Стихи
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 8, 2001
Девятнадцатый век великий, а двадцатый будет счастливым. В. Гюго Счастье - это новая идея в Европе. Сен-Жюст
* * * На современном русском языке людей колбасит, плющит и ломает, и мне в моем закукленном мирке набор из грустных слов достался к маю: тоска, протест, ориентиры врозь, несбыточность, влекущая избыток усердия к тому, что удалось с одной или без всяческих попыток. Набор пора убрать на антресоль, достать оттуда летний - светлый, легкий, который за зиму проела моль. Почистить, подновить его, и - плохо ль - апрель - мажорный свет в конце зимы, щетина на лице Земли пробилась зеленая, и хлорофилл в умы уж должен брызнуть был, чтоб пестик вылез, тычинки, ореолы лепестков, но в современном языке - не спелось од радости, и мой набор таков, что в нем звучит неутолимый мелос. Весеннего призыва не смутясь, слова косят от долга - от защиты классического мира, что сейчас исчезнет, прямо как у Коперфилда. * * * Где будущего коготки? Царапины на улицах, как шпили, как стрелки, ход чертили. Где манки, что брали нас в пленительные скобки? Неистовых увеселений бес так радовал простым полешком в топке, вселял охоту к перемене мест. Вдруг - пауза, эндшпили, постпространства, которые, как низкий потолок, зависли. Если в состоянье транса компьютеры впадают, коготок каракули выводит, как кавычки. В них мир, как в пробках уличных, зажат - в контексте, в устоявшейся привычке бежать назад. * * * Хорошо, когда ад - не внутри, а снаружи: в хмурой власти, в подвздошной пружине дивана, в потолке, на котором виднеются лужи, в отключении веерном света и ванны, в комаре с тараканом, назойливой мушке, в волдыре от крапивы и ранке от терний, в русской чушке и в чурке нерусском, в верхушке, отчужденной от нужд многотысячной черни. Хорошо, когда ад не в подушке промокшей, не в гортанном комке, не во внутреннем жженьи, когда камень, на сердце забравшийся ношей, тошноту вызывает при всяком движеньи. Я запомнила раз навсегда, сколь токсичен яд отчаянья, зал ожиданий сколь гулок, когда день бесконечен, и мир безразличен, и не легче душе от тюремных прогулок. Рай, как праздничный рынок, цветистый и шумный, где взыскательный спрос предложеньем доволен: молока и клубники возьмет себе умный, целой бочкой вина запасется влюбленный, в мелких косточках рыбу спокойный пожарит, сувениров добавит в коллекцию путник, продвигаясь на мерно крутящемся шаре. Ну а я там ходила, играла на лютне. Антивирус Не слушаясь команды "место", вперед событий мысли цок-цок-цок нетерпеливо забегают вместо самих событий - глядя на Восток, мысль прискакала в город Ариэля, к истоку огнедышащей войны, где только искры вспыхивают, тлея, и камни древние накалены. А мысли разворачивают пламя, сворачивают снова, крикнув "мир", срок отодвинут, мысли скачут сами, как конь, что потерял ориентир. Чего просить, победы лиц свободных - особенная стать, мирская знать, отвыкшая любить себе подобных? Или желать победы тем, кто знать Закон всеобщий претендует - Тору? Дорогу в рай трактуют как резню - с Кораном, жизнь предпочитавшим мору. Плюс ящур, изничтоживший свинью. А я сижу с компьютером в обнимку, где сайты по-соседски верещат, и лишь Касперский брошен на поимку всех вирусов подряд. * * * Я - засушенная роза, замороженный карась, я, замученная прозой, силе воли отдалась. По лицензии желанья производит организм, будущее - сзади, в манне, сыпавшейся сверху вниз. Я теперь все время в гору, задыхаясь и молясь, лезу, как влезают воры в форточку, что поддалась. Шевельнуться - невозможно, закричать - накликать бед, я иду туда, где можно спать, не зажигая свет. Я гармонии добилась, в огороде ль во саду: бешеной коровке - силос, свинке - прочую еду. Время хвостиком вильнуло, износилась пена дней, жизнь извне меня продула, изнутри же жар камней оставляет соль на коже, напрягает группу мышц, что ночами всё итожит, теребит анналы лиц. Недостача накопилась, импульс вышел из тенёт, то ли что во мне взбесилось, то ли в мире что грядет. * * * Если надеть предмет по имени шуба, будет даже зима поганая люба. Выйдя в созвездье плюсов, минуя вычет, не моргнув, когда минусы кличут, кличут, мы тепло генерируем - так галактики начинают сближаться. (В научной практике все разбегаются в ужасе, прочь от взрыва, от космической стужи, ее наплыва.) Сочетаться теплом веселей, чем браком: нету полости, где б заводиться шлакам, ни наследства Адама - заболеванья "хочешь счастья, а получаешь знанья". * * * Как не хватает этого, а чего - не знаю, когда жажда неиссякаема, хоть и удовлетворима, когда ужин нельзя завершить чашкой кофе иль кружкой чаю в силу взаимогравитации нестерпимой. Все равно остаются с нелюбимыми и нелюбящими, с ними всегда оказывается сподручнее. Так что притяженье Земли преодолимо в будущем, но куда отслаивается всё тактильное, поцелуйчатое? Куда делись нескончаемые беседы? Неразличимость, где кончается я и начинается ты? Жизнь прогнулась, стала похожа на функцию синус, утомительную немоту, сутулость. Планка осела, над нею, как над могилкой, я сижу на корточках и не могу смириться. Как таинствен был мир в золотых прожилках, как теперь насильно закрыта моя граница. * * * Смотрю на людей, понимая, что глаз замылен: устарели, как мир компьютеров в час ротации, все заранее, даже юные, всем привили скорость распространения информации. Спрятавшись в норке, я стала зверьком пушистым, востроглазеньким, теплым, лишилась зуба, что-то остановилось вовеки и присно в мире грез, видимом мне отсюда. Переезды с места на место закрыли поле откровений земель неведанных, даже слезы ничего не выразят более, кроме боли. Остается жить, принимая позы. Перестрелки диких, пиар богатых посредине - пчелки, нанесшие лишку меда, он течет по улицам, и наводненье с градом подступает к портящимся народам. Мне из норки слышно, как свищет вселенский ветер, как летают камни, покрытые слоем пыли, у меня камин тут, и микроволновый вертел, и плоды творения, те, что сюда приплыли. * * * То жизнь фонтан, то полная запруда, то хвост павлиний вновь зашелестит архивной пылью - эка ж он зануда: Булонский лес давно уже закрыт, закрыты Ланды, Альпы, Пиренеи, Бургундия - всё это Китеж-град, потопленный с розарием, сиренью и с площадью Мадлен, и все подряд хвосты поотрывались у павлинов, фонтаны позасохли на корню, завис закат - завис, ядрён, малинов, но вот я в окна Windows смотрю, и в них все стратегические цели, рельефы, птицы в синий час утра повыстроились как на самом деле - проснулись и уже идут сюда.