Опубликовано в журнале Октябрь, номер 7, 2005
Владимир (Зеэв) Жаботинский. О железной стене. Речи, статьи, воспоминания. Минск, 2004.
Публицистику этого обрусевшего одесского еврея, сделавшегося одним из отцов государства Израиль, в советское время мы читали на папиросной бумаге с совсем другим чувством. Преувеличивает, преувеличивает, снисходительно думали мы по поводу его теперь уже столетней давности пророчеств. Украина, Белоруссия когда-нибудь отделятся от России – да с какой стати? Эстония, Узбекистан еще куда ни шло, да и то: кому это сегодня надо! Невозможно было представить в нашем затишье, что народы и поныне живут (и будут жить, покуда остаются народами) коллективными фантомами, коллективными грезами. Одной из таких грез еще в семилетнем возрасте и был зачарован сам Жаботинский: у евреев когда-нибудь тоже будет свое государство. Почему? Зачем? Потому, затем, отвечает полноценная греза, и этот ответ представляется более чем убедительным тем, кем она овладела.
Сегодня речи и статьи Жаботинского читаются с гораздо большей серьезностью. Главное – и все нарастающее – ощущение – ощущение неумолимой логики: надеяться не на кого, десятилетиями твердит анфан тэрибль сионизма, друзей у нас да и у любого другого народа никогда не было, нет и не будет, каждый народ всегда будет руководствоваться своими собственными интересами, как он их понимает, и ни подкупить его, ни растрогать, ни запугать в сколько-нибудь серьезных размерах никогда не удастся, мы должны рассчитывать только на себя, а на других лишь в той степени, в какой это соответствует их собственным видам.
Рассчитывать на себя означает прежде всего претворять нужду в добродетель, начинать гордиться тем, за что тебя презирают, использовать историю своего народа ровно в тех же целях, в которых ее используют другие народы, – в качестве сырья для создания чарующего образа самого себя. Ну, положим, сам Жаботинский употреблял слово “самопознание”, хотя чем лучше как индивид, так и народ познает себя, тем меньше имеет поводов собой гордиться, однако из смысла его призывов совершенно ясно, что познавать он предлагал прежде всего высокое в своей истории, а низкое – уравновешивать тем низким, которого более чем достаточно и в гордых собой великих народах.
И которым “мы”, евреи, никогда не будем по-настоящему интересны в качестве союзников – нас слишком мало. Самое большее, мы можем оказаться им нужны для какого-то красивого пропагандистского жеста, – символические жесты, понимал Жаботинский, едва ли не важнее реальных дел в нашем мире, всегда воодушевляющемся какими-то фантомами. Поэтому горстка евреев, принимающих участие в Первой мировой войне на стороне Англии против Турции, способна подтолкнуть Англию принять серьезную декларацию о некотором праве евреев на турецкую Палестину.
Но ведь это очень опасно: вдруг Антанта проиграет? Не проиграет. Почему вы так уверены? Потому. А что будет с евреями, которые живут в странах прогерманской ориентации?! Ничего не поделаешь, надо рисковать. Для блага народа. Для блага народа и рабочие должны отказаться от борьбы за свои права, пока не будет построено национальное государство.
Он бесил и ассимиляторов, и сионистов “постепеновцев”, и сионистов-социалистов, а когда наконец исчерпывались все рациональные аргументы, он прибегал к последнему, по его мнению, самому главному: потому. Я так считаю. И этого мне достаточно.
В итоге он постоянно оказывался не просто отверженцем, но временами прямо-таки врагом сионистского мэйнстрима, и умер в Нью-Йорке в 1940 году почти в полном одиночестве, успев убедиться в том, что оправдались самые худшие его опасения, но еще не узнав, в каких невообразимых размерах.
В 1964 году его прах в точном соответствии с его завещанием (то есть по постановлению правительства Израиля) был захоронен в Иерусалиме рядом с могилой Герцля, которому Жаботинский лишь однажды был мимолетно аттестован будущим израильским президентом Вейцманом в качестве болтуна, мелющего чепуху, – так что можно сказать, Жаботинский победил.
Но какой же урок мы можем извлечь из его победы? Не нужно бояться восстать одному против всех, если ты уверен в своей правоте, на чем настаивал сам Жаботинский? Нет, пишущий эти строки убежден, что в социальном мире невозможно быть правым ни в одиночестве, ни вместе со всеми: социальный мир трагичен и не допускает ничьей правоты. Не нужно страшиться риска, если уверен в будущем? Нет, в нашем трагическом мире ни в каком будущем нельзя быть уверенным. И уж был бы Жаботинский каким-нибудь и впрямь сверхчеловеческим логиком, каким он старается предстать в своей публицистике, – так нет же, из его воспоминаний явствует, что он такой же обормот, как и все мы, простые смертные, такая же игрушка иррациональных страстей и фантазий.
Да, впрочем, он и сам не преувеличивает идеологичности своих мотивов: “Нельзя обратить человека в “сионизм”… Если это и случается, то только с теми, у кого и раньше в душе была капля сионистского яду, только прежде не замеченная. Это – тот самый яд, чья примесь, у других народов, при других условиях, создает ушкуйников, пограничников, авантюристов: людей, которым отроду не по сердцу взбираться по готовым ступенькам, а хочется и лестницу выстроить самим”.
Словом, никакой неколебимой убежденности – ни в своей правоте, ни в своей прозорливости – принципы автора этих строк никак не позволяют одобрить. Победителей не судят лишь лакеи, и если даже кому-то удалось унести из казино миллионное состояние, это еще не означает, что игра в рулетку есть разумная коммерческая деятельность.
И все-таки… Все-таки приятно читать о тех, кто победил, – хотя бы и волей случая. Приятно хоть изредка расслабиться и получить удовольствие.
Вот только был ли Жаботинский победителем в полном смысле этого слова, хотя бы посмертным? Ведь на склоне своих не слишком долгих дней он признал конечной целью своей деятельности не просто создание еврейского независимого государства, а “то, во имя чего, в сущности, существуют великие нации – создание национальной культуры, которая будет излучать свой свет на весь мир”.
Ощущает ли сегодняшний мир на себе этот свет? Не было ли еврейство в рассеянии более уникальным и “светоносным” культурным явлением, нежели еврейство “нормализованное”? Похоже, Жаботинский никогда об этом не задумывался, отвечать на этот вопрос предстоит нам и нашим потомкам.