Стихи
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 4, 2002
* * * Начало листопад берет, как крестный ход, во мраке - то и дело одна свеча зажглась, другая догорела. Но негасим небесный свет. Лес, точно Спас нерукотворный. И сохраняет плат узорный кровавый след. * * * Рукоположена земля осенним садом. А прежде голые поля лес одарил своим нарядом. Немногим с царского плеча к лицу одежка. В избытке бархат и парча. Все - чересчур немножко. * * * Все ради нас. И лес и поле, где скорчившийся, как от боли, терновый куст в снегу увяз. Он остается недвижим. Но, если куст заденет птица, когда она столкнется с ним, куст может вдребезги разбиться. * * * Пища духовная слаще насущного хлеба. Значит - в меня опрокинулось небо. Небо запало мне в душу, хотя принял его я за струи дождя. Счел кисло-сладкие соки за водяные потоки. Как ручейки в придорожной пыли, горько-соленые слезы текли. * * * Наутро солнце не взошло. Напротив, как мне показалось, корнями в землю проросло и там осталось. Быть может, им обзавестись решили черви земляные? В конце концов - все остальные без солнца могут обойтись. * * * Кто смерти не боится? Поднявшись в полный рост, под нож идет пшеница. А постовой - на пост. Под мышку взявши ватник, идет охотник в лес, идет в атаку ратник с копьем наперевес. Труднее жить иначе - как в заводи карась, подчас сидишь на даче, от ужаса трясясь. * * * Как будто многовековая история родного края на невысоком берегу увязла по уши в снегу. Когда снежок, ложась на поле, сбивался в кучу вдоль шоссе, она - знакомая до боли - являлась нам во всей красе. Угадывались очертанья в нагроможденье кирпичей. Как голос в зале ожиданья, в ночи набат звучал над ней. Не в силах уследить за смыслом, не разобрав отдельных слов, о нашем времени некислом кто походя судить готов? Солдат, от поезда отставший? Сошедший на берег матрос? Иль в церкви службу отстоявший, сребробородый Дед Мороз? * * * На маковках - кресты. На шпилях - звезды. Красоты единой ради - двуглавые орлы на спицах в стольном граде. Из мглы веков иная птица взглянуть на белый свет боится. С годами, сидя на гнезде, ослепла в полной темноте. * * * В отсутствии креста и полумесяц, и звезда играют не присущие им роли. Поземка треплет в чистом поле перестоявшие хлеба. Идет незримая борьба. Невидимые миру слезы сковали первые морозы. * * * Озимую повалит в грязь, все кости ей переломает, а что на славу удалась, об этом ветер знать не знает. Ржаное поле полегло. За тридевять земель отсюда чуть было нас не унесло туда, где за морем житье не худо. * * * Снег белый лишь на первый взгляд. На самом деле - черный, готов побиться об заклад, когда он подзаборный. Он по обочинам дорог - мозгами пораскинем - в конечном счете стать бы мог зеленым или синим? * * * Грязь налипает на подметки. Который год у нас ни зги не видно в околотке. Фонарь погас. Но, если приглядеться, можно во мраке разглядеть, как безнадежно и тревожно мерцает медь. В ночи над башней привокзальной - высокий шпиль. Подобен свечке поминальной ее архитектурный стиль. * * * Особенно начало запомниться смогло: тогда всю ночь стучало оконное стекло. Не в силах удержаться, в конце концов к нему решил я лбом прижаться и заглянул во тьму. Ни запаха, ни вкуса - бесплотная, точь-в-точь гигантская медуза, парит над миром ночь. * * * Лес кровью на корню истек. Насквозь прозрачным стать бы мог. Но кровеносные сосуды в отличье от стеклопосуды прозрачны лишь на первый взгляд. В них кровь, как мед. А мед - как яд. * * * Пейзаж осенний входит в дом. Громоздкий, будто шкаф зеркальный, с трудом пройдя в дверной проем, быт воссоздал патриархальный. Коврами устлан шаткий пол. В хрустальной вазочке - конфетки. И бьется, выпорхнув из клетки, в стекло оконное щегол. * * * В затылок дышит куст багряный, и долго дух его медвяный во тьме преследует меня. Я знаю, дыма без огня не может быть, но как от дыма глаза слезятся нестерпимо. * * * Кленовые листья легли на лопатки. На глине заметны листвы отпечатки. Посмертные маски с осин и берез снял, словно играючи, первый мороз. Навеки впечатала в мерзлую глину осенняя стужа сирень и рябину. * * * Сирень переживает бум. И превращается в изюм на солнцепеке. За исключеньем танца живота все остальное - клевета, злой вымысел в рассказах о Востоке. * * * Рисунок на чертеж не должен быть похож. Тут дрогнула рука. Тут карандаш сломался. Тут коршун свысока, как камень, вниз сорвался. И вот уже летит, в когтях неся добычу. Кричит. А крик его победному подобен кличу. * * * Тоска зеленая - сомненья ни капли нет на этот счет - как пруд, стоящий без движенья, куст молочая у ворот. Оттенки могут быть любыми. Но ни за что и никогда ни алыми, ни голубыми - куст у ворот, в пруду вода. * * * В чем каждый может убедиться, кто на крючок поймал леща? Глубокой осенью водица в реке уж больно горяча. Река, как баня водяная. В ней рыболовы поутру, иного способа не зная, готовят рыбу на пару. * * * Закон не писан рыбакам. Лодчонки жмутся к берегам. В ночи над чащей камышовой витает дух ухи ершовой. Когда костер давно потух, еще ее витает дух. Подолгу стойкий запах стоит на задних лапах. * * * Мошка роится на закате, изнемогая от жары. От ученической тетради смерть принимают комары. Поскольку более не в силах мы кровь напрасно проливать, с любовью станем вспоминать о фиолетовых чернилах. * * * Литература - не предмет. А то, чему названья нет. Со словом отчего-то работать неохота. Кропать стихи. Строчить роман. Смешно за словом лезть в карман. * * * Воды колодезной глоток, как сумеречный холодок: хотя ничуть не больно, поморщишься, поежишься невольно. Слегка плечами поведешь - вода в реке колючая, как рожь.