящая находка. Так что не странно, что три года назад Борисов ставил эту оперетту со своими студентами в Щукинском училище.
Об отличиях и расхождениях того спектакля и нынешнего не мне судить, однако же никак не скрыть, что премьера в академическом театре имеет черты студенческой работы: задора много – искусства недостает. Причем когда на сцену выходят некоторые представители среднего и старшего поколения, пропадает и задор. Тем не менее среди немногих удач, хотя и не выходящих за рамки традиционных представлений об опереточных героях, можно назвать игру Петра Борисенко-Рауля, поэта и приятеля Бобине, и Виталия Мишле в роли богатого американского золотопромышленника.
Да и прямо сказать, когда в “студенческие формы” загоняют вполне уже народных артистов – вроде Лилии Амарфий, например, выглядит это нелепо. При этом она чуть ли не единственная, кому не приходилось, начиная петь, спешить в середину сцены, где, вероятно, сконцентрированы и технические средства поддержки. Вообще бессмыслицы, вроде этих – вероятно, необходимых – перемещений к центру, в спектакле немало. “Железнодорожное начало” продиктовало художнику Виктору Архипову вывезти на сцену тележки с чемоданами, среди которых возвышаются хмурые сутулые манекены в надвинутых на лица шляпах. Не имея иного применения, эти манекены служат опорой утомленным героям. Цитировать рифмованные куплеты давно уже стало общим местом рецензий на подобный новодел, но воздержаться нет сил: “Значит, у вас – свои традиции, ну, а у нас к вам – инвестиции…” или: “Всё, что захочется душе! Здесь только надо шер ше”. Парад кредиторов Бобине, как и последующее их дефиле в костюмах министров и прочих благородных особ, явно страдает недостатком уже не актерской, а режиссерской фантазии, элементарной нехваткой трюков.
Обозрения эстрадных жанров избежать все же не удалось. Другое дело, что результат вышел не самый вдохновляющий. Да жаль еще, что самые веселые танцы приберегли на финал. Те, кто досидел – а в премьерных рядах Театра оперетты собралась весьма дисциплинированная публика, – были чрезвычайно довольны.