Опубликовано в журнале Октябрь, номер 1, 2003
(отрывок из журнальной публикации)
Средь шумного бала…
П у ш к и н
Сам знаю, что у этой на треть оборванной строки совсем другой автор. Но так было написано на полотняной ленте, натянутой между столбами через Ленинградское шоссе по пути из Шереметьева.
Конец марта девяносто девятого. Дымный воздух, ноздревато-грязные сугробы, разъезженная шуга мостовых. Ни намека на проблеск, на “чудное мгновенье… в тревоге мирской суеты”. Так что немудрено перепутать стихи, где “голос нежный… так дивно звучал, а “бурь порыв” колышет морские “валы”. Да еще сбивают с толку все эти явилась ты – тебя я увидел – я встретил вас, протянувшиеся сквозь столетие, от юного Жуковского до преклонных лет Тютчева…
Эпиграфу понадобился комментарий. Пролог обойдется без.
Десятое февраля девяносто седьмого. Последняя – перед Юбилеем – “круглая” годовщина гибели поэта. “Радиодом” на Малой Никитской. Холодно и рано. К половине девятого, судя по сумраку, “пополуночи”, для участия в “пушкинской” передаче приглашены три собеседницы: то ли владелица, то ли начальница издательства “Воскресение”, директриса подмосковного музея поэта и моя добрая знакомая Ирина Николаевна Врубель.
Издательство отметилось тем, что перепечатало шестидесятилетней давности “академическое” собрание сочинений Пушкина. Повторило при этом “репринтно” все прежние промахи и своих добавило. Зато раздобыло для последнего, восемнадцатого тома, того, где рисунки, обращенное к читателям приветствие-напутствие президента.
Музей – из новосозданных, вернее – из руин возрожден, поначалу на кристальном, можно сказать, энтузиазме.
А Ирина Николаевна многие годы возглавляла отдел в московском Музее Пушкина – книжные фонды и подаренные государству частные коллекции, о каждой из которых приключенческий роман рассказать можно.
Расположились в студии, за столом с микрофоном. Появился молодой, лет тридцати, журналист-ведущий, назначивший это деловое свидание по телефону. Познакомились. Услышав фамилию Ирины Николаевны, эрудированно поинтересовался, имеет ли она отношение к художнику, на подтверждение понимающе кивнул.
Предупредил, что разговор пойдет в “прямом эфире”, так что, если возникнут возражения или, там, замечания, написать записку и передать ему, вот бумага и ручки.
Готовность – тридцать секунд, десять, микрофон, начали…
С подобающей случаю светлой печалью в голосе ведущий напоминает слушателям о трагической дате русской истории. И представляет своих собеседниц. В частности, жену известного русского художника…
Едва сдержав изумленный возглас, поименованная таким образом пишет записку: “Известный художник Михаил Александрович Врубель умер в 1910 году”. И переправляет журналисту. Тот читает. Видно, что сконфужен, покаянно прижимает руку к груди, однако голос не дрожит, передача продолжается.
Минут десять спустя – “музыкальная пауза”. В эфире – романс, чуть ли не “Я помню чудное мгновенье”. Студийный микрофон отключен, И молодой человек умоляет ради Бога простить его, надо же так промахнуться! Клянется, что вот сейчас, через пару минут все исправит.
А затем предоставляет слово… вдове художника Врубеля…
Летом того же года филиал Музея Пушкина – на Арбате – посетили высокие гости: тогдашний российский премьер и всегдашний московский мэр. Заехали поглядеть-узнать: не надобна ли помощь в уже начавшейся подготовке к грядущему юбилею?
Визитеры не были снегом на голову. К их появлению подготовились. Все начальство музейное собралось при полном параде. Залы были надраены до алмазного блеска. Да и окрестные, так сказать, территории не забыли подмести-отмыть.
А напротив, через улицу, на здании, где банк обитает (соседство по нынешним временам вполне традиционное), – транспарант: “Я лиру посвятил народу своему…” Пушкин”.
До назначенного часа – всего ничего. А тут как назло нашелся – среди своих, “музейных”, – человек, своими статьями и книгами в литературно-академических кругах, скажем так, далеко не безвестный, который объяснил начальнику, что, конечно, народность пушкинских стихов сомнений не вызывает, только вот именно эта строчка – не его, а Некрасова. То есть с духом все в порядке, а с буквой – беда. Тот и обиделся. Вечно, мол, все настроение испортят.
А потом, обращаясь к “эрудиту”, произнес фразу совершенно загадочную: “А вообще-то, – говорит, – решать специалистам !”
По мне, так лучше бы на голосование поставил. На открытое. Среди подчиненных своих.
С тех пор цитата эта “пушкинская” полюбилась, в обиход вошла. В юбилейные дни ее можно было видеть на Большой Полянке, говорят, еще где-то. Объяснить это пристрастие резонней всего, вероятно, тем, что Музей-квартира Некрасова в Петербурге является… филиалом Всероссийского музея Пушкина, что на Мойке, 12, директор которого, соответственно, носит фамилию Некрасов.
“В поле бес нас водит, видно”…