Стихи
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 3, 2005
* * * Когда я говорю, Себе же вторя вслед, То улетает звук И тянет дальний свет. Я все слова забыл В застывшем лете пыль. И в этом полусне, Летит на небыль быль, Летит на небо боль и прячется в тени. И это на пути, где исчезаем мы, и остается лишь, умножена на ноль, звезды сухой кристалл – сухим остатком боль. Рождественские стихи От Вифлеема к лазарету конвой прошел до поселенья. Погас кремнистый путь. Вдали горит звезда Давида. Безводным инеем наутро соль на поверхности земли. В долине - дым. Мангал горит. Радар с ракетой говорит. Гниение на дне пещеры, Где сера адская дымит. И шпиль в бездомности безмерной стоит столпом, как символ веры. Подходит праздник. Пестр базар. Поп раздувает самовар. Кто обнимает тротуар, кто из кувшина вино тянет. Мерцает желтая звезда, и не смолкает никогда струна в божественном диване. Под слоем вечной маеты: менял и клерков, пестроты, соборов, гомона и звона, – в туманной гавани костры всю ночь горят. Из пустоты гудит норд-ост. Потом с утра дымятся башни Вавилона. * * * В субботу напился, в воскресенье закрыто. Душа помутнела, потом прояснилась. И стало яснее под пологом быта, что я не забыл, что ты не забыта. Ни водка, ни грохот вагонов недели не заглушают воркующей сути. Ложишься, глаза закрывая, в постель, и память стоит у кровати наутро. И любишь последней любовью, как прежде, и сердце вслепую плывет на рассвете, как бледный рассвет плывет по одежде, в надежде найти на полу под газетой записку, забытую с прошлого лета. * * * Это – азбука Морзе, Разбросанная бисером По страницам. Каждая единица Обозначает молекулу дыхания А обозначив, исчезает. Тает на языке как мята Оставляя меты тут и там, Незаметные никому кроме Членов тайного общества Никогда не вышедших на площадь. Площадь оцеплена статуями Торговые ряды пусты Памятник смотри в другую сторону Трамвайные пути заросли бурьяном. Пахнет тлеющими листьями И перекличка сторожевых Стынет на лету в вязком воздухе, И висит коническими штыками На гудящей сети Беспроволочной связи Чьего-то спутника Пропавшего без вести. * * * Вот он и говорит: мать, говорит, bullshit! На эмигрантской фене ботает невзначай. Тут Тахана заветная заведомо не мерказит. Из Форта Ли пахнет крепкий индийский чай. Где я не жил только: везде и нигде, нигде. Выдох летит навстречу всевышнему в никуда. Только одна надежда, что кто-нибудь в бороде Смотрит в прицел оптический на дальние города. Вот, например, на наш, беззубый теперь, в дыму. Словно зеленой пеной объятый, как на плаву, Туда, куда звездный Макар телят своих не гонял И где статуя бредит о тех родных, кто пропал. Банки, бутылки, беженцев и мазут Утром приносит прибой к другим берегам. Спится сладко, когда знаешь: больше не позовут. Не до тебя давно мертвым твоим богам. * * * Аллея длинная вдоль холма, слева ферма, скала – осколок окаменевшего века. Река не видна, но едва слышна. Почти до лета следы усталого снега. Эту дорогу я когда-то узнал: каждый куст и ствол. Вижу тебя за глухим поворотом, там, где к дороге подходит бунинский суходол. Где только кажется, что ждет тебя кто-то. В легком небе холм, но города на нем нет. Все как в России: дол, чащи, веси и кущи. Мой нос в табаке, душа тончает в вине. И в просторном моем картонном шатре десять женщин пекут предназначенный хлеб насущный.