(Переводы американской поэзии в издательстве «ARS-INTERPRES”)
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 8, 2004
Переводы американской поэзии в издательстве “ARS-INTERPRES”.
Перевод невозможен, литература непереводима – такова абсолютная истина.
Любой, самый искусный переводчик, даже с младенчества знающий оба языка – и тот, с которого, и тот, на который переводит – не сможет передать всю тонкость (вариант – богатство) оригинала, сделать переводную книгу “своей” в принимающей ее литературе. Против переводчика ополчается все: грамматика, идиоматика, приметы быта, культура, история, психология, в конце концов – сам потенциальный читатель, которого не рекомендуется оскорблять фамильярным обращением с оригиналом, но – в то же время – недопустимо оставлять один на один с закрытым миром чужой жизни, литературы, традиции. И ладно бы, если переводчиком движет алчность (а то и – чаще всего — просто нужда), в этом случае формальная заинтересованность переносится с содержания работы на ее денежный эквивалент. Однако, если он переводит “просто так” или того хуже – из восторга перед чужим гением, то дела его плохи. Этот случай иначе, как “безнадежным”, не назовешь: переводчик не получает ни символического, ни прагматического вознаграждения; мучимый отвращением к своему труду, он брезгливо отдает его издателю либо навсегда прячет в ящик письменного стола (или в дальнюю папку своего компьютера). И вновь понимает, что да, литература непереводима.
Тем более стихи. По сравнению с прозой, здесь ситуация просто катастрофическая: не только из-за размеров и рифм, непереводимых в другие языки, отчего бедному перелагателю приходится довольствоваться поиском сомнительных аналогов в своей словесности, но прежде всего из-за той летучей, неуловимой, нематериальной субстанции, что, собственно, и называется “поэзией”. Как ее, скиталицу нежную, ухватить, поймать, вложить в своей перевод?
И вот здесь перед переводчиком, не каждым, конечно, а тем редким мастером, который вслушивается в слова и напевает вслед за чужим наречием, чтобы исполнить потом ту же песню, но уже на родном языке; так вот, перед ним внезапно открывается возможность, нет, не “возможность”, скорее — “тень возможности” поселить в своем переводе такую же “поэзию”, ибо она-то, “поэзия”, не знает языков, обычаев и границ; “поэзия” скитается, где хочет, оттого ее иногда, очень редко, удается “приманить”. Гениальный поэтический перевод – тот, в котором при почти идеальном соблюдении всех формальных признаков поселилась “поэзия”. Повторюсь: литература непереводима, поэзия тем более, потому гениальный поэтический перевод на весах Высшего Литературного Судьи (ведь заманчиво представить Бога, читающего наши жалкие книжки, Бога – петрониевского арбитра вкуса!) может перевесить некоторые оригинальные шедевры.
Не оттого ли среди переводчиков стихов мы часто встречаем поэтов, и первоклассных поэтов? История русской поэзии во многом есть история русского поэтического перевода; от Державина и Пушкина до Бродского, в ПСС любого (за небольшим исключением) отечественного классика насчитается немалое количество стихотворных переводов, многие из них столь же важны для отечественной словесности, как и оригинальные сочинения переводчика. Русские поэты на долгие годы “уходили в перевод” — и под давлением людоедского режима, и чтобы, набравшись поэтического воздуха, перенести творческий кризис. Не говоря уже о том, что многие поэты просто жили на гонорары от переводов, и далеко не все, переведенное ими “за деньги”, язык повернется назвать халтурой.
Но вот совсем невиданная вещь в истории русской поэзии – когда большой поэт не только переводит, но и занимается изданием переводов, отбирая авторов и переводчиков, исходя из собственных представлений о прекрасном и должном. В советское время это, естественно, было невозможно – по политическим причинам. Сейчас, когда создать издательство, хотя бы эфемерное, проще, чем открыть ларек на остановке, поэты все же не спешат стать издателями переводной поэзии. И дело не только в (якобы присущей племени поэтов) практической никчемности – она сильно преувеличена. Геннадий Комаров основал лучшее поэтическое издательство последнего десятилетия – “Пушкинский фонд”. Александр Алехин печатает единственный в России журнал стихов “Арион”. Дмитрий Кузьмин создал поколенческую литературную мини-империю, его энергия и деловая хватка (в лучшем смысле этих слов), приложенные в бизнесе, могли бы озолотить кого угодно. Дмитрий Волчек не только выпускает легендарный “Митин журнал”, но и одарил русского читателя десятками первоклассно переведенных (часто им самим) и изданных сочинений – от Флэннери О’Коннор и Уильяма Берроуза до Гая Давенпорта. Так что русский поэт – существо не такое уж непрактичное, но, чтобы стать издателем переводных стихов, только практичности и вкуса мало.
Нужны чутье и абсолютная уверенность в правильности выбранной стратегии. Прежде всего следует распрощаться с надеждой на коммерческий успех, если она, конечно, была. Читателей некоммерческой литературы в России мало, читателей некоммерческой литературы, которым она по карману, еще меньше; читателей и покупателей книжек переводной поэзии, видимо, можно пересчитать по пальцам. Издавать переводные стихи (что значит – выпрашивать деньги у спонсоров, мучительно договариваться насчет авторских прав, находить первоклассных переводчиков, согласных работать за гроши, а то и за так, предлагать магазинам выпущенные книги и получать постоянные отказы, терпеть издевательское молчание критиков и рецензентов, занятых раздачей литпремий, мучимых общественно-политическим несварением) может только человек, убежденный в необходимости расширения отечественной литературы за счет включения в нее русского Уоллеса Стивенса, Раймона Кено, Мартинуса Нейхофа, Энтони Хекта (добавить автора по вкусу). Издатель переводной поэзии работает на будущее, точнее – на вечность. Он никогда не увидит своими глазами результатов своего неблагодарного труда. Помимо названных терзаний, он обречен на мучительные размышления генетического свойства: приживется ли в русской литературе издаваемый им автор, пустит ли – привитый к русской березке — поэтические побеги, станет ли для нее новым Гёте, Гейне, Бодлером, Рильке?
Владимир Гандельсман, один из лучших русских поэтов сегодня, почти три года назад основал в Нью-Йорке издательство “ARS-INTERPRES” специально для того, чтобы печатать переводы современных американских поэтов. На первый взгляд, опрометчивый шаг (см. выше), однако, если вдуматься, вполне естественный. Он – в русле поэтики самого Гандельсмана-стихотворца, совершающего поэтический переворот, находясь изнутри русской литературной традиции; это — шаг питерского поэта, называющего любимым автором москвича Пастернака, шаг революционера и консерватора одновременно. Выбор четырех поэтов, чьи книги уже вышли, говорит об этом2. Имон Греннан, Луиза Глик, Фредерик Смок и Энтони Хект не относятся к литературным и внелитературным бунтарям американской словесности. В определенном смысле они вполне традиционны, продолжая линии Эмерсона, Уитмена, Фроста, Одена. Однако для русского читателя, как реального, так и гипотетического, их поэтическая позиция ослепительно нова. Удивительная органичность, укорененность в жизни и в то же время спокойное осознание и приятие трагичности человеческого удела вообще и каждой отдельной судьбы в частности – то, чего не хватает в отечественном литературном сознании, богатом скорее сомневающимся “но…” и бунташным, нигилистическим “нет!”, нежели спокойным мужественным “да” (не путать “да!” какого-то высшего удовлетворения, о котором говорил Набоков). Если, читая, например, переводы американских битников, мы испытываем чувство даже не узнавания, а некоей психологической тавтологии, отчего – несмотря на имеющиеся в описаниях экзотические детали и снадобья (впрочем, снадобья уже давно не экзотические) – становится скучно, то выпущенные “ARS-INTERPRES” поэты настраивают чувства на совсем иной, непривычный лад и ритм. Воспримет ли организм русской поэзии этот “новый трепет”, сказать сейчас невозможно, но в любом случае заманчивая возможность обновления этого организма предоставлена.
Еще одно новаторство издательства “ARS-INTERPRES” – в его вполне географической близости к переводимым авторам. Переводчик и издатель могут сами обратиться к автору за консультациями и разъяснениями – как поэтической строки, так и строчки договора об авторских правах. Это редкий случай, особенно для нашей Ультима Тулы. Хотя адекватность перевода, тем паче поэтического, является недосягаемой целью, стремиться к ней – священная обязанность переводчика. Что же до авторских прав, то их следует столь же свято соблюдать, хотя бы из эстетических соображений, хотя бы затем, чтоб не соответствовать расхожему образу дикого постсоветского издателя.
Ну и, конечно, выбор переводчиков – он внутренне конгруэнтен выбору переводимых авторов и особенностям их поэтик. (Перечислять переводчиков не буду исключительно из экономии места; да и имена, указанные в выходных данных, говорят сами за себя.) Негромкие голоса требуют больше осторожности и тщательной отделки, нежели трубный глас бунтаря или истерика экстраверта. В четырех книгах “ARS-INTERPRES” на русский переведены не только стихи и поэты, но и великая культура общества, основанного на априорном признании ценности индивида. Чтобы понять это, достаточно прочесть стихотворение “Прозрачный человек” в переводе Григория Кружкова, этот удивительно ровный и вежливый монолог женщины умирающей от лейкемии. Завершая его, она говорит своему случайному слушателю – заглянувшему к ней книгоноше:
Спасибо, что пришли и посидели
и выслушали болтовню мою.
Этой гордой вежливости очень не хватает русской словесности и культуре. И жизни тоже.
Да, литература непереводима, перевод, особенно поэтический – невозможен. Впрочем, невозможна и бессмысленна жизнь, заканчивающаяся известно чем (если, конечно, не верить в великие утешения религий). Но точно так же, как смысл жизни создается протеканием самой жизни, смысл литературного перевода возникает от самой мысли перевести любимый рассказ или стихотворение. Переводчик не может достигнуть своей цели, и он это знает, однако его отчаянная попытка создает в родной ему словесности текст, имеющий фамильные черты как автора, так и перелагателя. Не говоря уже о том, что каждый новый перевод удивительно похож на время и место, в которые он появился. Так что все зависит от таланта автора, одаренности и честности переводчика и состояния литературы, частью которой должен стать перевод. В книгах, изданных “ARS-INTERPRES”, все эти условия, кроме последнего, счастливым образом соблюдены. Что же до нынешней русской словесности, то усилия нескольких превосходных поэтов-переводчиков, к сожалению, бессильны ее изменить.
Кирилл КОБРИН
2 Eamon Grennan, Poems. Имон Греннан, Стихи / Переводы Елены Баевской, Владимира Гандельсмана, Андрея Грицмана, Ирины Машинской, Григория Стариковского. New York: ARS-INTERPRES, 2000. 100 с. Louisa Gluck, Poems. Луиза Глик, Стихи / Переводы Беллы Мизрахи, Григория Стариковского, Валерия Черешни, Владимира Гандельсмана. New York: ARS-INTERPRES, 2002. 100 с. Frederick Smock, Poems. Фредерик Смок, Стихи / Перевод Регины Дериевой. New York: ARS-INTERPRES, 2002. 100 с. Anthony Hecht, Poems. Энтони Хект, Стихи / Перевод Елены Баевской, Марины Бортковской, Владимира Гандельсмана, Андрея Грицмана, Елены Дунаевской, Григория Кружкова, Юлии Куниной, Анатолия Наймана, Хельги Ольшванг, Григория Стариковского, Татьяны Чернышевой, Марины Эскиной. New York: ARS-INTERPRES, 2003. 120 с.