Владимир БЕРЕЗИН
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 4, 2000
Владимир БЕРЕЗИН Зверьё
“ Смерть тараканам, скидки инвалидам ”.
Объявление в газетеЗверье в массовой литературе легко делится на две неравные группы — помощников-симпатяг и монстров-убийц. Симпатяги всегда малочисленны, гады — плодовиты.
Положительные звери-персонажи, как правило, теплокровны и мохнаты. В первую очередь это собаки — вот вам “Ко мне, Мухтар! ” и его американский вариант “К -9” , а также тягучий, как тянучка, австрийский вариант на ту же тему.
Теплокровность и мохнатость, впрочем, не безусловно обязательны: три бестолковых поросенка все же побеждают вполне волосатого волка. Да и поросенку Бейбу свиная щетина не помешала стать любимцем кинозрителей.
Еще одним исключением из правила теплокровности и мохнатости стали гладкокожие дельфины. Раньше они, как это описано в “Разумном животном ”
Р . Мерля, сопротивлялись планам империалистов поставить их на военную службу, теперь вместе со старшими братьями — людьми борются за экологию.
Что касается фэнтези, то там мало зверей, а есть существа: ну, скажем, знаменитые толкиеновские хоббиты. Фэнтези вообще следует тем философам, что распространяют понятие “ душа ” на все живое. Конечно, биологически слово “ зверь ” суть то же, что млекопитающее, однако в массовой культуре оно почти заменяет слово “ животное ”.
Даже космический гость Альф — не зверь, а существо.
В фантастических фильмах правильные звери — это мохнатые, похожие на болонок или медвежат создания, какими были, например, гремлины, пока их не накормили после полуночи. Но, как всякие положительные герои, мохнатые симпатяги в своих проявлениях не так интересны. Они скорее ослабленная, требующая защиты и отвечающая преданностью копия людей. Это недолюди. Просто братья, хоть и меньшие. Кинг-Конг из великана-терминатора превращается в несчастную жертву цивилизации, потому что он существо пушистое. Даже в американских фильмах, снятых по мотивам фантастического романа Пьера Буля “Планета обезьян ” , умные обезьяны, соперничающие с людьми, на поверку оказываются эвфемистическим наименованием не то индейских, не то негритянских сообществ. Почти друзья .
Вот враг — другое дело. И приоритет в создании животного-врага принадлежит именно фантастике. Воевать со зверем в условиях реальности, в обыденной жизни невозможно. Давление “Greenpeace” , западной системы стереотипов давно вытеснило сюжет драки не на жизнь, а на смерть, что вели Старик и Большая Рыба.
В фантастике виды неисчезающи, и, помимо двуногого мыслящего, врагом может стать самое невероятное существо. Набор признаков врага в фантастике легко вычисляем — подобно “ арафаткам ” , саддамовским усам, длинным шпионским плащам вкупе со шляпами и темными очками, которыми наводнены комедийные американские фильмы. Этот набор есть классический набор ксенофобии.
Во-первых, враг похож на насекомое. Сразу надо оговориться, что разницы между насекомыми и членистоногими рядовой читатель и зритель не видят. И видеть они не обязаны, они все-таки не зоологи. Насекомые же — класс беспозвоночных животных типа членистоногих. В массовой культуре опять же эти тонкости стираются и можно употреблять любой термин. Все едино.
Зверь-враг есть совокупность хитина и какой-нибудь отвратительной жидкости, сочащейся изо рта (ртов). Хитин можно заместить на кремниевый панцирь, по венам погнать кислоту — это сути дела не меняет.
Во-вторых, как всякая чужая популяция, и насекомых в том числе, враг многочислен. И плодится он качественно иным способом — страшнее, когда он вылупляется из яиц. Это подчеркивает его “ чужесть ” человечьему племени.
Он неиндивидуален — каждая особь взаимозаменяема. Отвлекаясь от зверья, надо заметить, что военная пропаганда одной из главных своих задач всегда имеет деперсонализацию чужого солдата — иначе убивать труднее.
Идеальный враг похож на огромного таракана-убийцу.
Издавна, кстати, в России таракана звали прусаком, а в Германии — русским. Недавно один человек купил средство от тараканов арабского производства. На нем изображен маленький таракан. В ермолке.
Таракан давно уже стал мифологическим животным мировой литературы. Высказывается, например, такая мысль: герой знаменитого рассказа Кафки “Превращение ” стал не каким-то странным насекомым, а именно тараканом. Это объясняет многое.
А следы таракана можно найти на любых страницах, как ни метафорично это звучит. По сообщению Большой Советской Энциклопедии — издание второе, синее, — в Индонезии существует даже порт Таракан с нефтепромыслами и развитым рыболовством. Так это или не так сейчас — нельзя судить с полной определенностью. Слишком много странных сведений заключено в этом солидном собрании томов.
Таракан же, наш сосед, существует определенно. Вот он — побежал, шевеля своими тараканьими усищами, что хорошо рифмуется со словом “ голенища ”.
Под тараканий шорох времен менялись герои в русской литературе. Когда русский интеллигент перечитывал ее, классическим дополнением к пейзажу служила следующая деталь: на его кухне тараканы играли в салочки, с грохотом бегая по мятой бумаге.
По-настоящему в беллетристике они появились в описаниях гражданской войны. Говорить о них ранее было дурным тоном или же почти гротеском.
В конце булгаковской пьесы Хлудов говорит: “Я не таракан, в ведре плавать не стану ”. А вокруг него кипит жизнь под вывесками: “Sensation a Constantinople! Courses des cafards! Races of cockroaches!” Жизнь под крик: “ Тараканы бегут по открытой доске с бумажными наездниками! Тараканы живут в опечатанном ящике под наблюдением профессора энтомологии Казанского императорского университета, еле спасшегося от рук большевиков! ”
Усатое домашнее зверье живет под чьим-то наблюдением и в другом творении. Имя ему — “Похождение Невзорова, или Ибикус ”. Но и там появляется какая-то Фигура и произносит: “Жульничество! Артурка пивом споил Янычара! ” Артур же в отчаянии кричит: “Где вы видели когда-либо пьяного таракана? ”
Да видели! Сам я, сидя в кухне, наблюдал одного такого, ковыляющего походкой негодяя, опившегося дихлофосом. К кому не приходили тараканы-беженцы? Те, что спасаются от соседской потравы, — вот, вот, прибежали, родные… Не берет дихлофос наших тараканов, они только косеют от него. Говорят, они не боятся радиации, и толпы мутировавших усачей в белых хитиновых панцирях расползаются от реакторов. Нечисть плодится и множится .
Некоторое время назад в Москве появились американские тараканы. Черные, в два раза крупнее своих отечественных собратьев, они были привезены как диковина. И правда, они обладали почти членораздельной речью и за это продавались на Птичьем рынке по полтиннику за штуку. Гости расплодились со скоростью австралийских кроликов. Одна застенчиво-интеллигентная дама с ужасом вспоминала, как в коридоре собственной квартиры встретилась с заморским чудищем и негодяй стал фыркать на нее.
Недолгие размышления над фильмами ужасов приводят к выводу, что наибольший страх вызывают представители наиболее совершенного по сравнению с нами биологического вида. Одним словом, насекомые и членистоногие. “Таракан, таракан, таракашечка… ” — речитативом повторяют детские стихи. Чуковский оказался провидцем — таракан стал героем.
Есть, правда, среди зверей-врагов еще и крысы. Крысы иногда кажутся даже противнее, потому что имеют преимущество перед человеком, играя с ним на одном поле — среди живородящих. Это изверги группы пушистых и теплых. Но все же человечество готово примириться с крысой и даже ввести в качестве мудрого персонажа в литературу.
С тараканом — иное. Плюшевых тигров в детских магазинах сколько угодно, но невозможно найти плюшевого таракана. А ведь нет ни одного свидетельства смерти человека от лап таракана, но от лап и когтей тигра — сколько угодно.
Никто не несет ребенку в подарок славную усатую игрушку.
Именно женщины особенно переживают от вида тараканов. И в этой связи интересен мотив “ изнасилования” женщины космическим тараканом. Героиня космической саги о “Чужих ” А . Д . Фостера Элен Рипли проходит именно через это.
Чужие действительно наполнены кислотой, прожигающей всё и вся, действительно в них заложена иррациональная агрессивность, отнюдь не всегда связанная с продолжением рода, охраной потомства или голодом.
У Чужих есть матка, стройная, насекомовидная система размножения, плодовитость, загадочность цели существования . В общем, это классический враг — таракан, преобразившийся в гигантское хвостатое и зубастое существо. Вот цитата из одного романа: “Огромная голова на длинной суставчатой шее прижалась к груди, и морды существа видно не было, а шипастый гребень на черепе возвышался над туловищем. Шесть членистых конечностей плотно прижались к телу, многометровый хвост, свернутый в кольца, безжизненно лежал на полу зала. От туловища отходили две полупрозрачные трубы, теряясь где-то в темноте. Свет фонарей отражался от матово-хитинового покрова чудовища… ” Это тараканья матка Чужих.
Произведенный от такой матери таракан непобедим, как Джеймс Бонд (или Джеймс Бонд непобедим, как таракан). И непобедим так же, как Чужие. Битва с ними вечна, на радость писателям и кинематографистам.
Книги о Чужих, мутировавших тараканах, обладая сюжетной незавершенностью (главным качеством любого сериала), по сути — фрагменты большого повествования .
Истребление зверя-врага бесконечно, как бритье, и безнадежно, как выведение тараканов. Невольно вспоминается одно рекламное объявление: “ Избавим от тараканов навсегда. Гарантия полгода ”.
Рассказы о космических тараканах плодятся, как вариант фантастических романов Гаррисона, как ходилка-стрелялка, беллетризованная компьютерная игра в стилистике незабвенного “Duke Nuckem” а. Персональная корректность этой игры заключалась в том, что врагами игрока становились мутировавшие свиньи с дробовиками, демоны и уроды. В предшественниках “Duke Nuckem” а, например в “DOOM” , битва шла с людьми. Игрок убивал себе подобных. В этом принципиальная разница.
И в финале таких виртуальных побоищ именно тараканоподобный монстр выглядывает из-за угла.
Вот и сейчас, когда я пишу все это, представитель неистребимого племени высунул голову из-за плинтуса, пошевелил усами, огляделся и побежал через кухню.
Я всегда был противником эсеровских методов. Пусть живет.
∙