С т и х и
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 12, 2003
* * * Ну, батюшки-светы, ох мачеха-мать! Хоть выколи око – ни зги не видать. Ни смысла, ни русла, ни прясла. Сюда завезло – и завязло. Пустыня пустыней, да снег – не песок. Окликли, попробуй, коль голос высок. В Алжире поет итальянка, а здесь не хрипит и тальянка. Куда ни поскачешь – кругом ни души. Живое забудется в мертвой глуши. Но чувства, как лошади в шорах, малейший исследуют шорох. Что пялишься мысленным взором во мглу? Неужто есть люди в медвежьем углу И что-то сквозь белую ночку Сгустится в неясную точку? Не мужняя муза, а черный мужик. Глазищами стрельнет да перышком – вжик. Слабо вдохновенье такое не встретить зеленой тоскою? Однако ни сталкера нету пока, ни четвероногого без седока. Мы здесь угнездились надолго и всё изучили. А толку? Остаться на месте, чтоб не было нас? Отчалисть, топор подложив под компас? Вернутьсоя к родному порогу? Да черт его знает, ей-богу! Их теология Во глубине тугой, недоброй она зависла подо мною. Трепещут жабры. Рыбьи ребра округлы, как борта каноэ. Ты вся глядишь завороженно наверх, где свет и воздух едкий, где желтый листик напряженный дрожит на глади, как на ветке. Ты вся прозрачна и текуча, ты, может быть, лишь сгусток влаги, подобно мне, но ближе к сути, как лист предшествует бумаге. Ты не на суше, не на дне и... и не отбрасываешь тени. Не потому ли нам роднее тела бесчувственных растений? Мы удержать себя смогли бы в твоей пожизненной кольчуге? Мы разной крови, чуешь, рыба? Пусти меня, чужое чудо!.. * * * Я знаю, что со мной произойдет. Так ясно, точно вижу даже даты. Сначала память, как болезнь, пройдет. Затем болезни кончатся когда-то. Уйдут друзья, привычки и года. Уйдут два чувства злых – вины и долга. Лишь разум не разрушится, когда душа замрет, любившая так долго. Готов прелестный повод для тоски, для торжества разнузданных элегий, чтоб, крепко сжав ладонями виски, поплакать всласть о прошлогоднем снеге. Не знаю, говорить ли что еще. Как телеграмма, опыт дилетанта: я не был, был чуть-чуть, и я ушел. Сюжет простой, но сколько вариантов. Загадка в том, что все-таки земля вращается, будируя натуру, и в том, как обновленная змея глядит на отработанную шкуру. * * * Провинция! Как провинился - суровый, поверженный звук, чужие и темные мысли, обломок забытых наук. Быть может, витийствуют листья и спорят с ветвями не в такт, но дерево, если и мыслит, то, видимо, как-то не так. Лишь ствол, бесполезный и павший, закончив сухою трухой, навеки становится нашим - умерший, но прежде живой. Мы мхом покрываемся рыжим, питательный гумус жуем, и ближе, но правильней – ниже к земле неподвижной живем. Не скифы и не азиаты, а с маленькой буквы народ - сказанья веками примятых, слежавшихся вместе пород. И там, в глубине сокровенной, покоя и времени нет, и корни, вгрызаясь в каменья, сплетают подспудный сюжет. * * * Сидишь над речкою в тиши, утратив мыслей рой привычный, и услышишь, как вода спешит и кровь шуршит в ушах ритмично. Неложным пафосом дыша, губа готовит небылицу, но трезво ленится душа, предпочитая удалиться. Прогулка Из дома вышел без ключей и стал стремительно ничей. Инициалы, телефон и адрес – вылетели вон, с трельяжным прежнее лицо не совпадет заподлицо, себя с собой ни дать ни взять не сыдентифицировать. Одетый в продранный мохер, прикрытый ношеным плащом, сей незадачливый мон шер твердил о чем-то ни о чем, как предземшара Велимир, всемирных шизиков кумир, сам для себя рожал кунштюк и ржал от разных праздных штук. Стоял и падал ясный день, болтали птицы дребедень, а он шагал под шум листвы, не чуя ног без головы. г. Казань