Опубликовано в журнале Октябрь, номер 10, 2005
В последнее время москвичи и даже некоторые петербуржцы напоминают больных с одинаковым диагнозом. Часто между совершенно незнакомыми людьми завязывается следующий диалог: “Вас еще не того?”, – спрашивает, к примеру, один из собеседников. “Нет, нашу серию не трогают. А вашу?” – отвечает другой. “И нашу не трогают. Говорят, будут делать только косметику”, – разводит руками первый.
Дело в том, что в крупных городах вовсю идет кампания по сносу пятиэтажек, или так называемых “хрущевок”, – и это проблема не только градостроительная, но культурная и философская. Говорят, правда, одну хрущевку нам оставят. Да и то – только в качестве музея.
Спор небоскребов с хижинами (позволю себе такой парафраз) один из самых главных в архитектуре вообще и архитектуре XX века, в частности. “Римляне старались строить как можно более высокие здания, чтобы разместить максимальное количество жильцов на минимальном участке (некоторые источники утверждают, что Insulae Felices достигали 20 этажей), – пишет французский искусствовед Мишель Рагон в своей книге. – Поэтому императоры Август и Троян запретили строительство домов, превышающих 60-70 футов (17-20 м). В средние века в Париже строились дома в четыре-пять этажей, а в XVII в. в Париже появились даже семи- и восьмиэтажные здания”1.
В XX веке этот спор затеяли вновь: так, Ле Корбюзье не просто придумал свои “жилые единицы” (огромные здания-соты со множеством квартир), но и предложил застраивать высотками города. Великому мечтателю представлялся “Лучезарный город” – этакий прообраз современных мегаполисов, удобный, дружественный, светлый. В ответ на это Франк Ллойд Райт разработал “стиль прерий”: частные дома на одну семью в окружении природы. Ему грезились террасы, к которым вплотную подходил густой лес, слышались звуки воды, проникавшие в каждую комнату, виделись солнечные блики, играющие на стенах. “Жилые единицы”, построенные Ле Корбюзье, можно увидеть во Франции. Дом Райта – в Бер Ране в США.
Впоследствии выбор между “хижинами” и небоскребами пришлось делать не только каждому отдельно взятому городу, но и целым странам. К примеру, Австралия и Новая Зеландия уже давно сделали ставку на небольшие частные домики (речь идет именно о жилых домах; офисы – другая история). Причем местные жители настолько привыкли к этому, что сейчас в той же Новой Зеландии с трудом продаются дома даже на две семьи. Оказывается, никто не хочет жить с чужими людьми под одной крышей. А вот Китай, наоборот, все дальше уходит к небоскребам: вспомните футуристический Шанхай или буквально живущий в облаках Гонконг.
В Америке первые десятилетия XX века архитектурную моду задавала так называемая “Чикагская школа”. В результате высотные гиганты появлялись один за другим. Именно тогда, кстати, построили знаменитый “Эмпайер Стэйт-Билдинг” и Рокфеллер-центр, а архитектор Мис ван дер Роэ потряс всех своим лозунгом “Меньше значит больше”, имея ввиду максимальную лаконичность возводимых башен. Однако потом маятник качнулся в другую сторону: американцы сошли с ума по домикам в один-два этажа, и небоскребы оказались в забытьи. Опустели кварталы жилых высоток в Чикаго и Детройте.
Сегодня, как показывает практика, малоэтажные варианты застройки все более популярны на западе, а небоскребы – на востоке. Хотя, замечу, одно совсем не исключает другого – речь идет о векторе движения, тенденции. Мегаполисы должны расти вширь, а не вверх.
Собственно, с этой проблемой столкнулась и Россия, только у нас в какой-то момент выбрали третий путь. Как раз – пятиэтажки. Появились они при Хрущеве, в конце 1950-х, как самое убедительное решение жилищного вопроса. Туда переселяли людей из коммунальных квартир, бараков, сельских пятистенков.
Пришли пятиэтажки с запада – во времена оттепели мы во многом копировали заграничные образцы и питались иностранными идеями. К примеру, именно тогда в Москве появилась открытая Филевская линия метро: легенда гласит, что Хрущев увидел такие же линии в США. И это не говоря уж про кукурузу… Правда, пятиэтажки позаимствовали не у Америки, а у Франции. В середине XX столетия они были там очень популярны.
Будучи перенесенной на российскую почву модель пятиэтажки определила внешний вид целых микрорайонов. Более того: “хрущевки” превратились в наше собственное национальное достояние, и мы словно забыли о том, что имеем дело с чужим, иностранным, архитектурным и социальным опытом. Рассказывают, как один известный западный архитектор, увидев их, посоветовал: “Проложите мрамором швы между панелями, и это будут идеальные дома”.
Да, “хрущевки” и правда были близки идеям Ле Корбюзье: прямые линии и углы, простота, экономичность. Настоящие дома-конструкторы, апогей массового строительства. И все же они не были небоскребами. Ну что это за небоскреб, высотой в пятнадцать метров?
Когда иностранцы взахлеб рассказывали о знаменитых посиделках на московских кухнях, они имели в виду именно кухни в “хрущевках”. Маленькие (пять квадратных метров), уютные, где при желании размещается и десять, и больше человек. Здесь все так близко друг к другу, здесь исчезает личное пространство, зато появляется внутреннее. На этих кухнях невозможно не говорить, не спорить… не влюбляться. А как там читаются стихи! Попробуйте достичь того же за обеденным столом на тридцать персон: там ваше общение ограничится соседями.
Теснота “хрущевок”, при всех ее плюсах, быстро надоедает. Скорее всего размеры комнат в них соответствуют размерам усредненного гражданина (у Ле Корбюзье, к слову, это был человек ростом 1 м 82 см). Но разве это жизнь, если в прихожей не можешь разойтись с котом? И под утро, в полусне, все равно мечтаешь о высоких потолках, вместительной прихожей и просторной лоджии. Я интересовался: такую лоджию хотят многие жители пятиэтажек.
Наверное, это архетип.
Единственное, что могло поспорить с кухней в пятиэтажке, – совсем уж крохотная прихожая. Гостям, особенно если их было много, приходилось выстраиваться в очередь чуть ли не с первого этажа. Зато соседи тоже были в курсе веселья, и вот, глядишь, в квартире уже целый дом. Чем не радость совместного проживания?
А санузлы, где, лежа в ванне, можно работать, разложив бумаги на унитазе! А комнаты, где, не вставая из-за стола, закрываешь дверь или чешешь кота, забившегося в противоположный угол! Говорят, люди, переехавшие в дома попросторнее, теряются и рвутся обратно.
Впрочем, у этого модернистского рая есть и обратная сторона. В пятиэтажках странная планировка квартир. Я бы даже сказал – загадочная планировка. Она использует принцип матрешки: из самой большой комнаты попадаешь в комнату поменьше, из комнаты поменьше – в совсем маленькую. Вот почему “жаворонкам” приходится жить ближе к прихожей – чтобы не будить домочадцев по утрам.
Отдельного упоминания заслуживают санузлы. Они в “хрущевках” почему-то совмещенные. Не каждый поймет, каково это чистить зубы, когда за дверью ждут своей очереди еще несколько человек, причем все обязательно опаздывают.
А какие в пятиэтажках тонкие стены! “Дядя Вася большой подлец”, – говоришь ты шепотом на кухне. И через минуту дядя Вася уже ломится в дверь: “Это кто подлец? Это я подлец?” Никакой свободы слова.
На месте пятиэтажек теперь строят те же шестнадцатиэтажки, и рискну предположить, что это не предел. Недаром московский мэр ездил в Америку в том числе и за передовым опытом по строительству небоскребов. “Нам в Москве предстоит построить 60 новых высотных жилых домов. <…> 47 этажей и выше, может быть, этажей до 60”2, – заявил он “Известиям”. Кстати, взамен мы поделились с американцами нашими наработками по строительству 17-20-этажных домов. Вот что называется взаимовыгодным сотрудничеством! Значительная часть пятиэтажек в России строилась с расчетом эксплуатации на многие десятки лет и пока не выработала свой ресурс даже на-половину. Просто любое самое крепкое здание не может обойтись без капитального ремонта. Поэтому во всем мире (в той же Франции) подобные здания реконструируют: расширяют комнаты, строят лифты. Да, это всегда приносит меньше денег, чем строительство с нуля. Но тут уже вопрос политики – куда вкладывать деньги.
Справедливости ради отмечу, что у нас тоже пытаются реконструировать пятиэтажки. Один из самых удачных проектов такого рода был осуществлен в подмосковном Лыткарине. Известен успешный пример реконструкции “хрущевки” в Санкт-Петербурге. Самый популярный способ – реконструкция с достройкой мансардного этажа. Говорят, выглядит неплохо.
Складывается ощущение, что сносят “хрущевок” гораздо больше, чем “переделывают”. Недавно прямо на моих глазах вместо двух соседних пятиэтажек выросли шестнадцатиэтажки. Думаю, ту же картину сегодня можно наблюдать по всей столице. Вроде бы сносят те дома, с которыми уже ничего сделать нельзя. (Звучит, как приговор). Помню, то же самое говорили про гостиницу “Москва”… Вот только аргумент “все настолько плохо, что проще построить новое” как-то неубедителен. Зарубежное строительство знает примеры, когда реконструировали дома, построенные сразу после Второй мировой войны. А тут – всего-то 1960е. Естественно, “хрущевки” рассчитаны на гораздо меньшее число жителей, чем высотки. Соответственно, с помощью последних легче решить жилищную проблему. Однако сегодня часто не учитывают, что при строительстве той же шестнадцатиэтажки на месте пятиэтажного дома в несколько раз возрастает нагрузка на транспортные и энергетические узлы. Появляется больше людей, но – меньше места для жизни. А отсюда очереди в метро, в магазинах, пробки на дорогах, даже рост преступности.
Чем выше город – особенно его жилой фонд, – тем больше у города проблем. Вот и Америка знает это не понаслышке. Я уже упоминал Детройт: кварталы высотных домов там стали настоящими рассадниками криминала и отпугнули нормальных людей, так что теперь властям приходится заманивать их обратно всеми правдами и неправдами. А те, как написал мне один знакомый, все равно только делают вид, что живут в городе. На самом деле, они бегут из него сразу по окончании рабочего дня.
При строительстве современных жилых небоскребов не уделяют достаточно внимания и особенностям человеческого организма. Существует теория, согласно которой у человека есть своего рода биологическая высота – высота дерева. И если вы живете на каком-нибудь “заоблачном” этаже, то у вас хуже работает нервная система или слабеет позвоночник. Военные любят жаловаться на качество сегодняшних призывников. Не удивительно: большинство молодых людей призывного возраста выросло в высотках. А вот “хрущевки” идеально соответствовали комфортной для человека высоте.
Соглашусь, что современные жилые высотки, хоть и стандартизированы, как пятиэтажки, но все равно радуют глаз разнообразием проектных решений, цветов. Сегодня строят здания белые, красные, да что там – просто разноцветные; прямоугольные, квадратные, с арками и без. Все это, конечно, делает атмосферу города более жизнерадостной. Однако если разобраться, высотки одновременно действуют на горожан угнетающе. Они подобно скалам нависают над ними. А внутри жителей все время сопровождает шум лифтов, мусоропроводов. В “хрущевках” ни лифтов, ни мусоропроводов нет – и шумов тоже. А все эти бесконечные спуски и подъемы! К тому же до сих пор не изучено, каков он, человек, живущий на самой верхотуре: это может быть ребенок, который неделями не видит живого деревца. Или всеми забытый инвалид. Не есть ли это путь к новому урбанистическому одиночеству – одиночеству людей, попавших в ловушку “Лучезарного города”?
То, что современный город делает с психикой людей, – реальный повод для беспокойства. На одной научно-практической конференции, где демонстрировали достижения молодых изобретателей, произошла забавная история: мальчик совсем еще невеликих лет придумал машину для сноса домов. Этакое механическое чудище, отдаленно напоминающее робота-трансформера. Представляете: вместо машины для строительства ребенок строит машину для сноса!
Все это не случайно: “хрущевки” сформировали наши взгляды и вкусы, стали мерой всего остального пространства. Они для нас и “родина”, и “дом”, пытаясь вырваться из которого, мы в итоге всегда в него возвращаемся.
А секрет вполне прост. Мы носим наши “хрущевки” в себе.
1 Мишель Рагон. О современной архитектуре. М., 1963.
2 Юрий Лужков учил американцев строить 20-этажки // Изв. – 2004. – 5 февр.