Опубликовано в журнале Октябрь, номер 5, 2003
Где нельзя размещать столицу
Столицу предлагают перенести: в Петербург, в Нижний, Казань, на Урал, в Новосибирск… Через Урал переносить нельзя: не донесут.
За Уралом начинаются регионы. Столица не может быть в регионе. Она должна быть в центре. Центр, он же, по сути, “настоящая” – то есть без окраин – страна. Иль-де-Франс, например, – это не совсем регион, не Гасконь, не Бургундия, это “Подпарижье”, он же “настоящая” Франция. Даже в США административный центр – язык не поворачивается назвать это столицей – и тот расположен правильно: не на Юге и не на Западе. Севера, равно как и его последней модели – Северо-Востока, на самом деле нет. Север – фантом, которым открещивались от южан с их рабовладельческими замашками. Современный Северо-Восток – вообще лишь пятно на учебных картах, в действительности оно очень по-столичному состоит из частных мест: Новой Англии, Пенсильвании, Нью-Йорка, какого-нибудь Делавера. Это не район, а настоящая столичная эклектика. Кстати, в истории американской регионалистики название для этой территории так и не сложилось: его называли и Севером, и Востоком, и Северо-Востоком, и Расширенной Новой Англией (что-то типа Большой Ялты), и просто Ядром.
Центр – это не регион. Никто не скажет: “Я живу в Центре” – только в Москве, Владимире или хотя бы в Лобне. А вообще-то в России. Здесь мыслят страной в целом или своей улицей. До Урала в России нет регионов; регионоподобные фантомы Госкомстата вроде Волго-Вятки здесь волглые и завядшие.
С этой точки зрения Петербургу столицей быть можно: Северо-Запад – не регион. Едва ли в Колпине или Чудове скажут: “Я живу на Северо-Западе”, – как в Сибири говорят: “Живу в Сибири”, и на Урале тоже. Северность северной столицы, западность Балтики – для центра свои, внутренние. Тверь–Новгород–Петербург против Москвы как правое полушарие против левого.
Поволжье – еще не совсем регион, оно рассыпается на Нижнее и Среднее, это скорее “на Волге”. На Волге столица встать еще может. Дальше – нет. Если столица будет в регионе, страна исчезнет, появится новая.
Урал не подходит: уральские города слишком уральские, Урал – вообще самый рельефный регион страны… Конечно, Екатеринбург может бравировать своим центральным положением: заря Европы, ворота Азии, – но это участь всего Урала, и Екатеринбург его, а не страны столица. Екатеринбургу не сойти с Камня, а всю Россию не втащить на Урал.
В Сибири интереснее. На столичность здесь претендует целый ряд городов – одни по праву старины, другие по праву силы. Понятно, что Новосибирск – наиболее сильный из сибирских вариантов. Как будто в сибирском пространстве рассасывается принцип неприемлемости региона: условная столица Сибири, Новосибирск кажется способным если не стать столицей, то уж, во всяком случае, встать на голосование. Что такое? Ну миллионное население, Академгородок, что там еще?
На соседних страницах атласа – две карты: Омск и Новосибирск. Примерно одного размера и даже рисунка. Точнее, чертежа: одинаковые клеточки улиц. За рекой та же штриховка, но под другим углом. Толстая синь великих сибирских вод: Обь и Иртыш. Почему же все-таки Новосибирск? Судорожно вспоминаю экономическую географию: Омск чуть ли не мощнее – нет, не то. И вдруг осенило: Омск – сибирский, слишком сибирский. В Омске чудятся областники и Достоевский, казаки и Колчак. На диком бреге Иртыша призрак Ермака – неважно, что севернее. Омск слишком богат историей по сравнению с соседом. Сосед, несмотря на название, скорее космополит. Скорее Ново-, чем -Сибирск, -Николаевск по первому браку. Новосибирск не несет в себе сибирскости и потому – самый реальный в Сибири претендент на столичность. Правда, это будет не столица, а некий новосветский “зе кэпитал”.
Остальные города Сибири слишком крепко стоят на ее почве. Тобольск, Красноярск, даже Тюмень. Красноярск чаще всех примеривается к стране: еще бы – и так обхватил ее почти всю поперек, по Енисею. Политологи подзадоривают: это же готовая модель страны, – как голосует Красноярск, так и вся Россия… Средний Запад, кстати, тоже считается типичнейшим регионом США. Красноярск – типичная столица Среднего Запада, Сибирский Чикаго. Дальше всего от столичности Томск, местный интеллектуал – в Сибирь вписан и вправлен: “Сибирские Афины”, университет-первый-в-Сибири, политех-первый-в-Сибири, один из центров сибирского областничества.
Впрочем, Томск никогда не претендовал даже на всесибирскую столичность, твердо зная свой участок великого Сибирского тракта: где-то посередине. Эта серединность обманчива. На окраинах города есть две улицы: в Томск входит Московский тракт, а выходит Иркутский. Именно так, не обратно: страна наклонена вправо, и власть скатывается на территорию по наклонной плоскости. Столица Сибири, расположенная на ее западе, закрывает Сибирь своим шлейфом, в центре – оказывается с постыдно завернутым подолом, приоткрывшим на западном ветру полрегиона. Поэтому дальше на восток идти вообще нельзя. Томск, утяжеленный гирей столичности, просто расколет страну: не вес, но рычаг будет слишком велик. Причем раскол пройдет даже не по Уралу, а по Оби. Иркутск: центр Восточной Сибири. Если вдруг такое случится, страна расколется уже даже не по Енисею, а где-то на отрогах Восточно-Сибирского плоскогорья. Владивосток: ну это уже будет столица в изгнании, на случай интервенции.
Итак, по широте до регионов, до Волги. На юге отпадает Юг: столичный Ростов равносилен столичному Техасу.
Идея кавказского Петербурга* привлекательно дерзновенна. Но если уж искать опыт Петербурга, то, строго говоря, это не Грозный: Грозный – Нотебург и Ниеншанц Кавказа. Для повторения петровского маневра придется забираться в горы, раскидывать план новой столицы по горным островам-останцам с пропастями вместо северных каналов. И едва ли удастся подобрать для города, взгромоздившегося на шило Кавказа, иные подпорки, чем те, что мостили финские болота. Главное: горный Петербург не будет столицей современной России, как болотный – современной его столичности страны. Из Петербурга Россия увиделась империей, а с гор – наверное, каганатом. И это, как ни жаль, будет справедливо и для Грозной столицы. Назад, на север!
Северный предел тот же, что и восточный: Волга. Померещившаяся Ивану Грозному Вологда – уже слишком Север: настоящий, не тот, что к северу от Москвы, а тот, что к Ледовитому морю.
Запад Центра закреплен Смоленском. Смоленск – весь крепость, с бойницами на Днепр. Смоленск – место для экспансионистской столицы с видом на Белоруссию, а если хорошее зрение – то и на Украину. А может, и на Польшу. Но такой столице и на Россию придется смотреть с крепостных башен.
Итак, центр очерчен. Внутри города будет конкурировать скорее не город, а принцип: под каждый принцип есть свой город: Петербург под западничество, Казань под евразийство и т.д. Есть и более экзотические варианты – например, пределом западно-федералистского принципа будет поиск предельно нейтрального, “не обремененного” Местом городка. Идеальное место для российской Канберры – если, кому-то, конечно, всерьез может прийти в голову идея прививать этот колониальный вариант в России – какой-нибудь Валдай. Во-первых, между Москвой и Питером, между двух полушарий, как и полагается “канберре”: (Канберра настоящая, напомню, – примирительный вариант между столицами Мельбурном и Сиднеем, так же стоит Торонто, да и Вашингтон – тоже между Севером и Югом). Во-вторых – если не “в-главных”, – Валдай лежит на знаменитом западном векторе: в других местах федералистам искать просто нечего. Но это, как говорится, уже совсем другая история.
* См. проект “The Terrible” (“Октябрь”, 2003, №4).