Мелочи жизни
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 9, 1999
Мелочи жизни
Павел БАСИНСКИЙ Победители
и побежденныеВ Доме журналиста вручают Пушкинскую премию (от немецкого фонда Альфреда Тёпфера) Владимиру Маканину. На сцене — поздравляющий Андрей Битов, первый лауреат этой премии. Он говорит:
— Володя, мы — победили! Мы — победили! Самое важное, что мы победили!
По телевизору показывают любопытный сюжет. Сергей Никитич Хрущев, сын Никиты Сергеевича Хрущева, приносит присягу на американской конституции, в этот самый момент становясь полноправным гражданином США. Затем — выдержки из интервью с Сергеем Никитичем. “Я счастлив,— говорит он.— Это как вторая молодость. Стать гражданином такой страны — такая честь”. “А вы, э-э, не смущаетесь немного? — лукаво спрашивает корреспондент.— Как бы на все это посмотрел, например, ваш папа?” Он — не смущается. “Папа бы меня одобрил,— лукаво отвечает сын.— Он же всегда мечтал, чтобы наши люди жили в процветающей стране. А сегодня процветающее государство — это США”.
Сергей Никитич, разумеется, шутит. Мерзковато, конечно, но шутит. Потому что он понимает, что гражданство ему дарят не за высочайшие профессиональные заслуги (которых я, впрочем, не исключаю), а за то, что он сын своего папы. Того самого папы, который однажды сказал президенту: ваши дети будут жить в социалистической Америке. А тот ему ответил: нет, это ваши дети будут жить в капиталистической России. Оба, кстати, спор проиграли.
Сынок Никиты Сергеевича Хрущева живет не в капиталистической России, а в социалистической Америке. В которой социализма гораздо больше, чем в капиталистической России, где похерили всякое понятие об общности и государственной ответственности, причем похерили люди из поколения и умственного лагеря Сергея Никитича. Так что наш сынок надул обоих папаш — и папу Карло, и Барабаса.
Но зато он победитель. Любимец и баловень двух систем. Покуда они воевали друг с другом, посылали не таких удачливых сыновей погибать во Вьетнам и Афганистан, оправдывали перед матерями их гибели словами “Freedom is not free” (“Свобода не дается даром”) и “Пролетарии всех стран, соединяйтесь!”, такие вот любимцы искали третий путь, где все будет хорошо. Для них… Для баловней.
Когда я впервые побывал на Западе, вспоминает Сергей Никитич, то сказал папе: “Они не будут с нами воевать!” Хорошо, что Сергей Никитич — не сын Иосипа Броз Тито. А то ведь как ошибся бы! Папа Сергея Никитича между тем слушать-то сына слушал и в цирк гулять водил, но наглый американский самолет на всякий случай приказал сбить. И водородную бомбу — на всякий случай — создавать. Папа Сергея Никитича был хотя и самодур, а все ж не лишенный чувства государственной ответственности.
Сам-то папа Сергея Никитича по жизни своей проиграл. Ибо нельзя считать победой унижение, которое его вынудили испытать люди, буквально вчера еще раболепно на него смотревшие, дружно одобрявшие его малоросские штучки и дрючки.
Семейная хроника. Наш век. Дети проигравшихся в пух политиков оказываются победителями. Зато деспоты-властители оставляют после себя больных и несчастных детей. Василия Сталина по забывчивости чуть было не сгноили в тюрьме. Выпустили помирать от алкоголизма. Сергей Никитич сияет глянцем головы. Площадь глянца настолько велика, что на нем легко отражаются звезды всех американских штатов. На дочь Брежнева, перед смертью выступавшую по телевизору с рассказом о том, как папа не хотел выдать ее замуж за Кио, было невозможно смотреть без слез и зубной боли. А ведь сам-то Брежнев доправил спокойно. Зато дети Ельцина, которого, уж наверное, не отпустят просто домой на покаяние, выкрутятся и будут жить хорошо — почему-то есть такое странное предчувствие. “Что сталось с человеком из-за дочек!” (“Король Лир” в переводе Пастернака). Семейная хроника… ХХ век…
Кто ее напишет? Уж навряд ли Шаров или Лариса Васильева. Здесь требуются перья Шекспира и Голсуорси. Но меня гораздо больше заботит другое. Кто напишет подлинную семейную хронику ХХ века? Неужели мы так и останемся с Кочетовым и Анатолием Ивановым как с единственными хроникерами? И неужели “Журбины” и бесконечно исчезающие в полдень “Тени” и есть наши народные хроники? Да еще и приправим это “Московской сагой” Аксенова, написанной, по некоторым непроверенным слухам, для американского ТV, но все же благосклонно подаренной России… с любовью?
А вот еще бесчисленные мемуары и мемуары. Мемуары победителей. Как я намучился с КГБ, не дал себя одолеть, и даже получил Госпремию, и даже свой театр имел, и вот теперь живу в Германии. Как меня выгонял из СП и травил Семичастный — аж до Коктебеля, аж до Вашингтона, где я ныне и живу.
Мой двоюродный дядя Витя, деревенский житель, первую контузию получил в восемнадцать лет и несколько дней пролежал засыпанный землей, пока его чудом не обнаружили и не откопали. Дошел до Праги, то есть за границей все-таки побывал. Потом пил горькую, потом бросил пить. Потом скончался от рака прямой кишки. Перед этим месяц не ходил в туалет, но крепился, молчал, потому что стеснялся сказать. Такая вот деревенская этика: в пьяном виде гонялся за женой и детьми с топором, а потом стыдился собственного запора. Так и помер, забитый… до предела. Некрасивая смерть… Почему-то считается, что деревенские жители помирают красиво, на утренней заре, под крик петухов и запахи сирени, выстругав себе заблаговременно гроб, напутствовав домашних и осенив себя широким крестом. А они помирают всё от рака, да от сердечных болезней, да от бесчисленных абортов (женщины), то есть того, что как бы положено городским…
Где эти хроники? В какой серии “Мой ХХ век” их искать? Кто-то их пишет?
Зачем победителю мемуары? Победитель должен жадно жить и действовать, наслаждаясь плодами своей победы. Мемуары — удел побежденных. Это им стоит осмысливать свое поражение, примиряться с его горечью, выливая ее на бумагу, льстить себе мыслью, что собственный отрицательный опыт полезен потомкам.
Победителям — зачем?
Затем — подозреваю,— что никакие они не победители. Победитель — дядя Витя. В прямом смысле слова: он выиграл войну. А какой победитель Битов? Аксенов? Евтушенко? И тот же С. Н. Хрущев? Что от их побед досталось другим? О да — проза, стихи. Которые, простите за жестокость, чахнут и помирают прежде своих авторов. На которых уже и поклонники их смотрят как на отработанный пар. Которые давно выступают от своего имени, потому что имя уже не способно выступать само за себя. Которые…
Это — вовсе грустно.
Когда умер дядя Витя, все вдруг вспомнили, что он герой. Что — победитель.
∙