Опубликовано в журнале Октябрь, номер 12, 2003
Это первая серьезная попытка познакомить несетевого читателя с авторами, отобранными из литературного пространства Интернета. Стихи взяты из проекта «Национальная литературная Сеть», который объединяет ряд популярных русскоязычных литературных ресурсов в Интернете (www.stihi.ru, www.proza.ru и другие).
Альбина СИНЁВА * * * Роспись наскальную память взамен отдаст, мокрою тряпкой с доски письмена стирая. Марья Ивановна! Им настает абзац, тезаурус, бестиарий. Скоро в дверях толпиться им надоест, двинется в путь их караван непарный, весь алфавит, вся фауна здешних мест, ангелы и кентавры. Хмурый, небритый, проснувшийся кое-как, бог их лепил без скальпеля и перчаток. Братской могилы вымученный столбняк, перечень опечаток. Пальцев не хватит, чтобы перелистать, глазу остаться негде – одни помарки. Сколько нас умерло, лишь бы однажды стать первыми в зоопарке. Ставь запятые, покуда не замели прямо с урока в рай на последнем слоге - с койкой в ковчеге, в списке всея Земли, в дарвинском каталоге. * * * Все руины, трибуны и паперти смотрят в лица ангелам, играющим в высшей лиге. Пальцы стираются о страницы при попытке перелистать все книги. В небесах ползут трамваи и колесницы, по углам прорастают крапива и незабудки, и глаза саднят, давно перестав слезиться, от старанья прочесть все буквы. Не приходит осень, как будто тебя забыли посреди кошмара с флагами и шарами, в букваре, где мама шесть лет не стирала пыли, паутину не обметала, не мыла рамы. г. Воронеж Константин ПРОХОРОВ * * * Перегон от работы до дома Философский теперь атрибут. Посмотри, по стеклу лобовому Вверх от скорости капли ползут Образцом пересиленной лени. И напор мой творит чудеса, И неважно, в каком направленьи, – Все равно, как от слез, полоса. * * * Я эмигрирую из иллюзий и мимикрирую на Садовом. Москва в геморроях, зато Содомом Не станет. Подруг поднимает шлюзом На новый уровень, кстати, лестный, Недостижимый в заштатной школе. И, чтобы не думать, насколько тесно Селедкам, я притворяюсь солью. г. Москва Анна ГЕРШАНИК * * * Сперва беспокойство. В глубины ушли – Морские, земные – Все жители неба, воды и земли И твари иные. Прибита сухая травинка тепла к Обочине мая. Свои длиннопалые руки в кулак Деревья сжимают. Потом – полумесяц сверкнет золотой, И, тяжелоноги, На нас надвигаются черной ордой Татарские боги. Изломы зазубренных сабель блестят – Сверкание стали. Нас всех перетопят в дожде, как котят, Нас скоро не станет. И позже, когда отревет, отрычит, Отлязгает громом, Не нам прогнусавят отбой трубачи – Кому-то другому. И кто-то другой прогрохочет вперед, Насупясь по-бычьи. И рак милицейским свистком отпоет Все наше бесптичье. * * * Твое письмо опять летит ко мне, Танцующей на кожаном ремне Безденежья и пробок на дорогах. А что в ответ? – шуршащие листы С горчащим «ты», и струпья пустоты, И черные цветы – совсем немного. На рыбу Крыма с керченским хвостом Охотились то с пулей, то с шестом – Шестые чувства нам не изменили: Мы собирали звуки и слова, Чтобы потом – как кость из рукава – Влепить их в глаз заезжему аттиле. Теперь слова – пустая чешуя, Ракушечные холмики гнилья, Раскинутый про нас дождливый невод... Рыбачий быт – зачем оно тебе? Гудит архангел в заводской трубе И пеньем отравляет небо. Мне вот Прописывают лирику – она, Как та болезнь, что к нам завезена Утопленным испанским галеоном. Лови и ты дыхание мое. В нем – лирика, и вирусы ее Уже разъели душу и нутро нам. Но резкость наших страшных берегов... Но ржавчина клинков и скрип клыков... Но кровь морская – та, что крепче водки... И ты над пограничьем карт и виз Еще услышишь мой нептичий свист – Мой свист стрелы, пронзительный, короткий. г. Керчь Лена ЭЛТАНГ * * * не отводя крыжовенных зрачков ты мне читаешь список монотонный всех экивоков и обиняков высокий строй (терпенье камертона) все – наизусть как испокон веков мы к божествам читаем обращенья а я стою и плачу в три ручья нет! я стою и думаю в смущеньи вот это я? все это разве я? я вечно вру я в чай крошу печенье чего ты не выносишь боже мой а встреться бес (не мелкий не хромой) ложусь и с ним заради приключенья зачем тебе? иди себе домой пасти овечек с флейтой тростниковой нет! погоди прочти еще прочти прости мне сор и гонор бестолковый когда б я знала из стыда какого растет твой стебель высохший почти * * * душа сторожит мое тело а душу болван сторожит живущий в пинакле на гребне расстроенной крыши я тоже я тоже хотела в пинакле готическом жить но в этом спектакле он главный и должен быть выше я ночью по лестнице этой ведущей наверх на чердак крадусь неизменно болвана врасплох заставая а после курю сигарету над телом и счастлива так как будто из плена выводит тропинка кривая проснувшись жалею болвана несу ему плюшки и мед и черные мысли свои извиняясь что рано а он не слезает с дивана он щурится нежно и пьет как свежую прану холодную воду из крана * * * терцией выше – пиккола пчелка терцией ниже – пикколо жук к челке медовой черная челка ближе и ближе как погляжу плавится полдень он бесконечен дольше ли дольче тянет сверчок бросим динарий чет или нечет мой карбонарий карий зрачок эй андиамо в гранде малинник геть целоваться в гранде вода баста терзаться мой именинник белло рагаццо цаца айда г. Вильнюс Алексей ГАМЗОВ Полифем Со мной произошел козлиный гимн, Сказали бы ахейцы-острословы. Теперь мои страданья образцовы, И даже хор теперь не нужен им. Повержен переросток-овцепас. Валялись дураки, а также дуры, Горланили козлы, смеялись куры. Еще бы: не имев обычных глаз, Я, скромно заселявший свой сим-сим, Имел во лбу мечту любого мага И не стерпел огня – я не бумага. Теперь я вровень с автором своим. г. Кемерово Юрий КОНЬКОВ Божия коровка И дожевали, и допили мы, И доплясали, и довздорили. Деревья от земли отпилены, На части пустота разорвана. Почетно, годы компостируя, Достигнуть просветленья свального. Весельем брызжется гостиная, И тишиной пугает ванная. Светить – не минусы высвечивать, Летать – не молотить по лестницам. Нет ничего настолько вечного, Как кривизна рябого месяца. Глаза с утра затерты добела, А сердце бьется, если бьешь его. И жизнь летит, такая добрая, Как хищная коровка божия. г. Москва Дмитрий ЛЕГЕЗА Мать Герострата – Геростратушка, Геростратик, касатик, вставай, вот спички, спали-ка храм. – Маменька, умоляю, отстаньте, земная слава меня не касается... (Из Геростратовой спальни – храп.) – Сынуля, уже светло над Эфесом, город к полудню будет, что грелка, и от Кассандры дурные вести, виделось ей, будто парень в феске к морю по улицам гонит грека. Встань, да простит тебя Артемида, храм запалишь – и спи хоть неделю. – Маменька, вы не хотите мирно пищу готовить, вам все громить бы - сколько агрессии в хрупком теле! Ладно, пойду, все равно не спится, выдайте, мама, бензин и спички, все подожгу, разнесу под нуль, имя мое будет в черном списке, станут кричать: «Герострат – вредитель!» Этого, маменька, вы хотите? – Имя прославить? Хочу, сынуль! г. Санкт-Петербург Нелли ТКАЧЕНКО * * * Ночной прибой отложенных часов отменит все одним ударом – поздно! Упрямые указки изогнутся, смешаются просроченные цифры, а стрелочник пойдет их собирать и складывать в уме по всем карманам. «Тик» – вечность в бесконечности заклинит, «Так» – накренится кровля мирозданья, и в пустоту польется чье-то время, но кто-то ушлый быстренько подставит пустой дырявый денежный мешок. г. Самара Дмитрий КОЛОМЕНСКИЙ * * * С предпоследним дыханьем рождественских бурь Понимаешь ясней и ясней, Как сильна эта жизнь – стопудовая дурь, – Потому и не справиться с ней. Ты ее испытуешь стихами, гульбой, Изуверствуешь, мстишь сгоряча, Но она нависает, как меч, над тобой, А точней – ожиданьем меча. Ожиданьем того, что откроется лаз Или, скажем, отверзнется вход В темноту, где незряч самый пристальный глаз И беззвучен распахнутый рот. Глянув в это ничто без опор и границ, В пустоту, где что пой, что не пой, Ты юродствуешь, каешься, падаешь ниц Перед грязной, ничтожной, тупой, Но такой притягательной – до мандража Похотливого, до столбняка – Дурой-жизнью, которая, воя и ржа, Сохраняет тебя, дурака. Даже если почувствуешь: полный привет – Задержись перед вечной тщетой, Потому что и запах, и голос, и цвет... И шершавая твердь под пятой... г. Санкт-Петербург