Опубликовано в журнале Октябрь, номер 6, 2003
Веселый сосуд для
страдания
Валерий П о п о в. ОЧАРОВАТЕЛЬНОЕ ЗАХОЛУСТЬЕ. Повести. М., “Вагриус”, 2002.
Все три повести петербургского прозаика Валерия Попова, вошедшие в книгу, – “Очаровательное захолустье”, “Ужас победы” и “Грибники ходят с ножами” – внесюжетно связаны личностью главного героя, его мировоззренческой стабильностью, способностью оборачивать трагическую напряженность жизни в легкую и ироничную ткань существования.
Герой умеет создавать свой собственный мир-укрытие, где охранник – ирония; действительность допускается в этот мир уже в безоружном виде, и тогда герой активно и безбоязненно воспринимает ее, приноравливая к своей судьбе.
А судьба главного героя Валерия Попова – такая же, как и автора, – быть писателем. И имя герою автор дает свое – Валерий Попов, правда, в повести “Ужас победы” немного укорачивает фамилию, оставляя две первых буквы – По.
Герой, мудрый и наивный одновременно, пытается войти в ощетинившийся конфликтами мир, как Иванушка-дурачок во владения Бабы-Яги, но в результате вместо прекрасной царевны получает лишь тумаки и неутешительное знание о жизни, что, впрочем, не убавляет его неизлечимого оптимизма. Едет ли он в провинцию с друзьями-писателями налаживать там счастливый быт, как в повести “Очаровательное захолустье”, или принимает крещение для того, чтобы вершить чудеса и изменить мир к лучшему, как в “Ужасе победы”, – результат оказывается одним и тем же: полный провал, грустное осознание неразрешимости социальных конфликтов, будь то столкновение с политическим идиотизмом 70-80-х годов в нашей стране или с бездуховной и набирающей все большую силу прослойкой бизнесменов, которые считают, что могут купить все, даже писательский талант (“Грибники ходят с ножами”).
Но для героя важна сама активная попытка изменить действительность, не подлаживаясь под нее, попытка сохранить в себе веру в писательское предназначение.
Буква для героя – некий символ, опора, единственно верная основа бытия. “Только в Букве – мой Бог! И ничего иного не надо мне! Буквой можно все сделать… все изменить!” Это из повести “Ужас победы”. Или вот еще: “В сущности, мое дело – продавать людям Буквы, пытаясь их (людей) при этом обогатить!” И несмотря на патетическую ироничность этого восклицания сокровенная связь героя с Буквами действительно существует, связь необходимая и подчас мучительная: “Да-а-а… Буква не всегда благо… но отказываться уже нельзя!” Подпольная типография, которую он обнаруживает, становится, по сути, его второй, скрытой от всех, подлинной жизнью. Там, где живут Буквы, там герой – писатель Валерий По – обретает себя.
Но буквы тоже заражаются хаосом действительности, и преодолеть его нелегко. Баня, куда герой отправляется помыться, превращается в банк, где делать ему совершенно нечего, – метаморфоза, произошедшая с одной буквой, изменила привычный уклад жизни. “Таперича заново учу буквы и грязный хожу!” (“Грибники ходят с ножами”). И так во всем – привычные и обыденные, на первый взгляд, события под взглядом героя, остро чувствующего абсурдность миропорядка, приобретают фантасмагорический оттенок. Ответственны же за все эти превращения – Буквы.
Но Буквы не пассивны, они наполнены той же активной энергией преодоления, что и писатель Валерий По, однако без постоянного гармонизирующего диалога они отбиваются от рук. “Теперь я должен их (Буквы. – А. Е.) кормить – по крайней мере духовно! Чем?!” Да, действительно, чем? Это одна из основных проблем, которую ставит для себя герой, – и выход находит: просто посмеяться над абсурдом, пронять улыбкой понимания неугомонный хаос, задать жизни свой ироничный тон. И здесь, на этом стыке трагичности происходящего и его иронического осмысления, резкого несоответствия тона и смысла, возникает некий гротеск несовместимости, что создает особую атмосферу в прозе Попова – задорной безнадежности, забавной трагичности. Такой своеобразный оксиморон работает как прием, формирующий индивидуальный путь постижения мира, создающий новую, способную противостоять жестокости реальность.
“Можно размазаться по помойке, как мусор … а можно – с чем-то ярким сравниться. То есть не из луж страдание свое пить, а из сосуда. Книги – такие сосуды! Вот. В них все то здорово сделано. Страдание оформлено… в красивый сосуд”. Так мыслит герой-писатель. Для самого Попова – “страдание оформлено” в веселый сосуд. Весело – о страдании, легко – о неподъемном – вот, похоже, писательская позиция Валерия Попова, основная особенность его стиля. И поэтому вполне объяснимы постоянная эмоциональная взбудораженность текста, обилие в нем восклицательных и вопросительных знаков. В книге нет ни одной страницы без восклицания или вопрошания, что, с одной стороны, придает стремительность и напор словесно-смысловому потоку, с другой – создает интонационное однообразие. Стилистическая аффектация изрядно утомляет, в текстах становится тесно, остро ощущаются интонационные тиски. Возможно, поэтому у Попова не встретишь глубокого проникновения в личные отношения героев или тонкой пейзажной зарисовки – у него кисть другого размера, способная класть только бодрые крупные мазки.
Кроме того, думается, здесь существует проблема текста в его вариативности, смысловой многогранности. В тексте, как в городе: есть главные улицы, есть маленькие переулки – нервы вдумчивости, притяжения читательского внимания. И именно с их помощью сохраняется целостность сюжетного движения. В городе Валерия Попова только одна улица – главная. Никаких ответвлений, никаких раздумий. Идти по ней интересно двадцать, тридцать страниц, но дальше происходит насыщение и хочется побродить в застрочном мире, в сокровенных глубинах текста. Однако проводника туда нет. Этот текст, как батут: легок, пружинист, но неизбежно откидывает при соприкосновении. Внутрь не пропускает.
Или вот в живописи: есть цвет, а есть тон, перетекание одного тона в другой, создающее атмосферу картины, ее эмоциональную волну. У Попова же нет тонального перехода одного состояния в другое, да и самих состояний немного. У героя, в сущности, во всех трех повестях одно настроение: он бодр, весел и невозмутим, в какие бы ни попадал переделки. Похоже, внешний событийный ряд попросту поглощает внутренний мир героя, заслоняет его.
Наряду с действительно остроумными и меткими выражениями, например, оригинальным переосмыслением известной поговорки: “Да, слово не воробей. Слово – сокол. Если привяжется – заклюет”, встречаются и весьма сомнительные остроты, рифмованная чушь: “Вместо кофе с молоком принесли кофе с молотком!” Да, конечно, это слова героя, а герой может сказать что угодно, но не надо забывать, что герой – писатель, написавший “Собачью смерть”, одну из глав, кстати, лучшую во всей книге, в повести “Грибники ходят с ножами”.
Главное для автора – диалог. В основном из диалогов и состоит ткань этих повестей. Герои беседуют постоянно и обо всем, динамично и сжато, умно и иронично. И, хотя беседы героев нельзя назвать философскими, почти всегда вторым планом в них слышатся отвлеченные вопросы – о добре, о справедливости и т.д. Явственно прослеживается идея, общая для всех трех повестей, – духовного противостояния меняющемуся на глазах миру, идея преодоления его неустроенности силой писательского дара.
Наверное, можно отнести Валерия Попова к продолжателям традиции русской классической литературы по линии от Салтыкова-Щедрина до Зощенко. Гротеск в сочетании с ироничностью, бесстрашное погружение в пространство абсурда и внутритекстовое преодоление его и – что особенно характерно, по-моему, для творческого метода Валерия Попова – усиление акцента на неразрешимость конфликтности бытия. И вместе с тем герою даны светлая, оптимистическая гамма переживаний и способность совершенно искренней уживчивости в этом напряженном, скудном на любовь и понимание пространстве.
Анастасия ЕРМАКОВА