Стихи
Владимир САЛИМОН
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 2, 2000
Владимир САЛИМОН
Без видимых
на то причин…
* * * Нас напугала туча грозовая ,
воронья стая ,
поднявшаяся в небо столь поспешно,
что тотчас стало нам известно:
сопротивленье — бесполезно
и отступленье неизбежно.
Чуть свет потянутся повозки,
вслед за подводами — телеги,
в них будут свалены на доски
кровоточащие калеки.
На историческую свалку
свезут и бросят всех вповалку.
Неотвратима Божья кара.
Но в ожидании удара
я вскинул руки поневоле
во чистом поле.
* * * Недаром у Екклесиаста
встречаются столь часто
тщета и ловля, ловля и тщета.
А то бы я не понял ни черта.
И участи своей не устрашился .
И нашей нищеты
не устыдился ,
хотя бы солнце обожгло кусты
и опалило редкие деревья ,
становья ближние и дальние кочевья .
Пустило по миру цветущий край.
Сейчас — ложись и помирай!
* * * Перво-наперво сын человечий
сбросил плащ я и кровью овечьей
вволю жадный песок напитал.
Словно Феникс из пепла, восстал
и могучие крылья раздвинул,
плащ, который на землю я скинул,
на ветру зашумел.
Многих славных мужей разглядеть я сумел.
Многих агнца невинного жаждущих крови.
Губы сжаты, и сомкнуты брови.
В тишине гробовой
окружен я теней молчаливой толпой.
Неотступно бредут по пятам,
точно рыщут по следу,
дабы сжить нас со свету:
Менелай и Парис, Ахиллес и Приам.
* * * Свет отраженный ярче, чем прямой.
Во тьме ночной — особенно зимой.
Когда луна восходит над холмами
и свет ее овладевает нами.
Столь широко простерлась власть,
что часть
народонаселенья
не в силах скрыть внезапного волненья .
Мы от восторга, идучи ко сну,
не ровен час завоем на луну.
* * * Дождь вызвался в проводники.
Мы шли недолго берегом реки.
Намного был длиннее путь
во ржи по грудь.
В той самой ржи,
в которой мало что ужи —
гадюки
хватают нас за брюки.
* * * В хитросплетеньи сна и яви
мы разобраться в полном праве
и отделить повторно
от плевел зерна.
Полову горькую и кислую мякину —
примерно половину
от общего количества пшеницы
погрызли мыши и склевали птицы.
Другую половину съели сами
за зиму бабы с мужиками.
По горстке — без обмана —
перетаскали всю пшеницу из чулана.
* * * Все по порядку —
в точности, как,
переступая с носочка на пятку,
холод ночной удалился в овраг.
Где оставался весь день недвижим.
Если б охотой грибной одержим
не был я нынешним летом —
не догадался б об этом.
Бог его знает — куда запропал
ветер, который деревья трепал,
дождик прошедший,
морозец вчерашний,
пар, до полудня стоявший над пашней.
* * * Под натиском дождя
лес пятится, хотя
тому уже лет двести,
как топчется на месте.
Развесистые сосны
не то чтоб слишком косны —
консервативны, может быть.
С годами поумерив прыть,
становятся упрямы
стареющие дамы.
Не в очевидном убеждать —
лелеять, холить, ублажать
их целесообразней.
Чем дальше в лес, тем больше дров.
А чаща — непролазней.
* * * С тяжелым скарбом на плечах
в потоке беженцев, в толпе переселенцев —
каких-нибудь албанцев иль чеченцев,
евреев многоопытных в вещах,
подобных столь ужасному исходу, —
мелькнут и канут, точно в воду.
Исчезнут без следа.
Но я запомню раз и навсегда,
как виденное мною многократно:
куда бегут, откуда — непонятно.
Хотя нам неизвестен их маршрут,
однако ясно — что бегут.
Она за осликом не поспевает следом,
с младенцем на руках за старым дедом,
прижав к груди бесценный груз.
На тонкой шее — нить дешевых бус.
* * * Изюминки не обнаружу,
где ей от века должно быть,
и вот уж бранным словом душу
рискую погубить.
Хлеб наш насущный.
Век наш недужный,
вконец больной —
отец родной.
* * * Цикута, если таковая —
трава, растущая у края
участков дачных кое-где,
пренепременно быть беде.
Ожоги или отравленья
опасней прочих — малышам,
хотя они у пап и мам
защиты ищут от рожденья
.
Мальцы цепляются за нас.
Я ощущаю в грозный час,
насколько цепки и крепки
их крохотные коготки.
Они едва покажут когти,
а мы уже кусаем локти.
А мы, со страху ошалев,
насилу сдерживаем гнев.
Когда сдержать себя не сможем,
мы на коленях их разложим
и выпорем ремнем
однажды —
судным днем.
* * * Новый быт
позаброшен, позабыт.
К прошлой жизни нет возврата.
Вижу, выйдя в огород,
в лопухах торчит лопата,
подперев небесный свод.
Небо низкое над нами
зарастает лопухами,
так как много лопухов
вознеслось до облаков.
* * *
Евг. Блажеевскому
Грядущий век не по зубам —
я понимаю по губам,
как если бы глухонемого
я азбукой владел немного.
Иль просто так —
на всякие был выдумки мастак —
присочинял охотно
все, что угодно.
Сон сладкий и ночной кошмар.
Пожалуйста — лесной пожар.
С утра до ночи будут звери
ломиться в запертые двери.
* * * Все псу под хвост —
и звонких струнок перехлест,
и переплет тончайших нитей —
бессмысленная череда событий.
Когда, сменяясь всякий раз,
мелькают имена и даты,
такой поспешностью для нас
всегда последствия чреваты.
Не торопясь — желанье есть —
до сути дела докопаться ,
по древу белкой растекаться .
Бог весть,
орлом парить иль рыскать волком,
овечью шкуру изодрав по елкам.
* * * В разрывах редких солнца луч
лазейку ищет между туч,
но, отыскав ее, быть может,
мою печаль он приумножит.
Я в свете истинном боюсь
увидеть без обмана —
в конце концов сгубила Русь
не злая воля басурмана,
но — дырочка на дне кармана.
В прореху быстро утекло
все то, что прежде руки жгло, —
не без излишка
имевшееся золотишко.
* * * Все — звук пустой.
И Дух Святой,
во всем согласный Божьей воле,
зря ищет ветра в поле.
Напрасно тщится
навеки воссоединиться .
Все попусту — напрасный труд
в моей душе искать приют.
Укрытья нет от злостных козней,
междоусобных розней,
братоубийственной вражды.
Унынья и нужды.
Ему убежищем едва ли
сердца измученные стали.
И нержавеющую сталь
снедает тайная печаль.
* * * Весна
тянула жилы,
как будто наши силы
решилась испытать она.
Уменье противостоять
любым невзгодам,
легко себя уподоблять
цивилизованным народам.
Черты, которые видны
и глазом невооруженным.
Отчетливей со стороны —
униженным и оскорбленным.
Соседей наших с давних пор
обуревает жажда мести,
хотя пора оставить спор
о совести и чести.
* * * Первопричина
не столь важна,
но безутешен Сатана,
лишенный Ангельского чина.
Причинно-следственная связь.
Она, как грязь:
свернешь с пути, сойдешь с дороги —
сейчас увязнут ноги.
* * * Детей, бегущих от грозы,
веселых рыбарей и землепашцев хмурых,
кобылок сивых и каурых,
забредших поутру в овсы.
Увековечить полотно
реки излучину должно.
Река петляет непрестанно.
Увидеть более чем странно
что может пурпурная медь
осенний лес запечатлеть.
И воплотить гранита глыба,
хотя нема она, как рыба,
вечно живой,
бессмертный образ твой.
* * * Дружки-дружочки
отмаялись без проволочки.
Отмучились мальчишки —
одни остались книжки,
картинки и пластинки.
Когда бы я решил ботинки
носить на босу ногу,
быть может, понемногу
привык к торчащим тут и там
свинячьей кожи лоскутам.
* * * Муравьишка окаянный
угодил за воротник.
Был я трезвый, а не пьяный,
но щекой к земле приник.
Приложился ухом.
Навалился брюхом.
Потому что все плотней
норовлю прижаться к ней.
.