Сказки
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 7, 2005
Про дурака
Надоело старшему сыну быть умным. Хозяйство все на нем: за телефон вовремя заплати, машину на техосмотр отгони, старику-отцу заграничные лекарства напрягись – достань. А в свободное время евроремонтом занимайся да обжулить себя не давай! А то как раз поставят стеклопакеты не итальянские, а белорусские… На работе тоже сплошные заморочки: то какая-то сделка не срастается, то предоплату вовремя не получили, то налоговая наезжает, то бухгалтер на тройную бухгалтерию перешел.
Плюнул старший сын, взял отгул да поехал пошляться по городу.
Думает: “Буду сегодня дураком и радоваться жизни намерен по-дурацки!” Даже лохотронщиков глазами поискал. Но их как раз не видать: менты разогнали почему-то. Купил какую-то подозрительную шаурму, прямо на улице. Стоит, ест под снежком. А в голову все мысли лезут, и главная – почему все-таки дуракам счастье? И почему он, старший сын, этого счастья как раз не испытывает? Пошел дальше, какую-то дурацкую песенку насвистывает, а сам к организму прислушивается: нет, не испытывает. Уж старается, как может: рекламы уличные читает, объявления о купле-продаже-работе-иностранных языках за неделю… Стоп, думает, зачем дураку иностранные языки? Вздохнул и дальше пошел.
Вдруг видит, на облупленном домишке объявление: “Приглашаем абитуриентов в Институт Дураков на дневное и вечернее обучение. Приемная комиссия за углом”.
Вот, думает, теперь и на дураков по уму обучают. Зашел, там ему анкету предлагают заполнить. Ну это он запросто! Заполнил, два высших образования упомянуть не забыл да стажировку в Германии. Подходит опять: что, мол, дальше делать? Ему говорят:
– Внесите двадцать долларов залога, и милости просим в экзаменационную комиссию. По коридору и направо.
А старший сын как с утра решил себя вести по-дурацки, так долларов с собой и не взял, рубли только. Спрашивает:
– Не подскажете, есть тут рядом отделение Центробанка? Я быстренько сбегаю, со счета сниму.
Секретарша ему так любезно улыбается и отвечает:
– Раз так, идите лучше прямо на экзамен. А залог и позже можно внести, правила разрешают.
Пошел умный сын по коридору, нашел дверь. Там комната большая, за столом несколько человек сидит. За главного, с первого взгляда видать, старичок такой седенький. Поздоровался умник, представился.
А старичок ему и говорит:
– Ну первый экзамен вы, батенька, уже завалили. Дураков на стажировку в Германию еще, случается, приглашают. Но какой же у дурака может быть счет в банке? Да вы не огорчайтесь: в конце концов, будь вы настоящим, врожденным дураком, вам бы и наш институт не понадобился. Однако желательно проверить ваши способности. Это, батенька, как музыкальный слух: если нету их, то напрасно будете мучиться, а на дурака все равно не выучитесь.
И сообщает условия второго экзамена: щуку из проруби поймать.
Повели умника на задний дворик, который в какой-то сад с прудиком выходит. Там прорубь: лови, пожалуйста. А оборудования никакого: ни спиннинга ему не дали, ни даже удочки. Только пару ведер деревянных. Заглянул умник в прорубь, видит: там действительно щука ходит, даже морду на поверхность высовывает.
Ему шепчут:
– Хватай ее, хватай!
А морда-то у щуки страхолюдная, и ухмыляется щука, когда выглядывает, очень неприятно. Подставил умник ведро: нет, в ведро не идет. Да она, зверюга этакая, в ведро и не уместится. А ему все подсказывают: хватай, мол!
Возмутился умник:
– Да что я, дурак, такую тварюгу голой рукой хватать? Это ж потом инвалидность оформлять надо будет!
Вздохнула комиссия:
– Видим, батенька, что не дурак. Получается, второй экзамен вы тоже завалили. Пожалуйте на третий.
Дают умнику дудочку, запускают его в конюшню. И велят коней почистить да поразмять во дворе. Пускай, мол, попляшут под дудочку.
Сунулся он к коням, а они фырчат. И вообще брыкаются. Думал их дудочкой успокоить: подул – а оттуда только шипенье. Дунул сильнее – сиплый свист пошел. Кони аж присели и уши копытами зажали.
Старичок ему и говорит:
– Дураком, батенька, быть – тоже уметь надо. А вы, видно, ни с конями обращаться не можете, ни дудочки в руках не держали. Хотя небезнадежно-с, небезнадежно-с. Вы у нас первый такой, кто вообще дудочку не тем концом в рот берет. Пожалуйте на следующий экзамен. Вот у нас печка стоит, так вы поезжайте на ней в Кремль, покажите ей Царь-пушку, она давно интересуется. Со щукой договорено. Полезайте – и вперед.
Залез умник на печку, а она уже разогрелась, вся вибрирует. Распахнули ему ворота, умник рожу поглупее сделал и командует:
– Напра-ву!
Это у него хорошо получилось. Печка послушалась – и поперла по улице. Тут, конечно, машины сигналят, люди шарахаются, корреспонденты понабежали, снимают. Умник ни жив, ни мертв: это ж какой скандал получается! И на работе у него, если узнают, что будет? А ежели на этакой дуре да в Кремль вломиться – так вообще повяжут! Но до Кремля не доехали.
Первый же милиционер остановил умника да спрашивает:
– Ваши права?
Умник ему свои водительские права сует, а тот придирается:
– Нет, а на управление печкой?
Пришлось умнику, квартала не проехав, назад поворачивать…
Старичок говорит:
– Ну батенька, не волнуйтесь, этот экзамен вообще мало кто сдает. Хотя бывали случаи… Попробуйте-ка себя на последнем.
Последний экзамен самый плевый был: собачку пожалеть. Запустили умника в комнату, а там собачка сидит неопределенной породы. И скулит очень жалобно. Умник сроду собак не держал, но эту не испугался: уж очень мелкая. Давай ее гладить да причитать:
– Бедняжечка ты моя! Хороший песик! Хороший!
А собачка от него вырывается – да к двери запертой. Он ее поймал, на руки взял, прихватил покрепче да гладит. А паскудная собачонка не унимается: все скулит да воет. Тут старичок входит:
– Этот экзамен, батенька, вы тоже завалили, к сожалению. Во-первых, нечего суку песиком называть, а во-вторых, если б вы по-настоящему ее пожалели, то выгуляли бы, вместо того чтоб гладить. Она ж, бедняга, из последних сил терпит! В общем, так, зачислить на первый курс мы вас не можем: не дотягиваете вы до положенного уровня. А можем принять на подготовительное отделение.
Делать нечего, пошел умник на подготовительное. Днем работает, а вечером на дурака учится. Трудно ему, но старается. А младший брат, природный дурак, утешает:
– Ничего, брателло, научишься! Дурацкое дело нехитрое. А поддержку я тебе дам.
А младший брат теперь круто стоит: как-никак специалист международного класса. Он озонные дырки штопает, чтобы к нам всемирное потепление не просачивалось. И за то от разных экологических организаций ба-альшие гранты гребет.
Так что и умнику может по жизни повезти. Если, конечно, найдется дурак да поддержит.
Неудобняк-трава
Жил-был царь, такой старый, что у него уже и пенсия позеленела.
Дочек у него было – на баскетбольную команду хватило бы, вместе с запасными. А наследника не было, хоть царство распускай в суверенитеты. Царица, конечно, все по бабкам-знахаркам бегала: и по швейцарским, и по немецким, и по своим, цыганским. Пичкали ее гормонами, пользовали заговорами, карму и ей и царю почистили так, что в царской казне – ни полушки не осталось (вся карма-то в казне гнездилась, оказывается). А сына нет как нет.
Ну дочки видят: бюджет батюшкин дефицитный получается – задрали юбчонки куда как выше колен да шасть по заграницам: замуж выскакивать. Или замуж если не возьмут, то на худой конец в Голливуд.
Вот остались царь с царицей одни: то ли плакать, то ли в запой податься. И снится царице сон: поди, мол, на базар, купи там рыбку таранку и съешь без пива. И будет тебе демографический взрыв.
Царица с утречка макияж навела – и на базар с сумкой на колесиках. Увидала рыбку таранку – аж торговаться не стала, сумку доверху загрузила и скорей во дворец…
Целую-то сумку таранки даже сгоряча не съешь, особенно если запивать нечем. Ну что осталось обслуга да охрана по домам растащили. И наступил-таки демографический взрыв через положенное время: у всех-превсех, кто ту таранку ел, сынки родились по три с половиной килограмма. И у царицы тоже.
Тут, конечно, все царство гуляет на радостях, у царя аж подагра прошла и склероз рассосался: есть теперь наследничек! Как заорет – у трех вокзалов слыхать. А в соседних царствах злятся, конечно: они уже на чужое добро губу раскатали. Что делать?
Вот заслали через посольства благотворительные фонды всякие, а те и давай царевичеву няньку лоббировать. Гранты ей разные пожаловали, премии, гуманитарной помощи подсыпали да еще денег в долг дали под огроменные проценты. Нянька обрадовалась, дачку себе отгрохала, то да се… А через годок к ней добрые дяди за долгом приходят: чем отдавать? Испугалась нянька: международный скандал получается, и может до прокуратуры дойти.
А добрые дяди ей и говорят:
– Мы вам, мамзель, весь долг реструктурируем, если вы царевичу будете пищевые добавки в ланч подмешивать. Концентрат неудобняк-травы без никакой химии. Для полноценного питания и интеллектуального развития.
Няньке делать нечего, она весь курс царевичу и подмешала в манную кашу. Потом, говорят, в монастырь поступила каяться, да уже время пошло. Растет царевич – все на него не нарадуются. На скейтборде интегралы выписывает, на четырех языках газеты читает, на шести языках сериалы смотрит, “Мерседес” с шести годочков водит. Да еще у него черный пояс по каратэ, и книжка его мемуаров шесть изданий выдержала.
А как в возраст стал входить – затревожились царь с царицей. Появились у наследничка странности в поведении.
Говорит ему однажды царь:
– Ты, Ванюша, уже к государственным делам помаленьку приучайся. Я тебя по делам посылать буду, вроде как в составе государственной комиссии.
– Хорошо, батюшка.
Первое-то дело совсем плевое было: министр государев чуть не всех соболей в царстве перебил, за границу продал, а по налогам отчитался как за крашеных кроликов.
Разобрался Иван и царю докладывает:
– Неудобняк, батюшка, на него дело открывать: он теперь политическую партию организовал – по защите соболей. Так если мы что скажем – это будет уже политический наезд.
Дальше круче пошло: из соседнего Колыванского царства тридцать тыщ границу перешли и стали над местными мужиками куражиться. Бьют, грабят, с места сгоняют, скотину всю увели и порезали.
Мужики – к царю:
– Оборони от супостатов!
А Иван говорит:
– Они, батюшка, говорят, что беженцы. Неудобняк их выгонять: перед Европами может конфуз получиться. У нас мужиков много, чай, всех не перебьют.
Ну царь думает: на международной арене у него лучше дело пойдет, как-никак каратэ занимался. И послал его с соседним царством об экологии договариваться.
Возвращается Иван с договором. Глянул царь – и ахнул.
– Что ж ты, Ваня, подписал?! Как это – мужикам запретить рыбу ловить? У них, дураков, и так фосфору не хватает! Ты в себе ли?
– Неудобняк иначе, батюшка, получался. Мне там графики показали, что рыба для экологии нужная, а у нас на то специалистов нет, чтоб ловить ее экологически грамотно.
Закручинились царь с царицей: что это с дитем? Может, дурное влияние улицы? Так ведь берегли пуще глаза, дальше интернета до шестнадцати лет никуда не пускали… А все уже прознали, что царевич не в себе, в глаза над ним смеются, по матери посылают, но он только дипломатически улыбается.
Царица уж не стерпела:
– Гляди, Вань, кухаркиного Сеньку обидчик оскорбил по матери, так он тому обидчику всю рожу отрихтовал. А при тебе чуть не каждый день всему царству на потеху твою матерь позорят!
– Неудобняк мне в драку лезть, матушка, у них свобода слова. Сеньке – что? А я как-никак лицо политическое.
Ну сглазили парня, или вирус он какой подцепил. Царь указ рассылает: кто царевича исцелит, с того налоги снимем пожизненно, с правом налогового инспектора игнорировать в три шеи.
Тут и нянька престарелая появляется, в ноги царю: так и так, батюшка, опоила я его, дура проклятая, неудобняк-травой, думала, для развития хорошо. Хошь казни, хошь милуй, а на эту беду препарата еще не разработано.
Царь – в слезы, а тут охрана беспокоит его по мобильнику:
– Разрешите доложить, ваше величество, тут девица Настенька до вас добивается. Говорит, может исцелить царевича, а диплома с лицензией у ей не имеется. Мы сказали секретарке той Настеньке пока похамить, а сами ваших распоряжений ждем: пускать? не пускать?
– Пускать! – кричит царица, и мобильник у царя вырывает. А сама – к сыночку. – К тебе, Ванюша, девица Настенька с дружественным визитом!
– Неудобняк, – отвечает царевич. – Если я девиц у себя принимать буду, то как бы сексуальные меньшинства не обиделись.
Но тут девица Настенька сама в дверь входит: прикид у нее от эксклюзива далекий, ноги не от ушей растут, а откуда следует, походка спортивная, да прическа малость растрепалась, пока она с секретаркой собачилась. Улыбка зато – как ясно солнышко. Подошла она к царевичу недолго думая да и поцеловала его в сахарные уста.
И сразу все царевичу удобняк стало.
Ну, конечно, свадьбу сыграли, пятнадцать генералов на той свадьбе допились до белой горячки, двадцать депутатов в драке друг другу неприкосновенность порушили, а корреспондентов и не считали: один упал – двое на его место лезут.
Настеньку, как и обещано, от налогов освободили, льготы дали да еще дворец на нее переписали – чтоб, значит, за коммунальные услуги платить поменьше.
Царь с царицей теперь внуков собственноручно нянчат: деда с бабой фиг пролоббируешь. А Иван-царевич государственные дела ведет. И слышно по интернету: в том царстве мужиков больше никто обижать не смеет. И соболей тоже.
“Жигуленок” Кузька
Было у человека три сына. Старший по финансовой части пошел, на бирже играл. И от домашнего хозяйства тоже не отлынивал: выстроил для родного батюшки финансовую пирамиду. Средний строительную фирму организовал. А уж к батюшкиной избушке на Рублевке три этажа пристроил, да баньку, да бильярдную, да беседку с эскалатором!
Ну а младший, ясное дело, – дурак. Так его братья и прозвали: Иван-тормоз. Не учится, не зарабатывает, а все с батюшкиным старым “жигулем” возится, который еще со времен застоя в гараже завалялся. Кузькой его назвал. И техосмотр ему делает, и резину меняет, и моет каждый день. На нем только и ездит, а ночью в нем спит, прямо в гараже.
Отец говорил ему:
– Езди ты, Ваня, если уж не на джипе, то хоть на вольвешнике. А то перед соседями неудобно. Металлолом же этот старый давно пора на свалку отогнать!
А Иван-тормоз просит-молит:
– Не выбрасывай Кузьку, батюшка, я его люблю!..
Вот помер отец, а перед смертью распорядился так: старшему сыну – все счета банковские, среднему – избушку на Рублевке да вторую на Кипре, а младшему – по способностям – “жигуля” старого…
Но нотариуса повидать отец не успел по причине скоропостижности.
Поделили братья наследство, живут. Иван-тормоз братьям не завидует, хоть из батюшкиной избушки выметаться пришлось. Он уже привык в “жигуле” ночевать. Только жить-то на что? Кузьке все же бензин нужен, масло, да тормозные колодки менять пора. А у Ивана брюхо уже подвело: тоже своего требует.
Тут ему “жигуленок” Кузька и говорит человечьим голосом:
– Ты меня, Ваня, холил-лелеял, теперь я тебя трудоустрою. Садись за руль да поезжай по городу. Кто ни тормознет – вези, куда просят, а сам цену не заламывай, какую дадут – на ту и соглашайся. И будет у тебя, Ваня, счастье в личной жизни.
– Да я же дурак, города и то толком не знаю, а карту купить не на что.
– А ты не горюй: не будешь знать, куда ехать, – только за руль держись, а я уж сам повезу! Только, Ваня, ты бы помылся. А то клиентов распугаешь. Глянь, мне стекла и номера протер, а у самого за ушами – сельхозугодья.
– Где же мне помыться, Кузя? В баньку-то братья, чай, не пустят! Тоже скажут: девок распугаешь!
– А ты полезай ко мне в багажник. Я “жигуль” не простой, а везучий во всех отношениях.
Полез Иван, а там – елки-палки! – и душ, и сауна, и мыла два куска заготовлено! Помылся, а Кузька ему тем временем ботинки начистил да одежку простирал-погладил. Вылез Иван из багажника – весь как новенький. И порулили они с Кузькой по городу.
Наступила у них хорошая жизнь: от клиентов отбою нет, каждый платит сколько-нисколько. А дорогой многие разговаривают, рассказывают разное. Слушает Иван, помаленьку ума набирается. А гаишники их ни разу не останавливали, потому что Кузька для милиции невидимый. Разжились и на автосервис, и на покушать. Радио прикупили, кондиционер, антифриз, цепи зимние. Живет Иван прямо в Кузьке, а отлучиться надо – так он даже дверь не запирает: Кузька никого чужого в жизни не подпустит.
И подумал Иван-тормоз, что надо бы братьям показаться. А то, может, они скучают, беспокоятся: как там наш Иванушка?
Кузька ему говорит:
– Ой, Иван, не делай этого!
– Что ты, Кузя? Нехорошо родню забывать! Вон монополисты какие бывают бессовестные, а и то родственникам фирмы организовывают и к лицензиям допускают!
Купил коньяку, икорки, ананасов – и в гости:
– С Новым годом, братья дорогие!
Смотрят братья: и одет Иван не с распродажи, и морда бритая да довольная. Стали выспрашивать, а Иванушка все по простоте и рассказал. Братьям досадно показалось: зря машину из хозяйства упустили.
Возвращается Иван к Кузьке веселый, песни поет. А “жигуленок” ему и говорит:
– Дурака ты свалял, Иванушка. Братья теперь в суд подают, меня у тебя забирать хотят. А завещанье-то у нотариуса не оформлено.
Заплакал Иван в голос:
– Как же я без тебя, Кузенька? Ох же я дурак, что тебя не послушался!
– Ну ладно, я тебя не брошу. Поедем сейчас в мелкий переулочек, там будет дом о четырех этажах без лифта. Ты иди в тот подъезд, что сильней всего кошками воняет, да прямо наверх, и звони в дверь самую облезлую три раза. К тебе выйдет обшарпанный адвокатишко в лохматеньком шарфике, вот его и нанимай. Да деньги из бардачка взять не забудь, мы потом еще наездим.
Сделал Иван, как “жигуленок” сказал, хоть и сомненье его брало: приличные адвокаты в коммуналках не живут. Только адвокатишко заломил так, что денег из бардачка едва на задаток хватило. Что дальше делать?
Кузька ему и говорит:
– Этот адвокатишко не простой, плати сколько требует.
– Кузя, мы же на такие бабки за три года не наездим!
– Не горюй, Ваня, а делай, как я говорю. Обернусь я малиновым “Мерседесом” со всеми документами. Ты меня тогда скорее вези в дальний пригород да продавай наркомафии. Они сразу купят, а я к тебе вечером вернусь. Жди меня у метро “Кропоткинская”.
Поехал Иван, пока продавал – страху натерпелся, а к вечеру и вовсе весь извелся. Вдруг смотрит: Кузька катит, и уже не “Мерседесом”, а в своем натуральном облике. И подфарником мигает: балу2ет. Убежал обратно к хозяину. А уж Иван на радостях его прямо в дворники целует…
В газетах потом писали, что у той мафии с другой мафией из-за какого-то “Мерседеса” малинового большие разборки были. Чуть не дочиста друг друга перестреляли. А Иван адвокатишке заплатил, сколько требовалось, и дальше ездит…
Скоро сказка сказывается, да не скоро гражданские иски слушаются. Уже и лето наступило, когда до суда дошло. Появился на суд адвокатишко. Тридцать градусов жары, а он все в лохматом шарфике. Братья – в смех:
– Где Иван такого нашел, молью траченного?
А как да дела дошло, то такого адвокатишко накрутил-навертел, так всех забодал встречными исками, что братья еле ноги унесли!
А Иван при Кузьке остался. На радостях отполировал его всего. Живут дальше. “Жигуленок” и говорит:
– Пора тебе, Иван, личную жизнь устраивать.
– Да какая же девушка на меня, Кузя, посмотрит с серьезными намерениями? Дурак же я. И по фитнес-клубам шляться неохота, а от дискотек этих у меня в ушах колотье начинается.
– Ладно, Ваня, сам я вижу, что дурак. Поехали.
Едут-едут, а на углу какая-то девушка голосует:
– В Голицыно.
И на заднее сиденье села, чтоб, значит, без никаких. Ладно, включил Иван музыку, и порулили в Голицыно. Глянул Иван в зеркальце – и так ему эта девушка понравилась, что и не сказать! Сидит себе, носик пудрит да помалкивает. И хочется Ивану с ней заговорить – да как-то неловко. Не решается.
Уже за город выехали, а тут Кузька вдруг затарахтел и встал. Поломался, что ли? Никогда такого не было. И вечер поздний, и жилья рядом не видать. И дорога, как назло, пустая. Иван скорей за фонарик, капот открыл, свечи проверяет, аккумулятор. Все вроде в порядке, а Кузька не заводится. Что делать? То ли Кузьку толкать, то ли перед девушкой извиняться? Но девушка хорошая попалась: понимает, что это не нарочно, и не скандалит. Ждет, пока Иван с машиной сладит.
Вылез Иван, радиатору без толку крышку отвинчивает, а сам шепотом:
– Кузька, это ты чего?
– А вот не поеду никуда до самого утра. Здесь ночуйте. Авось, и сладится у тебя, дурака, личная жизнь.
– Кузька, да ты глянь на нее и на меня. У меня же от батюшки нос картошкой! И никакого интеллектуального коэффициента.
– А ты полезай ко мне в одну дверцу, а вылези в другую.
Полез Иван в левую дверцу, вылез в правую – и обернулся добрым молодцем. Плечи расправил, весь из себя незакомплексованный. А в машине вдруг свет зажегся. Глянула девушка на Ивана – и вся зарумянилась.
Тут и сказку пора кончать, молодых венчать. Да поскорей, пока Иванова теща в Кузьке прописаться не успела!