Панорама
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 6, 2000
Книга с точным названием ∙ Денис Датешидзе. МЕРЦАНИЕ . СПб., 1999.
∙ Датешидзе — поэт неширокого диапазона. Формулировка его главного сообщения миру не претерпевает значительных изменений от стихотворения к стихотворению: “ Мозг в своем мерцанье вялом/ Мысль не ловит ни одну ”, “… Нету чувств настоящих. Другие, живите за нас! ”, “Скучно любить! Скучно быть человеком! ”, “Нет силы бодриться и “ звоном щита ”/ Приветствовать… ”, “ Я думал так: нам очень хорошо/ Бывает быть, когда нас как бы нет… ”. Сразу оговорюсь: только что сказанное — не упрек, а лишь констатация, ни тематическая узость, ни “ утомленно-скучающее ” мировосприятие не являются сколько-нибудь серьезными основаниями для обвинительного приговора. Примеры очень сильной поэзии, созданные даже из еще меньшего количества материала, у всех на слуху, на слуху они и у Датешидзе, на них он и ориентируется . К одному из стихотворений “Мерцания ” честно предпослан эпиграф из Георгия Иванова, к другим стихам таких эпиграфов нет, но строк с “ ивановской ” интонацией в них можно встретить много, пожалуй, даже слишком много: “Я послушен им, и никакого/ Не желаю ни добра, ни зла./ Так зачем? — за что? — все это снова —/ Пробужденье. Полумгла ”, “ И все слабее пронимает/ За две минуты перед сном/ Тоска по тем, “ кто понимает ”,— / “С кем можно говорить о том… ””, “А жизнь ползет или бежит,/ Не сообщив о том,/ Куда… Еще денек изжит… ”, “ И так бестолково кончается век;/ Но нет даже силы отчаяться .—/ Все слишком привычно. На улице снег./ “Как ныне сбирается вещий Олег… ”/ — Нигде ничего не меняется ”. Тем не менее стихи Датешидзе не заслуживают упрека в эпигонстве — в них, несомненно, задействован и личный душевный опыт, лицо поэта — подлинное лицо человека, а не примеряемая маска. И хотя ни новой музыки, ни сколько-нибудь оригинальных поэтических мыслей в них пока еще нет, они уже держатся на плаву и даже имеют собственное обаяние, а это уже очень и очень много. А некоторые образы и строчки определенно очень хороши и кажутся взятыми из каких-то настоящих, хотя пока еще до конца не услышанных стихов: “ Плотные тучи — натянуты, вздуты!/ Кажется город ночным кораблем… ”, “… И тогда я понял, что знаю/ То, что чувствовать бы могла,/ Воздух перьями разрезая ,/ Вдаль отправленная стрела… ”. К сожалению, пока можно говорить лишь об отдельных удачах: полностью совершенных, гармоничных пьес в книге нет, Датешидзе еще довольно далеко до настоящего мастерства, в каждом его стихотворении невооруженным глазом видны формальные или интонационные недостатки. К ним относятся и неточности (мелкие) языка (“ И в нарастающем нажиме/ распоряжаются душой/ лишь обстоятельства… ”, “Скольжу ногой по черным лужам ” (лужам настоящим, незамерзшим), “ …мучительно и туго/ Врастают … деревья ветками друг в друга ” , и более чем сомнительные, совершенно не совместимые со строем стиха переносы ( “ подтянуться раз пятнадцать без/ напряжения, почти лениво ”, “… Того, что ты еще не вся / Внутри! — и хочется тобою/ стать… ” ), и навязчивое пристрастие к уродливо-длинным, “ выпирающим ” словам ( “ высококачественная” , “ синхронизирован ”, “ полуностальгическом ” ), и неумение избегать совершенно неуместных читательских ассоциаций (“Весна. — Тарабарщина тела ” — искаженный Анненский, “Только б сидеть и следить без цели ” — Тютчев (хорошо еще, что рифма — не “ синели ” ), сюда же следует отнести
и слишком явную связь (неплохого!) стихотворения “ Нас одолела постепенно/ Любовь без крыльев и без стрел… ” с советским масскультовским шедевром
А . Кочеткова (“Как больно, милая, как странно/ Сроднясь в земле, сплетясь ветвями … С любимыми не расставайтесь,/ Всей кровью прорастайте в них… ” ), последнее особенно неприятно, поскольку всего за две страницы до этого автор иронизирует над другим подобным текстом: “ И пел “Только миг! Ослепительный миг!.. ” И отождествлялся с падучей звездою…/ И так “ романтично ” к бутылке приник… ”). Стоит отметить, что многие из этих недостатков суть “ фирменные знаки ” целого выводка питерских стихотворцев. В их кругу подобные “ особенности ” считаются достоинствами, необходимыми элементами “ современного ” стиля . ( Кроме уже перечисленных, в книге есть и другие, столь же характерные и “ необходимые ” детали: “ Только не Пушкин. Лучше — Кузмин… ”, “Я гостил месяцами в Содоме… ” , но они вставлены, по всей видимости, только из вежливости.) К чести Датешидзе следует сказать, что в школе питерских “poeta pygmaeus” (если пользоваться весьма неделикатным, но точным выражением критика Н . Славянского) он явно не “ первый ученик ”. Ему нужно сделать лишь несколько шагов, чтобы сойти с истоптанной тропинки и обрести собственный голос — кажется, он уже слышит его где-то вдалеке: “И слушаешь, даже не зная ,/ Какая симфония, чья ?.. / Так движется зелень лесная ,/ И блики… и струи ручья …/ А может быть, споры, рассказы? —/ Согласие в чем-то одном?../ Стремительны мысли и фразы,/ Но строй языка не знаком./ Куда там! — понять не умея ,/ Где — флейта, валторна, гобой…/ А кто-то — сильнее, смелее/ И все откровенней с тобой! ” Да-да, именно так — сильнее и смелее.
Отметим, что не все технические “ новшества ” , применяемые Датешидзе, неудачны. Довольно интересна рифмовка со смещенным ударением ( “ не там и не тут ” — “ просвечивают ”, “И живым ” — “ бледно-оранжевым ” ), быть может, в будущих своих стихах автор добьется с помощью этого приема более убедительного эффекта.
К числу достоинств книги следует отнести и выбор ее названия . С одной стороны, оно перекликается с несколькими местами в тексте (одно из них, самое характерное, уже цитировалось в самом начале, вот второе: “ …холодный закат/ Висит над Невою: на волнах тяжелых —/ Мерцанье неровное ” .), с другой — полностью соответствует общему тонусу книги: несмотря на все недостатки, огонек поэзии в ней есть — он чуть тлеет, мерцает, но все же, несомненно, живет. Хочется надеяться, что он будет жить и дальше. Ведь (по слову Осипа Мандельштама)
Сколько бы им ни хотелось мигать,
Могут они заявленье подать,
И на мерцанье, писанье и тленье
Возобновляют всегда разрешенье.Л . АРСЕНЬЕВ