Стихи
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 3, 2004
Ошибка
Короче, она позвонила не в ту дверь. За этой дверью послышался тихий звон. Она ошиблась: ей надлежало вон ту, вон ту, не эту кнопку нажать. Ошиблась, нажала вот эту. Поздно бежать: кто-то не ту, вот эту дверь отворил. Короче... Лазарь, как я вам уже говорил, умер. Прошло трое суток, и у пещеры, где он смердел, послышался громкий зов. Приложив усилия, Лазарь вышел вон – и, еще тридцать лет прожив, стал первым епископом кипрского города Китион... Богородица вместо Кипра приплыла на Афон в качаемой ветром шлюпке, похожей на колыбель, приплыла, спросила: «Где Лазарь?» Афонцы, маша руками в сторону моря, грянулись на песок... Шивший палатки римлянам Савл устремился в Дамаск избивать христиан, а они его там окунули в купель, откуда он вылез Павлом... Святой Христофор, перенося путников через бурный поток, устал и подумал: «Устал. Еще вот это одно дитя – и шабаш!» – и с младенцем чуть не пошел на дно, потому что себе на плечи в тот миг водворил весь мир, вместе с Тем, Который весь мир сотворил... Христофор Колумб вместо Индии залетел в США... Афанасий Никитин сказал жене, покидая Тверь: «Я в Персию», сам же в Индию – и всё ему нипочем... Государь Павел Петрович строго смотрел на сынка старшего и не запирал в опочивальню дверь... Государь Александр Павлович, осознав, говорят, ошибки, стал старцем Феодором Кузьмичом... Матрос Железняк шел и шел на Одессу, пока не вышел к Херсону, – короче, в засаду попался отряд... Список можно продолжить. Короче, в самом конце она позвонила не туда, куда надо. И всё началось с нуля. «Ошибка», – написано было на ее изумленном лице. «Необратимая», – кивнул обреченно я.Дар
Совершилось. Днесь мне подарена книга, содержанье которой покуда в тумане, смысл гадателен, но какова интрига: свет лиется, лиется во тьме, и тьма не обымет. Язык мне ее неведом, я вообще неграмотный, если честно. Только дело не в этом, совсем не в этом, дело в том, что книга сия – чудесна. И тому, кто с трепетом созерцает ее буквицы и вдыхает страстно аромат пергамента, свет мерцает среди ночи. И все становится ясно. Книга, книга! Чем я, урод, калека, заслужил благодать целовать страницы, источающие дикий мед и млеко? Нет, чтобы мне смыться, посторониться – нет, беру ее неуклюже в руки, все еще не веря в чудо подарка, и целую в благоговейной муке, как язычник Евангелие от Марка.Малер. Adagietto
Алеша Птицын вырабатывает ха... Рак терпит страсти, за собой греха не ведая, кореньями обложен в кастрюльке с кипятком со всех сторон, на краешке плиты сидит Харон – краснея, не ведет и усом он: его характер тверже, чем Алешин. Ночь пахнет лавром и укропом... «Ух!» – Алеша носом втягивает дух, довольный тем, что сам он крепок духом: стать, наконец, решил он мужиком, его не растопить и кипятком, подушка, прежде влажная, битком, как порохом, сухим набита пухом. Проигрыватель ночи напролет Аdagietto Малера поет. Алеша ледяное пиво пьет, и пожирает раков до рассвета, и говорит: «Ищите дурака!». И все-таки дрожит его рука, когда он ставит вновь Аdagietto. Алеша Птицын, мальчик из кино, имел несчастие давным-давно купить своей подружке эскимо на палочке – подумайте, что в этом особенного? Но с тех пор она была Алеше Птицыну верна и палочку хранила под корсетом. А он забыл, как в зыбкой темноте друг друга осязали дети те, будто слепцы, в душевной простоте на утреннем сеансе в «Горизонте», как плыл над головой жемчужный дым и Малер пел Аdagietto им в картине «Смерть в Венеции» Висконти. Алеша напрочь позабыл про то, как заползали под его пальто, плутали под футболкой «Спортлото» ее персты, и это означало Бог знает что, – он позабыл, как взмок, но почему-то позабыть не смог Аdagietto, что во тьме звучало. Алеша Птицын вырос и устал. Но как-то раз он в поезде листал журнал (забыл название и номер), откуда с удивлением узнал, что композитор Густав Малер помер совсем не от порока сердца, и не от кончины маленькой Мари, и не из-за смещения с поста директора Штаатс-Оперы, и даже не от измены Альмы, – оттого, что в деревенском домике его, где повторялась в этот день все та же простая тема (Густав сочинял Десятую симфонию), раздался внезапный звон разбитого стекла – в окно маэстро Малера влетела синичка, удирая от орла. Вот в чем причина смерти. Вот в чем дело. Орел его крылом своим задел, но Малер за роялем как сидел в своем уединенном кабинете – так и сидеть остался, тщетно тужась понять случившееся... Звуки эти в Десятой, незаконченной, слышны: и вдребезги разбитой тишины, и сыплющегося в рояль стекла, и птичий вопль, и человечий ужас... Алеша Птицын – малый не дурак, но, вырабатывая свой харак... теряет что-то главное, теряет, когда по сто и триста раз на дню «А вот не напишу! Не позвоню!» Алеша, будто попка, повторяет. Любовь – не костоправ, но костолом. Тому, кто это понял, – поделом. Пуленепробиваемым стеклом нам, братцы, от нее не защититься. И мир, что бриллиантами расшит, к самоубийству, мнится мне, спешит, когда на кухне раков потрошит бездарный человек Алеша Птицын.