С т и х и
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 6, 2002
Слушатель К июню, к июлю, но глянешь - и нет Почти уже снега, и тот, кто стихам Внимал твоим первым, выходит на свет В одной из обдорских окраинных ям. Хантыйская лайка по имени Чат,1 Из тьмы выступаешь ты, солнцем продет, Собачником задранный. Птицы молчат, Струятся лучи, и какой-то поэт Такой же вот ночью бывает зачат: Трубач, пианистка, трущоба, где нет Воды и от снега бело по углам. Земля повернется к созвездью Стрельца, Он выйдет на свет и глаза из лица Однажды изронит в такой же из ям, Но в этом ли дело, несчастный мой Чат? Вороны кричат, но поживы им нет, Где ребер оттаявших дуги торчат И тонут, впуская безудержный свет. Античный сюжет А любить здесь – пустынную землю узреть, Пережившую воды потопа: вот нить Солнце тянет сквозь тину, висящую средь Веток, коими небо судило обвить Мне древесные руки твои, – умереть Не дано нам, но лишь двуединым всходить Нескончаемым древом, чьи корни – в земле, Кроны – в небе срослись и горят, как в золе Струи хвороста, грея взошедшее дно, И шумят, повторяя, что корню во мгле Перегнивших их листьев хранить суждено. * * * Как будто венчанье в разрушенной церкви Вершится, как будто он валит сквозь купол, Наш снег, и трепещут прозрачным возможно В ответ ему, снегу, аминь не умея Сказать, два обрывка слепой паутинки, Разорванной снегом, но благословен он, Беспутный наш снег, снег, летящий сквозь купол. Новогодний натюрморт Висят две рыбы в сетке за окном. С глазницами, изъеденными солью. Чешуйки света в воздухе застыли И зимнее язычество рябины, И птичьей лапой телебашня замерла, Продетая в кольцо «Седьмого неба». В отечестве моем голодных нет, И нынче даже голуби и галки Рябину не клюют, роняя снег, Волнуя невода холодных веток. В отечестве моем голодных нет И делят пустошь снега вместо хлеба Пророки, что не явлены на свет По крохам собирать все то же небо. Помилуй мя, где в извести часы Остановили стрелки на одних И тех же цифрах в желтых коридорах, Где ветви, телебашни, рыбы спят, Соль в пустошах глазниц и циферблатов. 1988, общежитие Литинститута Вспоминая сияние И чешуею розовой пестрит Пустынный снег, и с нами говорит Подледной речью. Светящиеся колья ставит ночь, Уловлены мы в сети, и помочь Нам больше нечем. Месяц нисан Дети! Есть ли у вас какая пища? Ин. 21, 5 И струящихся веток ключицы, Все чернеют из окон без штор, Одичание в кровли стучится, Но глядишь на сияющий сор Как на берег какой: груда рыбы, Кораблец у слепящей воды И не ветки ль – изломы, изгибы Всякой жизни и всякой беды? Прогулка сумасшедшего На белом поле красный крест В ночи мелькнет тебе со «скорой» И станет разуму опорой: Вот поле, снег бескровных мест И в неизбывном тупике, Пускай не свет еще, но все же Вот крест уже – в глубинах дрожи, В низинах тьмы, в Его руке. Засыпая под дождь в обгоревшей квартире Там роща вдоль стены хворостяная В непреходящий ливень заперта, И в нем горит, ветвясь, напоминая Залепетавшие без умолку уста. И Моцарту в осклизлой снится яме Щелк соловья, разъятого огнем, И в чаше той с отбитыми краями, В последнем том убежище своем Он бродит по водам неугасимым, Как, прокаженный, в путь свой погружен, Казним своим бубенчиком озимым, В зрачках горящей рощи отражен. 1 «Чат» в переводе с языка ханты означает «черный».