Опубликовано в журнале Октябрь, номер 1, 2006
Вступление о себе
Родился в 1982 году, в городе Ярославле. Там же, не окончив экономический факультет университета им. П.Г. Демидова, попал в армию.
Служил в учебном батальоне в сержантской школе, учил курсантов. Проводил занятия по 19 предметам, в сущности, не зная ни одного. Выпустил три сержантские школы и два потока молодых призывников (КМБ). Уволился в звании старшего сержанта и в должности заместителя командира взвода. Из служебной характеристики: “…методически грамотен, мобилизует личный состав на добросовестное и качественное выполнение задач. Исполнителен, добросовестен, на критику реагирует конструктивно…”
Предлагаю вниманию читателей фрагменты из моей книги армейских писем.
Вместо эпиграфа
Если бы армия рекламировала себя в СМИ, то текст целиком мог бы быть таким: “Вам уже восемнадцать? Вы не учитесь в вузе? Тогда мы идем к вам. Приходим в шесть утра, вытаскиваем из кровати и привозим в военкомат. Оттуда вас бесплатно доставят в лучшую кузницу настоящих мужчин. Здесь о вас позаботятся лучшие парикмахеры, и вы на два года забудете про перхоть… и про волосы тоже. Наши знаменитые дизайнеры уже приготовили удобные зеленоватые одежды в стиле “кузнечик милитари”. Ваши девушки не узнают вас на фотографиях. Когда на свой десятый завтрак вы все-таки попробуете перловую кашу, вы поймете, что желудок поддается дрессировке. Когда отожметесь от пола пятьсот раз, вы поймете, что и сами поддаетесь дрессировке. Вас научат элегантно ругаться матом, надевать на ноги грязные тряпочки, эффективно бороться со вшами, много говорить о сексе, делать квадратные сугробы, подстригать траву ножницами, вытирать лужи на асфальте и красить снег белой краской. Добро пожаловать в армию, сынок!” В финале предпочтителен патриотический видеоряд, пробивающий пиплов на гордость за Вооруженные Силы: самые быстрые самолеты, плавающие танки, пара подлодок, одна межконтинентальная баллистическая ракета и, наконец, сладкий, манящий слоган: “Вешайтесь, духи!”. Для дешевых телеканалов возможен бонусный постскриптум: “Первые десять человек, которые прямо сейчас встанут с дивана и добровольно придут в военкомат, получат комплект вафельных полотенец и две банки гуталина”.
Предисловие
Однажды, еще в первую неделю службы нас, молодых призывников, собрал заместитель командира роты по работе с личным составом капитан, фамилию которого я, к сожалению, забыл. Он много рассказывал о службе. Мысль, которую он пытался до нас донести, заключалась в том, что надо быть в “золотой середине”. Не надо слишком “звездить” и, наоборот, быть слишком пассивным, робким. Эти крайние варианты значительно усложняют службу, зачастую делая ее невозможной. В армии выгодна незаметность. Середина. Я тогда не внял этим словам. Свысока смотрел на людей серых, одинаковых, невыделяющихся, всегда стремился быть в центре событий, быть лидером, ярче и лучше всех. А тут мне советуют середину, которую почему-то называют золотой. Позднее понимание пришло: я мог бы так ответить любому офицеру, что он бы растерялся, но я молчал. Я видел возможность сломать некоторые идиотские правила, но регулярно выполнял их. Я хотел быть лидером взвода в сержантской учебке, но был лишь третьим или четвертым. Я хотел быть лидером роты, когда стал сержантом, но был одним из… Я хотел кардинально усовершенствовать систему обучения курсантов, но изменил лишь детали. Я выбрал такой путь. Два года показали, что, вероятнее всего, цена, которую пришлось бы заплатить за путь лидерства, яркий и бескомпромиссный, была бы слишком высока. Я же относительно спокойно отслужил свои 730 дней. Я многое потерял в себе. Уже дома долго не мог себя узнать. Поэтому не могу дать совет, что выбрать. Могу только предостеречь: армия очень легко ломает сильных, независимых и ярких людей. Я же всю свою оригинальность и яркость держал при себе, много наблюдал, анализировал, иронизировал, даже издевался и большую часть всего этого выплескивал в письмах. Мне очень важно было выговориться, компенсировать свою серость, доказать тем, кто меня знал “разноцветным”, что я таким и остался.
Эти описания моей службы в армии были почерпнуты из писем родным домой и любимым одноклассницам: Аленке, Юльке, Наташке, Матлику и Катрин. Я опустил все личные подробности, поэтому кажется, что пишу не родным и друзьям, а, например, в ООН. Это только кажется. Зато было добавлено то, что никогда бы домой не написал (про Мишу-дембеля, про “Вешайтесь, духи”, про неуставные ритуалы, про тухлую рыбу и пять суток от комдива) из соображений “меньше знаешь, крепче спишь”.
Во время работы над письмами вспомнил многое, о чем думал еще там, в армии. Некоторые идеи возникли только в момент написания книги.
И, к сожалению, я не могу назвать город и номер части.
При всей моей иронии, а временами ненависти к офицерам за два года ни разу не видел пьяного офицера или даже прапорщика! В условиях российской действительности это достойно самого большого уважения.
№1
Привет. Пишет вам военнослужащий военной части **** рядовой Аистов А. Р.
Дорога в армию была долгой.
С 10 утра до 12 ночи просидели на лавочках в военкомате. Ребята из пригорода сидели тихо, а городской народ успел напиться. Я сидел рядом с последними. Их заметили, водку отобрали (купили ее у дружинника, который нас вез от райвоенкомата до облвоенкомата; у него была красная повязка на руке и толстый дипломат, служивший тарой для проноса горькой), всех построили (меня тоже) и “вежливо попросили постоять” часика три… О-оу. Я ни капли не выпил! Потом подполковник заметил, что я трезвый. Разговорились. Сесть я отказался, потому что со всеми пацанами только что общались, просто они пили, а я нет. Проникся подпол уважением. Уже через час всех посадил, а меня назначил старшим группы. Первое “воинское звание”. Начало хорошее.
Добирались до части больше суток. На правах старшего группы сидел рядом с покупателями (прапорщиком и капитаном) – так называют тех, кто приезжает из частей за призывниками. Нас, стало быть, покупают. А мы, стало быть, рабы…
В Москве на Казанском проторчали двенадцать часов и все это время с потолка дурацким женским голосом объявляли поезда, опоздания, фамилии потерявшихся, призывали вечно бдить и прочее, и прочее. Нормально поспали только по дороге в город N. Ехали всю ночь. Ранним утром поезд остановился, все прилипли к окнам: впереди железная дорога, справа – колючка, слева – колючка. Попали…
До части доехали на автобусе.
Сама часть обнесена двухметровым бетонным забором с колючкой наверху, подключенной к сигнализации. Какая-то квинтэссенция свободы. Часть за забором в городе за забором. Я ехал в армию, а не в тюрьму…
Пытаюсь отгонять столь оптимистичные мысли.
Часть здоровенная, в этот призыв планируют набрать больше тысячи человек. Все вылизано, зеленые елки обнесены досками в форме пирамиды (не могу понять, в чем идея такого дизайна; может, они хотят сказать, что здесь даже природа “за забором”, что даже она не может быть абсолютно свободна?..)
Живем на третьем этаже, спим на одноярусных кроватях, из окна видны жилые дома, дискотека со светомузыкой и сосны, такие огромные и гордые. Когда на них смотришь, становится легче.
Как приехали, сразу выдали форму, сапоги и шинели. Пока стояли в очереди за формой, подошли два здоровых с рязанскими лицами солдата и стали оценивающе оглядывать нас с ног до головы. Когда я уже начал ощущать себя как в зоопарке, один из них неожиданно подошел к одному из наших и после матерных угроз снял с него кожаную куртку. Буквально через секунду из дверей склада боком вывалился толстый-толстый прапор и после точно таких же угроз забрал куртку назад. Позже нам сказали, что ее сожгут. Стало грустно за любимый белый шарфик, и еще непонятно, зачем прапор с такой яростью отбирал куртку, ведь тем “рязанским” дембелям она уж точно была нужнее, хотя им не помешало бы быть более тактичными.
Кормят, в принципе, неплохо. В столовую ходим строем, с песней. Едим минут пятнадцать максимум – подобные ограничения хорошо организуют. Идешь в столовую сосредоточенным: надо успеть все съесть за пятнадцать минут. Здесь можно существовать, если пытаться видеть смысл во всем происходящем. Получается пока не очень.
Мы на КМБ – курсе молодого бойца – армейском инкубаторе. Пока живем все вместе (с кем ехали). Все молодые, поэтому никто не жмет, но аскорбинку у меня все-таки сперли, зубную пасту одну сперли, а одну оставили. Можно сказать, повезло – у кого-то увели все. Кроме пасты, из вещей оставили мыло, зубную щетку, тетрадки и книжки, которые хранятся у руководства в сейфе. Одну я уже выцепил и пытаюсь читать. Происходит это во время просмотра программы “Время”, что чаще всего превращается в просмотр тупого сериала про бандитов, причем с середины 15-й серии и не до конца (так как по уставу “Время” идет с 21 до 21.25) или, что еще страшнее, клипа каких-нибудь Иванушек, с бурным восторгом и улюлюканьем при виде любой обнаженной части женского тела. Здесь кого ни послушай – бывалый сексгигант (их всех фантастически быстро объединяло железобетонное утверждение в обществе, которое давали “голодные” фразы про то, что каждый в отдельности способен сделать с обладательницами этих обнаженных частей, появись они из телевизора). А я, блин, до сих пор не могу узнать, кто стал президентом США. Еще почитать удается, когда все курят, а из 25-ти курят 22.
Вообще временами бывает одиноко. Хотя в армии чувство одиночества слабее, чем в универе и дома, потому что здесь ты ни секунды и нигде не находишься один физически, даже когда закрываешь глаза в 22.00 и путешествуешь за грань воспоминаний, мгновенно засыпаешь от накопленной за день усталости.
Первая задача, которую я себе поставил, – не заразиться армейской болезнью или скорее армейским языком. Удивительной особенностью обладают 90 процентов сослуживцев – матом не ругаться, а на нем разговаривать. Руководство команды отдает тоже преимущественно с матом, видимо, осознает, что это основа взаимопонимания. Так что первую, самую яркую и распространенную особенность русской армии я уяснил: матерятся все, всегда и везде.
Кроме моих собственных задач, огромное их количество поступает от руководства. Пришить погоны, нашивки, уборка, дневальный караул, уборка, строевая, опять уборка. В случае плохого выполнения вышеуказанных задач опять-таки следует уборка, но в этом случае чаще всего убирают в том месте, в котором г-н президент обещал кого-то мочить.
Медленно, но верно учимся ходить строем. В целом тут не так плохо, как кажется. Может, это оттого, что ничего хорошего не ждешь, в отличие от универа, где хотелось видеть интересных преподов, заводить друзей, получать интересную и полезную информацию, а было одно большое болото, из которого надо было срочно рвать когти. Армия – не лучший вариант, но хотя бы вариант, а универ априори таковым не являлся, разве что кроме философии, где слова разные разучивали1…
Отбой в десять вечера, подъем в шесть утра – сам себе удивляюсь, как легко я это переношу, видимо, от того, что целый день занят и нет времени подумать о том, что мне тяжело. Жаль, что работа ничего общего не имеет с защитой Родины, но если об этом не думать и просто ее делать, то терпимо. Но как же все это глупо и нудно. Все эти ниточки-иголочки.
Говорят, здесь есть “цензура”. Все письма вскрывают и читают. Так что не присылайте мне в письме сто долларов с просьбой раскрыть какую-нибудь военную тайну. Приеду домой и так все расскажу (юмор, юмор, юмор).
Лирическое отступление: часто представляю момент, когда сяду в поезд. Буду сидеть у окна и с томительным ожиданием смотреть на деревья. И вот он сначала дернулся, потом отъехал чуть назад и медленно, словно нехотя, покатил в сторону дома…
Грустим-с. Уж как-то подозрительно рано начали одолевать подобные мечты.
Ну а теперь самое интересное – список (неотложка) срочно требуемых вещей:
1. тапочки – похуже, но чтобы можно было носить
2. станок русский и 5 лезвий
3. витаминов
4. денег рублей 100
5. мыло антибактериальное – мыть ноги, а то они будут в грибке
6. ниток красных, белых и черных
7. все надоело вспоминать, главное, что мыла и витаминов лучше высылать мало, но регулярно – раз в 1–2 месяца.
Решил продолжить, так как объявили, что присяга будет 2 декабря. Как добраться и, главное, с чем опишу ниже.
Сегодня 7 ноября. Был праздничный обед с большим (просто огромным) количеством мяса; сержанты обещали еще круче обед в Новый год. Сейчас семь вечера, сидим, смотрим телевизор. В честь праздников мы этим занимаемся уже четвертый день – чрезвычайно утомительно. Но уже завтра начнутся суровые трудовые будни. По закону нас еще нельзя привлекать к каким-либо работам, но разведка донесла, что предстоит принять участие в строительстве чего-то (чего разведка не донесла).
Уже 8-е. Сегодня был первый реальный армейский день: длинная зарядка, много-много строевой и даже ОГП (общественно-государственная подготовка – такой типа политпросвет и ликбез одновременно). С позволения сказать, лектор по ОГП был просто гениальным представителем какой-то труднообъяснимой околокультурно-лексической метаморфозы: через каждое слово он произносил буквы “бл”, после чего, видимо, спохватывался, проглатывал мат, делал рязанское выражение лица и сбивчиво продолжал читать лекцию с мятой засаленной бумажки. Метаморфозы культуры едрёнть. Я просто хрюкал (глумливо радовался)! Каков лектор! Лекция была по истории МВД. Подробнее всего был рассмотрен почему-то советский период, а не модный ныне Владимир Владимировичский; позднее выяснилось, что самый новый учебник по любой дисциплине, и по ОГП в частности, датируется 1989 годом. Зато в редкие моменты присутствия на просмотре программы “Время” командира роты, что являлось главной причиной просмотра именно оной программы, мы очень часто слышим об огромном желании и активной работе парней с двойными подбородками, большими животами и широкими лампасами по созданию современной боеспособной армии. Может, лучше книжки переиздать?
Буквально час назад закончили приседать всей ротой (три взвода по двадцать пять человек), приседали сто раз из-за четверых бойцов, в чем-то провинившихся, – тут такие методы воспитания – через коллектив. На мой взгляд, это приводит не только к эффективному исполнению, но и озлоблению народа, хотя никаких конфликтов еще не было. Более того, каждый божий день проходит так называемый телесный осмотр – ищут синяки, вмятины, рваные, колото-резаные раны, огнестрельные ранения. Что происходит после их обнаружения – не знаем, потому что еще пока ни у кого ничего не нашли – конфликтов-то не было.
№2
Привет. Буду рассуждать. Меня последние дни мучает вопрос: “Как наша армия при всем пьянстве, бескультурии, недисциплинированности, плохой вооруженности и оснащенности все глобальные войны выигрывала?”. Это не ура-патриотизм, а поле для раздумий. Возможно, все объясняется исторически: раньше армия не имела всех нынешних недостатков. Может быть, “законом противоположности” – чем хуже условия жизни солдата и чем меньше его ценят, тем он становится сильнее, закаленнее, неприхотливее, выносливее. Или все связано с чьей-то мыслью о том, что для России национальная идея – это только внешняя угроза (когда против захватчиков встает буквально каждый, то проиграть невозможно). Последнюю мысль лишний раз доказывает, объединение народа вокруг Путина на почве чеченской угрозы, чудовищной частью которой стали взрывы домов, то есть угрозы для каждого человека, живущего далеко от Чечни и от войны.
Ладно, хватит, теперь попроще и повеселее. На нас сейчас надеты белые штанишки и белая распашонка – это нижнее белье. Каждое утро и вечер 75 человек строятся на большом проходе во всем белом. Аллегория девственности. Еще мне это напоминает ангелов. Только матерная речь мешает полному сходству.
Чтобы сходить в туалет, надо спросить разрешения у сержанта. Это мило. Стараюсь не обращать внимания, но, когда спрашиваю разрешения, смотрю в пол, а то могу рассмеяться. Особенно весело то, что он еще может и не разрешить!!!
Каждый вечер мы пришиваем на воротник кителя (верхняя одежда) белую полоску. За день она становится черной. Мы ее отрываем и пришиваем новую. Процесс называется подшиванием. Насколько я помню, аликов, которым вживляют под кожу какую-то штучку (чтобы не хотелось выпить), называют подшитыми. Мы тут тоже все подшитые. Причем каждый день. Кстати, этим же занимается и все руководство или скорее их жены. Процесс крайне тяжело переносимый. Самое трудное – попасть ниткой в игольное ушко. Все пальцы уже истыкал этой иголкой.
Живем на третьем этаже. За день раз пятнадцать – двадцать поднимаемся и спускаемся, столько же строимся, по поводу и без повода. Рационально расходуем время…
После того как заправим кровати, нащипываем кантик. Даже в фонетике чувствуется что-то эротическое: н а щ и п ы в а е м к а н т и к… Технология заключается в том, что полукруглый край (торец) одеяла мы делаем квадратным и ровным. Если торец одеяла получается прямой и ровный, то кантик хороший, если нет – плохой (нащипываем повторно). Угрюм-Бурчеевщина какая-то. Это еще не конец. На одеяле есть три черные полосы. После заправки кроватей и нащипывания кантика мы натягиваем нитку и выравниваем все одеяла по последним полоскам. После этого кантик ломается, и мы нащипываем его снова. Я попытался предложить сначала ровнять, а потом щипать. Незамедлительно товарищами был послан в пеший эротический тур и назван профессором. После такой чуткости решил больше не умничать. Затем ровняем дужки кроватей, затем тумбочки. Как тут не подумать о том, что город Глупов – это во многом модель воинской части?
Зато в дивизии добрая, почти семейная атмосфера. Военнослужащие линейных (боевых) рот всегда нас искренне подбадривают. Когда мы проходили мимо них, они, нежно так – кричат: “Вешайтесь, духи!” И ни разу не было такого, чтобы мы прошли рядом с ними при полном безмолвии. Всегда звучала одна и та же загадочная фраза. Деталь: слово “вешайтесь” имело и другую форму “вешаться”. При этом оно несло необъяснимую смысловую нагрузку. Например, стандартный ответ на вопросы “Как мы будем жить в линейных ротах или как будем служить?” был: “Будете вешаться”. Как это вешаться? Неужели можно повесится больше одного раза? Не понимаю. Зато осознал одно. Эти фразы – это страх. Безотносительно своей содержательной бессмысленности они выражают простой человеческий страх перед приходом в армию. Здесь всем поначалу трудно. У нас в дивизии это почему-то выражено словом “вешаться”. Когда приходят молодые, то приходит осознание, что уже легче, ведь ты уже прослужил полгода или год, а им все то, что тобой пережито, только предстоит испытать. Эти люди, даже миновав самое трудное – начало службы, тем не менее его боятся. Им страшно представить себя на месте только прибывших призывников. Сильные переносят это молча. Слабые кричат: “Вешайтесь, духи!”. Причем часто кричат беззлобно, даже с улыбкой на лице, то есть этот крик уже даже не страх, а самозащита. Людям свойственно облегчать свое положение мыслями о еще более трудном положении других. То есть ничего страшного в этом “вешайтесь” нет. Нам по фигу. Мы прорвемся.
Как ни странно, проходит много теоретических занятий. Пишем и учим обязанности, статьи уставов. За определенные успехи на сем поприще и за один курс универа меня теперь все называют профессором. Мне не нравится. Зато как чё просят – Саня. А потом сразу “эй, профессор, иди сюда”… Еще часто называют тормозом, хотя так именуют почти всех. За неделю на нас обрушилось столько правил и норм (большинство из них не подлежит логическому объяснению, то есть усложняет запоминание), что очень легко ошибиться, что-то забыть. Это приводит к плохим последствиям в лучшем случае для тебя одного, в худшем – для всего взвода или даже роты. Поэтому, как только кто-нибудь замечтался, ему сразу для “поддержки” орут: тормоззз. И каждый своей личной громкостью этого ора хочет показать, что он-то совсем не тормоз. И при этом все хотят, чтобы эту тупую преданность и самоотдачу видел сержант, поэтому стараются помимо громкости в голос добавить немного “боли за общее дело”. Получается: коллектив на самом деле ничто. Человек человеку волк. Жаль, мы ведь земляки.
Раз уж меня называют профессором, то я начинаю помаленьку приучать народ следить более всего за собой. Многие люди тоже начинают это пропагандировать. Скажу честно, мне это выгоднее всех, потому что самый частый тормоз – “профессор”.
Водили на экскурсию в библиотеку. Я обалдел: фонд – шестьдесят тысяч книг. Есть классные книги по всемирной истории, оружию, экономике, ну и лабуды всякой много, типа “Банда 5”. Интереснее всего была библиотекарша. Статная. И книжки читает. Обещала лекцию про Кутузова как сына и отца, а не как полководца. Видимо, культурно будем просвещаться и развиваться. Я готов.
Сегодня привели в роту девять новых сержантов. Они только выпустились из учебки. Начальства теперь в три раза больше. Здесь вообще вся часть в начальниках. Плохо другое: всех непосредственных начальников (пятнадцать человек) надо знать по имени отчеству и воинскому званию. Сидим зубрим.
И о главном. Привезите с собой очки (дальние) – для стрельбы. И еще не помню, написал ли я про то, что надо прислать белую подшивочную ткань (типа простыни). На ногах уже вскочила какая-то дрянь, так что сильно жду витаминов. Ну и жду на присягу, к которой мы ежедневно по два – четыре часа готовимся на плацу.
№3
Привет. У меня все без изменений. Быстро отучаюсь простывать сразу же после того, как выйду на улицу без шарфика. Да и выхода другого нет: в армии почему-то не дают шарфики. Жаль, я бы взял себе белый… На зарядку вообще выбегаем по форме 4 (китель, штаны)2, вода в кране только холодная. Научился получать кайф от обливаний. В целом всё здоровеем и здоровеем. Между прочим, это письмо только приложение. Главное в нем – бумажка, названная “справка”. Если ее отнести в ЖЭК, то за квартиру вы будете платить 50 процентов. Во как! Родина нас не только помнит, кормит, одевает, но еще и квартплату снижает.
Теперь снова о нашей тут жизни. Уже за каждым закрепили автомат. Мой 1779803 АК-74 калибра 5,45 мм. Как говорят бывалые оружейники, сидящие рядом и подшивающиеся, настоящий КАЛАШ – это АКМ, а то, что у нас, – это так… игрушка. Пуля у нашей “игрушки” летит на 3000 м, из ствола выходит со скоростью 900 м/с, убойная сила (жутковатый термин) сохраняется на 1,5 км, скорострельность 600 выстрелов в минуту. Хотя последнее слишком уж фантастично – десять выстрелов в секунду – это подозрительно (Уж не пиар ли для американцев?). Скоро лично смогу проверить: “батя” (комдив – генерал-майор) сказал, что привезли 50000 патронов, и обещал вывезти нас на стрельбы еще до присяги. Ждем-с. Теперь каждый день помимо строевой еще и огневая подготовка. Тренируем изготовку к стрельбе и разборку-сборку автомата. Когда я его впервые разобрал, то оказалось, что это настолько простая, почти примитивная конструкция: нечто среднее между конструктором и соковыжималкой, – а при этом лучший автомат в мире. Все гениальное просто, если автомат – это нечто гениальное.
Уже стреляли. Правда, не из автомата, а из мелкашки. Не попал ни разу. Потом пять часов кряду учились изготовке при стрельбе из автомата. На стрельбище повезут под самую присягу. Предполагаю, что из политических соображений, дабы мы не успели все забыть и рассказать родителям, как мы тут Родину защищаем. Обещали свозить – не свозили. Обещали дать зарплату – не дали. А денег положено аж 36 рублищ. Здесь мало, что меряют деньгами. 36 рублей – это килограмм печенья, банка сгухи и бутылка лимонада, что не так и мало. Вернемся, однако, к политическим маневрам. Весь КМБ мы ходили в дурацких шинелях (в них неудобно и холодно), в которых были больше похожи на каких-нибудь военнопленных, чем на солдат. Мы даже песню про нее поем: “Ты с любовью шитая, пулями пробитая серая шинель…” За пять дней до присяги выдают бушлаты защитного цвета. А после присяги их придется сдать обратно и одеть совсем не греющую, но “с любовью шитую” шинэлку. Радует только то, что зима тут специфическая. Снег выпадает только к Рождеству. Сегодня, например, минус шесть, так же будет и в Новый год. А морозы только на Крещенье. Значит, прорвемся.
Вчера был впервые в суточном наряде. Это целое шоу: четыре человека в течение суток каждые два часа меняют друг друга на тумбочке у входа в роту. Если кто-то входит в роту, надо орать что-то типа “Смирно”, “Дежурный по роте на выход” и т.п. Еще они накрывают на столы, ну и, соответственно, кушают несколько менее скромно, чем все остальные. Разок подежурить неплохо: стоишь (садиться и уходить нельзя) на тумбочке, ничего не делаешь, читаешь и поешь нормально. Неприятно, что те трое, которые в данный момент не стоят на тумбочке, следят за порядком. О порядке в роте судят по порядку в самом культовом месте, поэтому эти трое, по сути, не вылезают из уборной. Я лучше поголодаю, но в наряд больше ни ногой. Наш сержант всегда спрашивает о желании пойти в наряд. Есть умельцы дежурить через сутки. Сомнительное счастье.
Недавно сдавали бег один километр и стометровку, все сдал на тройку, но и там и там в десятке лучших. Разрядников здесь немного. Народ, в основном, в прошлом пьющий и курящий. А здесь курят такую “Приму”, из которой доставали целые табачные стебли, маленькие камушки и прочее. Зато эту дрянь бесплатно раздают. Доктор по этому поводу так ругался, так ругался, но мало на кого подействовало. Нам, некурящим, по уставу должны давать сахар, но что-то не дают. Говорят, с ним напряженка, а обещают аж семьсот грамм в месяц. Ждем-с. Кормят по-разному, но в целом лучше, чем я ожидал. Жаль, что мало.
Пару дней назад яростно (было мало времени) сожрал в нашей кафешке триста грамм шоколадного печенья, запивая лимонадом “Буратино”. Это был праздник живота. Мне он не понравился. Несмотря на перманентное чувство голода в последние дни больше таких праздников не хочу.
Настал день присяги. Когда учебные роты пришли на плац, вся дивизия нас уже ждала. Сначала была речь комдива, потом торжественный вынос красного боевого знамени (боевые знамена все советские – дань памяти фронтовикам). Затем прошли торжественным маршем. Далее выступил священник, солдат, чья-то мама и много других людей. Потом роты разошлись для принятия присяги. Из взвода присягал громче всех. Старался поддерживать торжественность, которой не хватало: погода промозглая, столы сломанные, бушлаты велики, присягу знает каждый третий и т.д. После принятия присяги и росписи в оном вернулись на плац исполнять песню. Исполняла только наша рота, как победительница внутреннего конкурса среди учебных рот. Когда проходили с песней мимо священника, он окропил нас святой водой. Такое появилось тонкое, щемящее и вместе с тем нарастающее чувство от этих капель, попавших на лицо, что не высказать словами. Я ощутил невероятную мощь традиции, веры, истории, армии, страны! Звучит пафосно. Да, пафосно. Это и был пафосный момент. Присяга на верность своему Отечеству. Если испугаться пафоса и сказать “потише”, то это будет неправдой, потому что не передаст той бури эмоций, которая в тот момент на меня обрушилась. Тогда впервые появилась искренняя гордость за то, что я – русский солдат!
Потом был гимн, поздравления с принятием присяги и троекратное дивизионное “ура”.
К сожалению, за прошедшие потом два года ни разу армия не дала повода по-настоящему ею гордиться. Мы скорее стыдились своей формы и положения. Смеялись над армейским головотяпством, ненавидели глупых и жадных сержантов, подчинялись ворующим прапорщикам, презирали офицеров с двойной моралью, а самое страшное – видели гниющих пацанов. И Родине, а тем более армии на них было наплевать. Однажды мои курсанты вернулись из наряда по бане какие-то панически напуганные. Всё спрашивали про дальнейшую службу. Потом рассказали, что приходила мыться рота, в которой почти все бойцы и даже некоторые сержанты гниют. У нескольких бойцов почти все тело было в коричневых пятнах, кто-то у всех на глазах выдавливал гной из фурункула десять сантиметров диаметром, у одного пацана загнил член. У вас, товарищи офицеры, посылающие ребят охранять такие объекты, когда-нибудь гнил член?..
Их лечили. В основном зеленкой. От нищеты. Конечно, когда зеленка не помогала, отправляли в суперсовременный госпиталь. Конечно, гнили не все. Конечно, у всех разный организм. Конечно, в армию приходят почти все пьющие, курящие и не занимающиеся спортом. Конечно, тех, кто сильно гниет, переводят на другие посты или снимают с караула. Конечно, больше некому охранять эти объекты. И, конечно, эти пацаны из бани уже на следующий день поехали в те же караулы, охранять те же объекты, на тех же постах, чтобы отдать еще одну каплю здоровья своему Отечеству…
1 Например, “априори”…
2 Все формы одежды здесь имеют номера. Моя любимая №1 – нижнее белье – белые штанишки и белая распашонка. Есть даже форма № 0, хотя такая есть даже у вас, потому что выдает ее Господь Бог. Попробуйте догадаться, на чей костюм она похожа???