Панорама
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 11, 2000
Драматическая трилогия . Э. М. Лындина. ОЛЕГ МЕНЬШИКОВ. (Серия “Мир кино”). М., “Панорама”, 1999.
. Прежде всего — цитата: “Странный танец… Вполне современный на ту пору, в нем движения и рока (здесь и далее курсив мой.— О. Д.), и твиста, и шейка. <…> Парень пляшет, выкручиваясь, выламываясь, отшвыривая в сторону руки, ноги, запрокидывая голову, словно в изнеможении от собственной немоты. Гибкое тело передает нарастающий поток “слов”, которые парню надо высказать, выговорить, вышвырнуть”. Держу пари, что, скажем так, у среднестатистического любознательного читателя вместо точки в конце цитаты встает нереально большой вопрос: что бы это значило? Танец дауна? Или инвалида? На отечественных протезах. Или, может быть, это песня немого? Нет, уважаемый читатель: ни то, ни другое, ни тем более третье. Просто-напросто кинокритикесса Э. М. Лындина так описывает танец Олега Меньшикова в роли классического нигилиста из фильма “Полеты во сне и наяву”. И внимательному читателю остается только риторически задать вопрос, например о том, какие именно движения характеризуют танчик под названием “рок”, и, не получив ответа, удивиться такому разудалому словоупотреблению…
Итак, о заслуженном артисте РФ, давно уже прозванном великим и народным, появилась книга. И вышла в свет семитысячным тиражом. И всё бы хорошо, да только плохо всё… Впрочем, справедливости ради сначала о хорошем.
Книга достаточно аккуратно и современно издана (даже штрих-код на обложке имеется). Это несомненное достоинство. Книга офсетно иллюстрирована (большего сказать нельзя). Это тоже достоинство. Книга содержит весь “список Меньшикова”: полный перечень его работ на театре, а также фильмографию и “призографию”. Это большое достоинство. Третье. А четвертое и, к сожалению, последнее состоит в том, что книга последовательно излагает несколько малоизвестных фактов, которые, как свидетельствуют фанаты О. М. со стажем, действительно имели место в жизни Олега Евгеньевича Меньшикова. Ну а теперь — о главном, извините, о недостатках.
На первый взгляд 496-страничный фолиант выглядит весьма солидно, можно даже сказать — документально-монументально. Но уже на второй становятся заметны фактические неточности, отмеченные и самим героем (в одном из его немногочисленных интервью), и просто-таки чрезмерная авторская субъективность. На третий же взгляд внимание “зависает”: тормозит его постоянное ощущение шероховатости, иначе говоря, элементарного нарушения правил русского языка. Например, сочетаемости разных языковых уровней: “острые глаза”, “срез души и сердца”, “багровый цвет затылка”, “броня нарочитой иронии”, “молчаливые взрывы темперамента”, “эротика утвердилась в правах гражданства” и тривиальное — “положа руку на сердце и спустя годы…”. Это только несколько случаев неадекватно выраженной мысли, а их не один десяток, и первый из них, безусловно, возглавляют словосочетания “тыльная сторона театра” и “модная маршевая песня”: какой-нибудь сатирик, думаю, не без удовольствия приписал бы их себе. Далее — банальная тавтология: “яркая зрелищность”, “скучноватая текучка”, “однодневка средней руки”, “живая жизнь”, “звучный резонанс” и т. д. и т. п. Впрочем, остановлюсь: все вышеназванные отступления от языковых норм можно было корректно не заметить, если бы автором книги являлась какая-нибудь влюбленная девочка, а издательство называлось как-нибудь попроще, но автор книги — кинокритик, а издательство зовется “Панорамой”. (К слову сказать, екатеринбургский неформальный сайт “Олег Меньшиков”, который придумала двадцатилетняя поклонница О. М., и тот составлен грамотней и логичней.) Но те нелепые образы, которые построены на основе необдуманно расширенных фразеологизмов, не заметить нельзя (я бы назвал их — “сексуально ориентированными”): “В страстной картине Михалкова (имеется в виду фильм “Утомленные солнцем”.— О. Д.) Меньшиков не мог, как прежде, оставаться в привычном для него безлюбовном пространстве (? — О. Д.), отводя женщине место где-то на самом дальнем ярусе”; “Кирик — любитель горячительных напитков и дам постбальзаковского возраста, тех, кто не слишком разборчив в выборе партнера (! — О. Д.)”. Или такой образ: “Утомленные солнцем” можно изложить всего в одной фразе: Никита Михалков распался на две платоновские половинки <…>, и одна пришла арестовывать другую… С виду брутальный, а душой женственный большевик, жесткий, но истеричный дворянин-энкавэдэшник, оба сентиментальны и мечтательны, оба время от времени впадают в буффонаду. Один характер на двоих, знак непонятно чего (!!! — О. Д.). Михалков играет в фильме комдива, и был бы шестнадцатью годами моложе — наверняка сыграл бы Митю”. И еще один коллекционный образец: “Должно быть, каждый знавал то драматическое чувство, когда выстроенный, вымечтанный хрустальный замок любящего в секунду рассыпался по земле с печальным звоном, оставляя груду осколков, о которые только поранишься. Скорее бы их собрать и вынести вон… Но человек продолжает барахтаться среди колючих жалких черепков, страшно двинуться, чтобы не наступить, не уколоться: тогда сразу хлынет кровь…” Уходя от комментариев этих и подобных речевых оборотов, надо заметить, что до такой безумно-бездумной буквализации никакой сатирик еще не дорос. Впрочем, как и до тех новообразований, которые, выражаясь словами автора, “утомили словесным обвалом” полушария головного мозга рецензента: ни в одном словаре я не нашел ни “монотанца”, ни “посегодня”… Но считать их продуктами некорректности корректоров нет никаких оснований, ибо по крайней мере один из “неологизмов” употреблен, выражаясь опять же словами автора, “многожды”. Что ж, примем их за “своеобычные” авторские эвфемизмы.
Видимое-невидимое количество речевых погрешностей, а порой и настоящих речевых грехов создает невероятную трудность для восприятия книги даже не “утомленными” полушариями. (О “художественно-эстетической” составляющей рецензент вежливо промолчит.) И самый преданный фанат Олега Евгеньевича на седьмой же странице, глазом не моргнув, тут же и предаст своего кумира, вернее, вербальное (и кривоватое) отражение его жизни. А книгу — предаст забвению. И прикасаться к ней будет только пылесос.
P. S. Книга Эльги Лындиной посвящена светлой памяти ее родителей. Отнюдь не умаляя этого факта, свой собственный экземпляр я посвятил еще и здравствующему доктору Л. М. Майдановой, признанному гуру стилистики и русского языка факультета журналистики Уральского госуниверситета (последний имел счастье закончить рецензент), ибо книга нуждается как в срочном теоретическом “диагностировании”, так и в немедленной практически-стилистической “госпитализации”. Чем рецензент и намеревается в самое ближайшее время заняться, ибо о таком органичном и энергичном актере, как Олег Меньшиков, не должно быть такой органично-ограниченной и вялой книги. По определению. Закона сохранения энергии, если хотите.
. Игорь Сукачёв. КОРОЛЬ ПРОСПЕКТА. М., “ЛЕАН”, 1999.
. У Гарика вышла книга. Вернее, целых шесть тысяч. Отлично изданных и оформленных (браво, издательство “ЛЕАН”, молодец художник Якушев!). Правда, в навязчивом супере. Под, казалось бы, не менее навязчивым названием “Король проспекта”. Хотя если вдуматься в смысл заглавного стихотворения, то кажущаяся навязчивость обращается в неуловимую обаятельность: “Я — король проспекта, / Я стою здесь давно. / Я промок и продрог, / Но мне все равно. / <…> Да не пьяный я, просто гуляла бригада, / <…> Только в тачки гады не содят, хоть удавись”. Кстати, о бригаде, что “в переводе с французского” значит: “производственный коллектив, выполняющий определенные работы”. В 1984 году Сукачев создает, как известно, не просто “производственный коллектив”, а, по справедливым замечаниям рок-музыковедов, целое музыкальное направление: “Ломаный ритм, сценичность действия и персонажей, оригинальность текстов, органичный синтез интонаций “горячего” джаза и современной рок-музыки…” Недаром тождественным названию бригады стало словосочетание “Оркестр пролетарского джаза”. Абсурдистское, оно реально выражало все жанровое многообразие Гариковой музыки. И это словосочетание, мне кажется, особенно точно выражает полифоничность его книги, ибо каждой ее странице сопутствует то гротесковый, то патетический сукачевский саунд.
Книга состоит из 36 текстов песен (семи “бригадовских” и “неприкасаемых” альбомов), 55 стихотворений и текстов (внеальбомных) песен разных лет, 12 рассказов, 11 “Заметок баталиста”, пяти просто заметок, одной сказки и синопсиса неснятого фильма “Дитя”, а также из подробного досье Гарика, дискографии, перечня супергруппы “Неприкасаемые” (почти каждый член которой, кстати говоря, имеет высшее или среднее музыкальное образование) и выразительного предисловия режиссера Митты (“Если бы химики научились разлагать московский воздух не только на химические элементы, но и на элементы жизненной активности, они всегда обнаружили бы крупицу этой сукачевской энергии жизни”). И еще из 80 фотоматериалов, среди которых встречаются копии подлинных раритетов, например, грамоты Куйбышевского РК ВЛКСМ, награждающего “Бригаду С” “за работу по коммунистическому воспитанию молодежи 14 октября 1987 г.”. Гарикову “работу” 1999 года отличает экзистенциальное воспитание. На примерах употребления жизни его героев и героинь: краснофлотца Степана и стахановца Дормидонта, зеленых капустниц и зубастых рыб, рядового Мамонова и старшины Анахрененко, брюхатых гомеров и рыцарей на иноходцах, поручика Фильдеперсмана и капитана Иванова, Наташи между Вокзальной и Красных Связистов и проститутки-центристки, которая обслуживает двоих, дорогого товарища Жлобина с пламенным мотором и Василия Петровича, который “план выполняет досрочно, на три унитаза дав больше стране”… В общем, все “славные бесы, чумазые боги, слезы-занозы кровью с лица…”. Те, кого автор нежно зовет Великой Несчастной Страной. Деклассированная сущность одних героев соседствует с духовной возвышенностью других и с информированным оптимизмом третьих. Особенно это проявляется в “экзотическом чуде” сукачевской прозы, в которую, мне кажется, совершенно органично вплелись и набоковская языковая сочность, и гоголевская сюжетная фантасмагоричность. Это значит, что в поэте, композиторе, музыканте, актере и режиссере Гарике Иваныче Сукачеве необратимо зреет писатель.
. И. В. Родионова. ОЛЕГ ТАБАКОВ. ПАРАДОКС ОБ АКТЕРЕ. М., ЗАО “Издательство Центрполиграф”, 1999.
. Смотреть на эту книгу — уже эстетическое удовольствие, а уж держать, наслаждаясь твердым целлофанированным переплетом,— тем более. Книга, без сомнения, удалась. И по форме, и по содержанию. Это тот редкий случай, когда издательству повезло с автором, а автору — с издательством. И, конечно же, с героем — выдающимся отечественным “культуртрегером” (здесь и далее — в кавычках — лексика автора книги), не менее выдающимся театральным бизнесменом и даже гипотетическим управляющим российским театральным банком, если, развернув авторский образ, посчитать “загадочную” систему К. С. Станиславского “нашей свободно
конвертируемой валютой”, а в общем, с “гражданином мира” Олегом Павловичем Табаковым. Казалось бы, с таким “счастливчиком” автору просто не может не повезти. Однако не каждый автор способен умело, “легко и весело” описать такой “айсберг”, как Табаков! Как, по моему мнению, не произошло этого при создании предыдущего театрального романа об О. П.: смею утверждать, что филологическая основательность “известного специалиста по драматургии” Владимира Бабенко окрасила впечатления читателя от книги “Путем души, путем таланта: Олег Табаков на сцене и в жизни” в серые пастельные тона. Чего никак не скажешь о книге Инессы Родионовой: ярко, живо и обаятельно, хотя основа книги та же, что и в “предыдущем романе”,— бесконечно ценные беседы и интервью О. П. Табакова. На каждой из 379 страниц — самый крупный киношный план героя и самый ненавязчивый общий план автора, что в театроведческом эпосе — большая редкость. Автор просто растворяется в своем герое, как профессиональный режиссер в профессиональном актере. Вернее, почти растворяется, лишь иногда — в увлечении авторскими ремарками — выдвигаясь на один план с героем. Например, так: “Я знал всё (И. Р. цитирует Табакова.— О. Д.), где и что можно, чего нельзя, вел двойную жизнь, ловчил… (Все порядочные люди вели двойную жизнь еще много лет, пока продолжался нескончаемый застой, только не все в этом признаются.— И. Р.)”. Или так: “Шабаш, иначе и не скажешь, развернулся вокруг 100-летия со дня рождения Ленина. Все театры должны были что-то посвятить юбилею. Выкручивались как могли, но все же большинство театров СССР <…> поставили пьесы, где на сцене появляется сам вождь <…> Вот если бы собрать в одном месте всех исполнителей роли Ленина, загримированных под вождя,— это было бы зрелище не для слабонервных!” Эти субъективные авторские “наслоения”, конечно, несколько осложняют последовательное восприятие текста, но это, скажем так, издержки, которые можно и не заметить,— издержки таланта, а книга, бесспорно, талантлива. Значит, можно сказать, что и герою повезло с автором.
Олег ДУЛЕНИН