Стихи
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 11, 2004
* * * У меня не болит ничего, Только, кажется, скоро умру. Я не помню уже и того, Как меня называли в миру. Я сама себе выдала срок. Я сама себе строю острог, Там решетки и стены из строк, И замки и затворы из строк. В надзирателях – русская речь, В настоятелях – русская быль. – Кто стучит в ворота? – Имярек. – С чем пришла? – Лебеда да ковыль. * * * Старуха крестится на храмину вокзала Казанского. На шпиль свой нанизала Гостиница рассветные счета. У проводницы пахнет изо рта. Стоянка, шлюхи, спящие вповал. Не нравится? Тебя никто не звал! Умрешь – спохватятся на третьи сутки. Боги Небесные! В рембрандтовском чертоге, В берлоге питерской, подсветкой облита Висит картина: снятие с креста... Вот этот мертвенный, вот этот белый Изгиб бедра в руках оравы целой Блаженствующих в скорби и тоске... А Он, как туша агнца на крюке В разделочной. И мертвенно, и бело Над миром виснет жертвенное тело, Бесплотное – без крови и руна. Что сотворяет линия одна, Когда красноречивее пророка Поэту вскроет истину она: – В тебе, живом, для мира нету прока... * * * А меня у вас называют падшей, Говорят, что омут в моей груди, Как Мамай прошла по деревне вашей: Вспоминают – крестятся ведь, поди. На меня – капканы, в меня – арканы, Каллиграфы рьяно обо мне строчат. А я стисну раны да пляшу канканы, Так что пруд фонтаном брызжет в звездный чад. Берегись, примечу тебя! Помечу Двухэтажный терем, чтоб в темень – быть, Да не спутать темечко человечье С раскаленным чаном, где не остыть. Давят лапы сосен на скат карнизный, Поднимает транспорт с дороги взвесь. Параллельным линиям наших жизней Пересечься выпало тоже – здесь. Но скрещенье судеб – не рук скрещенье, А вот эта судорога вдоль дорог При одном намеке на возвращенье... Но кому достанется мой намек?!. Переполнен воздух враждой и гарью, И дрожит реактивных небес нарост. Помнят здесь лишь ненависть государью, Да мои утешенья при свете звезд. Провинция Провинция – иное измеренье. Переходи в него по пустоте Полей и рощ. Да будет озаренье Твоей душе, привыкшей к мерзлоте, А после – адаптируется зренье В потусторонней – здешней – темноте. Зачавшая поэта от поэта В самой себе, там женщина живет. Там две реки подобием валета С игральной карты, там круговорот Забот земных, обшарпанная эта Глубинка – глубь земная, переход К молчанию, оратор плодовитый. Смотри через оконное стекло: Вот океан пустынный ледовитый, Его ночным туманом занесло, Три дома, в полутьме фонарь разбитый, И женщина идет через село. И женщина, живущая в забвенье, Растоптанная некогда тобой. Но – помнишь? – здесь иное измеренье. Пойдешь налево – мертвенный прибой, Пойдешь направо – сколько хватит зренья Вода, как жизнь чужая под стопой. * * * Черкани пару строчек на принтере струйном. Попрощайся. Промчись над бедром шестиструнным Утопающей в красных огнях окружной. Надо мной. Я уже распечатала это Откровенное чтиво. Прочла и согрета. Я еще не ушла. Я стою. Я молчу. А на тихого ангела в небе далеком Проворчу «разлетались» и в обморок, боком, И заварку пролью. И конверт намочу. * * * Бывает так. Приедешь в город, Какой-нибудь райцентр, где рай Центральной улицей распорот, И сонный движется трамвай, И ломится колхозный рынок, И дремлет древняя река, И моросью размыт суглинок, И в яви – первая строка, За ней, как птицы – вереницей, Другие тянутся слова, И вдруг увидишь: со столицей Райцентр расходится едва. Он лишь околица того, что Еще не сбыто с глаз долой. И за тобой следит в окошко Все тот же взгляд немолодой. Ведет тебя все тот же кто-то, И ты медлительна в ходьбе. И ощущенья перелета Не зарождается в тебе. И не проникнуться пейзажной Красой и свежестью, пока Не спустится на лист бумажный Твоя последняя строка. * * * Два раза по столько и еще полстолько — Вот и вся жизнь. У того столика Поди распишись. И получи с нагрузкой Транзитный билет И променад по узкой Дорожке в семьдесят лет. А когда пташки, К примеру, сойка, заорут в мокрых ветвях, И побегут мурашки, В смысле, охватит страх, Значит, уже полпути пройдено. Запахнись И возвратись на веранду, в дом, где родина И близкие улеглись.