Опубликовано в журнале Октябрь, номер 11, 2004
Елена Наумова. Сквозь листву. Стихи. Киров: Областная типография, 2004. Тир.2000 экз.
О Елене Наумовой я уже писал. Она безнадежный поэт. Безнадежный в том смысле, что будет писать стихи всегда, что бы с ней ни случилось.
И вновь – прощай.
Опять меня до срока
Луна зовет сквозь тонкое стекло
Туда
Где безнадежно одиноко
И где неповторимо и светло.
Туда
Где лопухи растут с крапивой,
Где легкий огнь и пляшет, и горит,
И где звезда с звездою говорит.
У Елены Наумовой есть главное, что может быть у поэта – поэтическая точность.
Был солнечным день и невиданным сад,
Где рядом и птица и зверь…
Ступая по мягкой траве наугад,
Толкнув приоткрытую дверь,
Вошла я в избушку,
Где стол и скамья.
Окно,
За окном – облака.
А вот на скамье – незабудок семья,
И теплый стакан молока.
С порывами ветра
Сквозь скрип половиц
Сюда залетали, как сны,
То шелест стрекозки,
То пение птиц,
То радостный трепет весны…
А солнечный день
Между тем – был таков.
Не верилось, что на века
И сказочный сад,
И букетик цветов,
И теплый стакан молока.
ТУЛА
Александр Карташов. Стихи. Поэма. Тула: Приокское книжное издательство, 1990. Тир. 10000 экз.
Страшно сказать: эта книга стихов стоила 2 рубля, а тираж ее был 10000 (десять тысяч!) экземпляров. Это к вопросу о том, как советская власть плохо относилась к поэтам.
Об Александре Карташове, как и о Наумовой, надо бы говорить подробнее, серьезнее, чем это позволяет рубрика “Русское поле”, где поневоле “галопом по Европам”. Может, еще и скажу. А пока процитирую стихотворение Саши 1988 года о своем брате-близнеце:
Нас двое под куполом неба святого,
В единой купели крестили нас светом святым.
Мы строили замок, мы знали заветное слово,
В слепые гирлянды вплетая живые цветы.
Мы жили в том замке, не замкнуты в лунную завязь,
Мы были наивны, пуская прохожих под кров.
Порезав ладонь о зеркально прозревшую зависть,
Мы все удивлялись, увидев знакомую кровь.
Мы плоть во плоти от стрелы отделившейся тени,
Мы скорбь и печаль в скорлупе расколовшихся плеч;
Мы спим среди звезд, зацветающих прямо из терний,
И истина мира лежит между нами, как меч.
Я был для тебя, даже если мне скажут что не был,
Ты был для меня – наше время обратной длиной;
Нас двое под небом, высоким и синим, как небо,
Нас двое навеки, и третьего нам не дано.
Брат Саши, художник режиссера Сергея Бодрова, погиб вместе со всей съемочной группой во время схода лавины на Кавказе, но гораздо, гораздо позже написания этого стихотворения. Саша, насколько мог, участвовал в раскопках. Никого не нашли.
ЯМАЛ
Юрий Блинов. Дороги Чубарова. Роман в двух книгах. М.: Издательство журнала “Юность”, 2003. Тир. 5000 экз.
Книга издана в Москве, но для этого автора мы сделаем исключение. Дело в том, что живет Юрий Михайлович Блинов, немолодой уже и крепко поживший человек на Ямале, в городе Губкинский. Сразу за городом (скорее поселком городского типа) начинается край вечной мерзлоты, да и сам город стоит на мерзлоте. Тем не менее Юрий Михайлович как-то ухитряется еще выращивать в ней картошку. Когда мы собирались с ним, Игорем Михайловым (“Литературная учеба”) и Алексеем Дударевым (“Юность”) на охоту и рыбалку километров за двести по бездорожью, Юрий Михайлович сказал мне: “Иди, возьми лопату и накопай червячков, где картошку убрали”. Ну я и пошел. Копаться в вечной мерзлоте в поисках червяков – занятие, доложу вам, презабавное. Ни одного червяка я там, разумеется, не нашел, а главное – так и не понял: пошутил Блинов или нет?
У северян вообще трудно понять, когда они шутят, а когда говорят серьезно. Вообще-то это очень серьезные люди, потому что жить на вечной мерзлоте человеку противопоказано.
Но живут люди, и нефть добывают, благодаря которой наша страна еще существует, и книги пишут.
Проза Блинова – как сам Ямал. Она бесконечна и чем-то завораживает, вопреки неброскости своей. Так засыпаешь в вездеходе на ровной дороге, но вдруг тряхнет, очнешься и снова впиваешься глазами в простые и мудрые строки. О Севере, о людях, о кочках, о глухарях, о нефти, о жизни, смерти и любви…
Предисловие к книге Блинова написал Лев Аннинский: “Если бы текст отражал простую цепочку событий, из него вряд ли можно было бы вывести в данной ситуации что-то большее, нежели традиционное пейзанское припадание к малой родине, приправленное новейшей экологией, но Юрий Блинов нащупывает драму более глубокую и сложную. И текст его время от времени бликует чисто поэтическими оборотами, которые, если трястись по “Дорогам Чубарова”, не вылезая из кабины, могут показаться “буграми”, которые нарыла и напорола разгильдяйская, плюющая на человека Система, – но если знаешь душу этой дороги, то понимаешь, что эти “бугры” – естественное дыхание вечной мерзлоты, с которой “ничего не надо делать”, а просто понимать эту ауру, дымком курящуюся над эпизодами “Дороги”…”
Аннинский прав: читая Блинова, не просто видишь, а дышишь Севером. Кстати, дышать там тяжело. Но все равно манит.
ЕКАТЕРИНБУРГ
А. Дробот. Крайний случай. Сборник рассказов. Екатеринбург: издательство “Баско”, 2003. Тир. 1000 экз.
Проза Дробота одновременно серьезна и иронична. Как ни странно звучит, сказать мне о ней почти нечего, но это вовсе не есть признак плохой прозы. Мне, например, почти совсем нечего сказать о “Капитанской дочке” (не в сравнение Дроботу будь сказано). Рассказы Дробота – это живая, наполненная юмором и диалогом проза о жизни. Я советую ее почитать.
ХАБАРОВСК
Екатерина Рудник. На Плахе газетных полос. Исповедь литраба. Хабаровск. – Без указания издательства. (Издание осуществлено при финансовой поддержке Правительства Хабаровского края и Приамурского географического общества), 2003. Тир. 500 экз.
В книге Рудник меня смущает только название – очень уж оно страшное! Сам проработал в газете почти двадцать лет, но никогда не ощущал себя на плахе. Быть журналистом – это ж счастье! А так книга в целом интересная, но интересная больше коллегам по профессии. Есть восхитительные истории, в моей жизни были такие, поэтому я особенно трепетал. Екатерина Рудник работала в “Тихоокеанской звезде”, я знаю, что хлеб провинциального газетчика особенно горек. Но и сладок тоже. Удачи Вам, Екатерина Рудник!