Опубликовано в журнале Октябрь, номер 9, 2004
КИЕВ
НАТАЛЬЯ Бельченко. Карман имен. Киев: “Визант”, 2002. Тир. 350 экз.
Я понимаю, конечно, что, включая Киев в “Русское поле”, наношу самостийному украинскому сознанию смертельную обиду. Ну Харьков, о русскоязычных поэтах которого я писал раньше, куда ни шло. Но Киев!!!
Что делать? Рецидивы имперского (с ударением на “и”) мышления (с ударением на “ы”), как точно заметил еще первый украинский президент г-н Кравчук, в русском человеке неистребимы. Вроде бы и понимаем мы все. И что Киев – это третий Рим, и что Петр Первый был садист и гомосексуалист, а Мазепа его несчастной жертвой, и что Степан Бандера – герой, а Богдан Хмельницкий – национальный предатель, и что Верка Сердючка с ее нетленным: “Жениха хотела, вот и залетела, ла-ла-ла-ла, жениха хотела, вовремя успела, ла-ла-ла-ла-ла-ла…” – это щедрый подарок украинского народа русскому… Короче, все понимает русский человек, а “мы2шлеет” все равно по и2мперскому. Такая вот свинья!
Я, например, не перестаю изумляться, как на (простите, в) Украине до сих пор сохранилась первоклассная русская поэзия. Вот Наталья Бельченко, с которой я познакомился в Казани, где тоже процветает русская проза и поэзия. Первое же стихотворение ее книги представляет нам, вне всякого сомнения, мастера:
Хамелеон мне друг,
Но радуга дороже:
В ней – бесконечный цвет
И безначальный звон.
Охотник и фазан
Сошлись на нашей коже…
Бельченко вообще хочется цитировать, так “вкусно” она пишет стихи:
Возможно, что эта грибная пора
Замедленных прикосновений,
Шершавая проба лесного нутра
Вымакиваньем светотени,
Меня поместила в лукошке своем
С маслятами и сыроежкой;
Там пахнет рождением и октябрем,
Там солнышко смотрится решкой.
И вафельный шорох других грибников
Мне кажется графикой дальней,
Вобравшей шуршание всех грифельков
Божественной готовальни.
Кажется, Альбер Камю сказал, что он мечтал бы лежать между стопками чистых простыней, выстиранных хорошей хозяйкой. Это как бы высшее ощущение чистоты. Что он понимал в чистоте, несчастный француз? Лежать с маслятами и сыроежкой куда чище и приятней!
Я посылаю Наталье Бельченко мой пламенный имперский привет! Ударение расставить по вкусу.
ИРКУТСК
Иркутское время: Альманах поэзии. Иркутск: Издатель Сапронов, 2004. Тир. 1000 экз.
Весной этого года в Иркутске состоялся уже четвертый международный фестиваль поэзии. Именно международный. Выход этого сборника свершился как бы параллельно этому событию. Много поэтов, русских, живущих в Сибири и не в Сибири, в Англии, например. Французы, китайцы. Всех перечислять не буду, но уверяю, что составлен альманах со вкусом. Очень любопытная анкета, на которую отвечают сибирские, уральские, московские поэты, критики, издатели. Вопросы:
1.Насколько равнодушно относитесь вы к такому термину, как “сибирская поэзия”?
2.Совпадают ли устремления поэтического цеха Сибири и столицы? В чем, на ваш взгляд, это выражается?
3.Каким вы видите будущее сибирского альманаха поэзии? И каким должен быть сам альманах?
Все замечательно, но “сибирской поэзии” в природе не существует, как нет сибирского балета. Сибирский балет – это танец шамана. Но это уже не балет. Замечательный альманах!
КАЛИНИНГРАД
ЛАДА Викторова. Обретение формы. Калининград: ОГУП “Калининградское книжное издательство”, 2004. Тир. 500 экз.
В аннотации Лада Викторова (Л.В. Сыроватко) названа калининградским литератором и педагогом. Стихи сложные, технически изощренные. Уже первое стихотворение “Хромые ямбы” выдает свободное владение сложной техникой стихостроения и любовь к аллюзиям:
Хромая ямбом по стихам русским,
Всё в гору, в гору, на Парнас лезем,
Путем кремнистым сквозь туман, узким, –
Путем единственным, во что верим.
Кроме последнего, явно случайно сложившегося стиха, это очень сильная строфа! И даже некая “формула” современной поэзии.
КИРОВ
Елена Наумова. Короткое лето. Стихи и сказки. Киров: ГИПП “Вятка”, 1997. Тир. 3000 экз.
Елена Наумова. Серая кошка на белом облаке. Киров: без указания издательства, 1998. Тир. 2000 экз.
Вот так. Город Киров, а издательство “Вятка”. Как-то я с прозаиками Павловым и Варламовым проезжал этот самый якобы Киров. Вышли на перрон. Женщина, довольно молодая, приторговывает чем-то, пивом и воблой, кажется. То есть понятно, что безработная. “Уважаемая, а что ж вы Киров в Вятку-то не переименовали?” Как она на нас вскинется! “Какая еще там Вятка! Не трожь Сергей Митрофаныча!” То есть мы на святое покусились. Насколько ж сильна в русском народе эта советская мифология. Киров был обыкновенный большевик и к тому же жуткий бабник. Леонид Николаев, человек, несомненно, психически больной, застрелил его, по одной из версий, просто из ревности, потому что его жена Мильда Драуде работала у Кирова в Смольном. После убийства Кирова, которым Сталин воспользовался как поводом для разгрома оппозиции, кроме этого несчастного больного Николаева, казнили кучу людей, Мильду Драуде и ее родственников – в том числе. Людей сотнями высылали из Ленинграда в казахские степи, с детьми, без пищи и палаток. Дети умирали от голода. Все равно – святой! Наш “Митрофаныч”! Не трожь, падла буржуазная! Бедный, бедный, бедный советский человек! Какой уж там Макар Девушкин.
Но это так, вне темы. Елену Наумову я знаю еще по Литинституту. Она хороший, талантливый, русский, вятский человек. Ее стихи кому-то могут показаться слишком безыскусными, слишком даже прозаическими, но у меня от них сжимается сердце, а это куда более верный признак подлинного искусства, чем головное признание технического совершенства стиха.
Худые девочки детдома.
Косой, порою дерзкий взгляд.
Все эти риты, нади, томы
Похожи часто на ребят.
Итоги горя или срама –
Вот в чем их главная вина.
Их больно ранит слово “мама”
И горько радует “шпана”.
Их кормят, поят, учат, лечат,
И все же боль обнажена…
Парням, быть может, будет легче,
Когда появится жена.
Над последними двумя строками я – серьезно! – плакал. Так тонко и глубоко передать психологию детдомовца… Держись, Лена!
НИКОЛАЕВ
Аркадий Суров. Стихи. Николаев: “Возможности Киммерии”, 2003. Тир. 500 экз.
Название книги Сурова – “Стихи” – мне нравится больше, чем вычурное название издательства. Суров пишет, что родился в Перми, живет в Украине и ему 39 лет. Очевидно, пермским происхождением объясняется длинный и страшно “умственный” эпиграф из прозаика Анатолия Королева, который пермский, но пребывает в Москве. Эпиграф цитировать не буду, но смысл его в том, что человек живет, постоянно нося в себе смерть, и потому смерть – это жизнь. Я такие головоломки не люблю. “Смертию смерть поправ” – это я понимаю. А смерть как жизнь – это от лукавого. Кстати, одно из стихотворений Сурова именно о дьяволе. Тоже не буду цитировать. Тьфу-тьфу-тьфу…
Вообще-то Суров – талантливый поэт.
ПЕРМЬ
Владимир Киршин. Частная жизнь. Очерки частной жизни пермяков 1955 – 2001. Пермь: без указания издательства, 2003. Тир. 500 экз.
Классная книга! Я обожаю такие! Просто о частной жизни, с множеством любительских фоток, с подписями, объясняющими моду тех-то и тех-то десятилетий. Читая про 70-е и 80-е, я обрыдался от ностальгии! Ну не чудо ли – фотография парня в куртке “пилот” и брюках “клеш от бедра”. Подпись: “Брюки имеют пояс, широкий – в ладонь, на нем три пуговицы, да, три блестящих пуговицы наискосок, отсюда вижу”.
Или: дивная любительская фотография симпатич-ной девушки в коротком халатике, с книгой в ру-ках, снятая… с пола. Подпись: “Потусторонний боттичеллиевский взгляд: “Какой-то фотограф… Зачем-то лег на пол…” Либидо – страшная вещь. Лет через тридцать отпустит – поднимешься с пола, увидишь Вечность, “Рождение Венеры”, etc. А пока – только ноги, стрижка, халатик… 1974 год”. Надо полагать, симпатичной девушке теперь за (под) пять-де-сят.
СТАВРОПОЛЬ
Александр Самарджиди. Светлана Ливинская. Вечности вращение. Рубаи, стихи, баллады, посвящения. Ставрополь: Издательский центр “Культура” ХКФ “Светлана”, 2003. Тир. 950 экз.
Александр Самарджиди – профессиональный военный, майор в отставке. Пишет стихи в жанре рубаи.
Равняться с женщиною в споре
Глупец лишь станет!
Ей аксиому доказать его язык устанет.
Мудрец же женщине всегда спешит ответить: “Да”, –
Надеясь про себя, что час его настанет.
Мысль спорная, но интересная.
Светлана Ливинская пишет стихи, в основном, с посвящениями: “Моим друзьям”, “Любаше, ведущему специалисту крайсовпрофсоюза””, “Ольге, директору Центра дополнительного образования Министерства культуры Ставропольского края”, “Работникам культуры края в канун 2000 года”, “Приветствие по случаю 35-летия возвращения казаков-некрасовцев в Россию и 20-летия со дня основания фольклорно-этнографического коллектива “Некрасовские казаки”, “Посвящение Д.А. Будянскому, возглавлявшему Ставропольский краевой Дом народного творчества в течение 21 года (1962-1983)” и так далее. Такая точность адресовки поэзии даже изумляет.
КРАСНОЯРСК
Николай Еремин. Идея фикс. Книга стихотворений, возникших в 2003 году. Красноярск: ИЦ КрасГУ, 2003. Тир. 350 экз.
Остроумный подзаголовок. Настоящие стихи не пишутся, не сочиняются, не создаются, а именно “возникают”. Хотя стихов, “возникших” в одном году, на двести с лишним книжных страниц – это все же многовато. Но Николай Еремин – поэт со стажем. Родился в 1943 году, лауреат премий, автор не только поэтических, но и прозаических книг.
Есть стихи озорные:
Пенсионер союзного значения
Не находил взаимопонимания
И водку пил до умопомрачения,
Чтоб в центре быть всеобщего внимания.
Или:
Андрейка вырос. Федя подрастает…
Весенний снег на крыше дачи тает…
У Линды вновь – одиннадцать щенят…
Я зиму пережил. О, как я рад!
Бедная Линда!
ЯРОСЛАВЛЬ
Герберт Кемоклидзе. Панков. Роман. Ярославль: “Нюанс”, 2003. Тир. 1000 экз.
Аннотация к книге утверждает, что “Герберт Кемоклидзе – известный писатель, автор книг, вышедших тиражом более миллиона экземпляров. Он лауреат многих премий, в том числе международной – “Золотой Еж”. Десять лет назад роман “Панков” в журнальном варианте (журнал не указан. – П. Б.) был удостоен литературной премии Трефолева. Однако по независящим от автора обстоятельствам роман выходит отдельным изданием только сейчас. Но события, случившиеся за это время, только подтвердили предсказанное в книге. Ее герой, сын известного врача, огульно репрессированного как “врач-убийца”, вошел в конфликт с самим собой, со всей семьей и с обществом”.
Цитата из романа, вынесенная на обложку:
“Панкова поставили спиной к сосне и стали завязывать за стволом руки.
– Нехорошо играете, ребята, – предупредил Панков.
Ему не ответили”.
Кто забыл: как возникло дело “врачей-убийц”? Известно, что Сталин не любил врачей. Если Ленин не признавал только врачей-“большевиков”, предпочитая “нашим” швейцарских профессоров (в известном письме Горькому из Кракова в начале ноября 1913 года Ленин пишет: “Упаси боже от врачей-товарищей вообще, врачей-большевиков в частности! <…> Уверяю Вас, что лечиться (кроме мелочных случаев) надо только у первоклассных знаменитостей. <…> Знаете, если поедете зимой, во всяком случае заезжайте к первоклассным врачам в Швейцарии и Вене…”), то Сталин вообще их не любил. Во-первых, он решительно не доверял врачам, ибо патологически опасался быть залеченным до смерти. От простуды спасался народным средством: ложился под бурку и потел. А во-вторых, медики (и это самая, пожалуй, неприятная сторона медицинской профессии) каждому человеку с возрастом сообщают о его здоровье и его жизненных перспективах все менее и менее утешительные вещи. И вот за это товарищ Сталин особенно ненавидел этих проклятых врачей.
Дмитрий Волкогонов считает, что знаменитое “дело врачей” “началось, собственно, с профессора В.Н. Виноградова, который во время своего последнего визита к Сталину в 1952 году обнаружил у него заметное ухудшение здоровья. <…> Сталин пришел в бешенство. Виноградова к нему больше не допустили и вскоре арестовали. А недовольство Сталина врачами стали активно прорабатывать в МГБ, где один из следователей – Рюмин – решил сделать карьеру на этом “деле”. События развивались быстро. Чувствуя желание Сталина, органы готовили громкое “дело” о широком “медицинском заговоре”. К счастью для врачей, Сталин сам вовремя умер.
ТВЕРЬ
Владимир Малиновский. Касатик. Тверь: “Золотая буква”, 2004. Тир. 300 экз.
Читать “обло╒жные” рекламы провинциальных книг становится все интереснее. Это означает, что русская провинция очнулась от летаргического сна и начинает “озорничать”. И слава Богу! Свою книгу Малиновский рекламирует так: “Вам крупно повезло. Вы держите в руках шедевр мировой литературы. Шедевр издан микроскопическим тиражом на деньги автора, который исподволь, из года в год берег копейку, экономя на жизненно-необходимом: хлебе, водке и бане… Вы, кажется, еще сомневаетесь? Вы, кажется, не верите, что лоб в лоб столкнулись с гением? Мне жаль вас!
Вам ничего больше не остается, как прочитать эту захватывающую книгу от корки до корки. Итак, начинайте! С Богом!”
Во-первых, автор (или его издатель) явно насмотрелся рекламы стирального порошка “Тайд”. “Вы еще сомневаетесь? Тогда мы идем к вам!”
Во-вторых, начнем:
“Странная это была деревня Медведиха. Раскинулась она на взгорье, выпукло и упруго поднявшемся из земли, среди взъерошенных лесом холмов и лоскутных полей…”
Хорошая проза! Но незахватывающая.