Ведущий рубрики Дмитрий БАК
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 11, 2005
Будущее литературы – в афоризме.
Его нельзя экранизировать.
Габриэль Л а у б
Добрый десяток лет назад в каждой уважающей себя газете на предпоследней странице имелся детский уголок, где печатались невинные анекдоты, ребусы, загадки и прочие веселые задания для подрастающего поколения, чтобы ему было чем заняться, пока мамы и папы знакомятся с дайджестом политических потрясений за день. Чаще всего среди этих заданий встречалось такое: две практически одинаковые, подробно выписанные картинки и подпись “найдите десять отличий”. Пожалуй, длинные списки Букеровской премии за разные годы можно публиковать под тем же призывом. Фамилии авторов повторяются с завидной периодичностью: некоторые из них уже могут смело добавлять в резюме строчку: “Попадаю в лонг-лист Букера минимум раз в три года”.
Однако в этом году длинный список стал скорее исключением из правил. Поскольку теперь лонг-лист значительно укоротился, то и старых знакомцев из прошлогоднего перечня не так уж много – всего двое: Алексей Слаповский и Олег Зайончковский. Зато, если пользоваться футбольной терминологией, дубль сделали далеко не последние персонажи прошлогоднего премиального сезона. Год назад оба автора вошли в шорт-лист, снискали некоторое количество умеренно-восторженных похвал и с разной степенью интенсивности, но с одинаковым азартом дышали в затылок победителю – Василию Аксенову.
Но если Олег Зайончковский в прошлом году еще только дебютировал и, подав огромные надежды, совершенно закономерным образом ринулся в этом году их оправдывать, то с Алексеем Слаповским ситуация несколько иная. Завсегдатай всевозможных лонг- и шорт-листов, Слаповский отличается почти не русской и почти не писательской стабильностью. Давний и уже подзабытый спор о том, можно ли называть Слаповского писателем-универсалом, по всей видимости, сам собой угас. Слаповский образца середины 90-х годов, которому Андрей Василевский с полемическим задором отказывал в наличии души1, со временем потерял угрожающие черты джипа-внедорожника, несущегося по литературным просторам, не разбирая дороги и выходя сухим из болотной воды массовой литературы. Теперь Слаповский с его славой даровитого сценариста воспринимается под лозунгом, который, если перефразировать слоган поисковой системы яндекс “найдется всё!”, звучал бы – “экранизируется всё!”. Кинематограф (и “сериалотограф”) наступает на литературу не только с заманчиво-материальной стороны (кому не хочется подзаработать?), но даже и со стороны поэтики. У критиков появился новый безошибочный критерий оценки: этот роман легко / можно / трудно / нельзя экранизировать. Алексей Слаповский неизменно попадает под редкую пока категорию – “надо экранизировать… и срочно!”. Даже в минималистских газетных аннотациях неизменно отмечается, что новая книга Слаповского (любая) похожа на “телезрелище”2.
Однако имманентная “экранность” – далеко не единственная типологическая черта, повторяющаяся у Слаповского из книги в книгу. Два романа, штурмующих Букеровскую премию друг за другом – “Качество жизни” (в книжном варианте – “Адаптатор”) и “Они” – представляют собой кладезь таких повторений.
В обоих романах Слаповский делает основой сюжета почти мистическое мановение руки слепого случая. Человек вышел из дома, будучи одним – определенным, привычным, совпадающим с самим собой и физически, и психически, – и вдруг оказался втянут в некую коллизию, которая моментально изменила всю его жизнь и помешала оставаться самим собой. Но если в романе “Качество жизни” эта судьбоносная перемена наглядно показана на примере одного персонажа – писателя Анисимова, не вовремя (или вовремя?) облокотившегося на известную журналистку, то в романе “Они” досадная случайность втягивает в свои сети сразу много людей. Сумка, предательски соскользнувшая с руки Карчина, меняет жизни самого Карчина, Килила, Ольги, Герана, М.М., Володи, Гоши и других. Обилие персонажей, каждому из которых отведено почти равное количество главок, обеспечивает роману пресловутую “кинематографичность”. Линии героев, вышедшие некогда из неведомых пунктов А, Б и В, пересекаются в одной точке, которую Слаповский растягивает до бесконечности. На страницах романа эта точка пересечения судеб постепенно превращается в черную дыру, в которую в результате ухнула семья Ольги. Причем наибольшие потрясения пережили не главные действующие лица ключевой сцены у киоска – Килил и Карчин, а те, чьи орбиты соприкасались с ними: Ольга, Геран, Гоша со стороны Килила, адвокат Володя со стороны Карчина, а также случайно оказавшийся в нужном месте в нужное время милиционер Шиваев. Такой вот геометрический феномен.
Вообще, если внимательно присмотреться к двум романам, то станет заметно, что Слаповский занимается планомерным расширением романной базы, которое, правда, иногда оборачивается закономерным сужением. Писатель Анисимов в романе “Качество жизни” роптал на бесконечную “вариативность человека”. Об этом подробно пишет Сергей Костырко в рецензии на роман “Качество жизни”, озаглавленной “Безальтернативность Слаповского”3. В новой книге Слаповский довел собственную безальтернативность до предела. Он фактически выполнил мечту Анисимова, которому хотелось адаптировать людей, избавиться от их безразмерности, сделать их быстрыми, четкими и потому – менее утомительными… Адаптированные по рецепту Анисимова герои романа “Они” стали несколько схематичными, зато кристальными. Как мучается читатель от упрямства Килила! Не возмущается, а именно мучается! Потому что упрямство мальчика дано на страницах книги без примесей – как квинтэссенция человеческого, нет, вселенского упрямства!
Слаповский постоянен не только в выборе основной канвы сюжета: иногда он хранит удивительную верность и мелким персонажам, и сюжетным линиям. Так, в романе “Они” с документальной точностью повторятся мотив, который разрабатывался в “Качестве жизни”: скрытая любовь к бывшей жене при наличии молодой и слегка бездушной супруги. При этом Слаповский с почти хирургической аккуратностью приспосабливает этот мотив к новому сюжету: роль все понимающей бывшей жены исполняет третья женщина. Цель, по всей видимости, выполнена: молодая жена, взятая в супруги из ложных побуждений быть моложе, краше и энергичнее (то есть “не-самим-собой”), отправлена в отставку, а герой наконец-то нашел “самого-себя” рядом с простой, отзывчивой и теплой ровесницей. Таким образом, задавая себе схему, Слаповский проявляет чудеса самодисциплины и схему реализует, не обращая при этом внимания на побочные эффекты: как-то уж очень быстро, коряво и скомканно пришлось сводить Карчина и Ольгу, как-то слишком лубочно и приторно хорошо им было вместе, и как-то уж очень впопыхах пришлось разгонять их по разным углам.
Прозу Алексея Слаповского принято называть “авантюрно-философской”. К этому критиков побудил когда-то сам Слаповский, назвав повесть “День денег” плутовским романом. И все же наименование “авантюрно-философская” гораздо лучше отражает особенность его творческой манеры, чем “плутовской роман”. Как любой авантюрист и философ, Слаповский в глубине души – просветитель. Это было видно уже и в “Качестве жизни”, где гламурная интрига не только удерживала читателя за чтением, прельстительно нашептывая: “Посмотри, я же интереснее телевизора”, но и исподволь вскрывала и – не побоимся этого слова – разоблачала механизмы создания современного телевидения, репутации и имиджа. Сергей Костырко называет этот феномен “функциональностью” Слаповского. Но применительно к роману “Они” функциональность, понятая примитивно, может привести читателя к выводам в духе театра абсурда. После ознакомления с заключительной фразой на форзаце: “рекомендовано в качестве учебно-наглядного пособия для президента(ов) РФ, членов правительства, депутатов и др. госслужащих в целях изучения собственной страны”, воображение разыгрывается. Пособие для политиков высшего эшелона; издано в карманном варианте; продается на лотках при входе в Госдуму; иногда читается на заседаниях парламента под партой, нет, под трибуной, нет, над трибуной – вслух; но чаще – в полумраке кожаного салона, на скорости 220 километров в час под звук интригующе завывающей начальственной сирены.
И все же, если даже оставить в стороне нездоровые домыслы, дотошному читателю никуда не деться от смутной досады на автора: если уж был так кристален и четок на протяжении всей книги, если уж выдерживал стиль так, что и придраться не к чему, то почему не показал четко и ясно – о чем именно хотел поведать нашим властителям дум и бюджета в первую очередь? О круговороте произвола в природе? О вечном русском жизнестроительстве? О мальчике, укравшем сумку? О них? Или о том, как фантасмагорично выглядит слово “они” во всех падежах, кроме именительного?
Дарья Ращупкина
1 Василевский А. Вот Слаповский, который способен на все. Новый мир. 1994, №5.
2 http://www.gazeta.ru/2005/04/13/oa_154484.shtml
3 Костырко С. Безальтернативность Слаповского. Новый мир. 2004, №12.